На выработке предвоенного внешнеполитического курса страны сказывалась борьба изоляционистов с интернационалистами, обусловленная различиями в понимании места и роли Америки в мире. Экономический национализм и политический изоляционизм преобладали в первое президентство Ф. Рузвельта (1933–1936 гг.), хотя тогда же было принято такое ответственное решение как дипломатическое признание СССР. Все же достаточно длительное время преобладали акции изоляционистского свойства, увенчавшиеся принятием в августе 1935 г. закона о нейтралитете США (вначале временного), который действовал (с изменениями и дополнениями) до их вступления в мировую войну в декабре 1941 г.
Однако законодательство о нейтралитете США не исключало, а лишь оставляло за ними свободу решения об их участии в «иностранных войнах». По такой же схеме действовал сталинский Советский Союз, заключив пакт о ненападении с Германией, с намерением зарезервировать за собой время активного (и решающего) вмешательства в общеевропейский конфликт. Нетрудно предположить, что пример позднего вступления США в Первую мировую войну (вспомним ленинские высказывания о выгодах для «империалистической Америки» ее длительного нейтралитета) явился одним из источников вдохновения для Сталина при определении им своего курса в начавшейся «империалистической войне», которая еще не стала «всеобщей, мировой»{397}. Как считал Э. Браудэр, генеральный секретарь Компартии США, находившийся в тесном контакте с руководством Коминтерна в Москве, американский нейтралитет служил «моделью» для Сталина{398}.
Правда, нельзя не заметить и существенные различия в общем для США и СССР стремлении до поры до времени оставаться вне войны. Позиция Соединенных Штатов диктовалась преимущественно внутриполитическими соображениями, в частности горьким в сознании общественности опытом американского участия в Первой мировой войне. При ясном понимании президентом Ф. Рузвельтом и государственным секретарем К. Халлом, что американское законодательство о нейтралитете объективно служит поощрению агрессии. Отклики в Европе на отказ Конгресса США летом 1939 г. отменить в законе о нейтралитете пункт об эмбарго на поставки американского вооружения воюющим странам (что лишало потенциальных жертв агрессии надежды на помощь США), по признанию Хэлла, сводились к тому, что это «поощрит Гитлера на новые авантюры»{399}. В общем, ретроспективная оценка политики США в мировой историографии не идет дальше критики пороков американского нейтралитета. Тогда как сталинское руководство, пойдя на пакт с Германией, руководствовалось главным образом — и это зафиксировано документально и многократно — четко выраженной ставкой на то чтобы перессорить многочисленных капиталистических врагов — «чтобы лучше разодрались»{400}.
Англия и Франция, ориентировавшиеся на могущественные, но формально нейтральные Соединенные Штаты, в конечном итоге выиграли от этого. Чего не скажешь о державах нацистско-фашистско-милитаристского блока — Германии, Италии и Японии, проигравших от недооценки американской мощи. Советское руководство также ошибалось относительно возможностей США, довольствуясь при Сталине отсутствием сколько-нибудь существенных политических связей с ними.
Несмотря на официальный нейтралитет, правительство Ф. Рузвельта проявляло большую заинтересованность в положении в Европе, чреватом всеобщим конфликтом. В воспоминаниях П. Судоплатова «Разведка и Кремль» утверждается: Москве было известно, благодаря сообщению члена «кембриджской пятерки» Д. Маклина, что решение англичан вступить в переговоры с Советским Союзом было принято по инициативе американского президента. Через своего посланника Рузвельт предупредил английского премьер-министра Н. Чемберлена, что господство Германии в Западной Европе будет губительным для интересов как Британии, так и Америки. Наши источники сообщили, продолжает Судоплатов, что «Рузвельту пришлось оказать на британцев нажим, чтобы заставить их все-таки пойти на переговоры с Советами по выработке военных мер для противостояния Гитлеру»{401}.
В дальнейшем Соединенные Штаты, пристально следившие за ходом тройственных переговоров в советской столице, по крайней мере, дважды на правительственном уровне рассматривали возможность оказания американского воздействия на ход переговоров. Сначала в апреле, в начале переговоров, позднее — в июне-августе 1939 г., когда переговоры вступили в критическую стадию.
Первый раз это было связано с именем посла США в Бельгии Дж. Дэвиса, второго американского посла в СССР после возобновления двусторонних дипломатических отношений в ноябре 1933 г. До него первым послом США в Москве в 1933–1936 гг. был У Буллит, затем американский посол в Париже.
18 апреля 1939 г. Дж. Дэвис направил из Брюсселя телеграмму президенту Ф. Рузвельту и государственному секретарю К. Хэллу. К этому времени переговоры Англии и Франции с Советским Союзом о совместных действиях на случай продолжения нацистской агрессии в Европе только- только приняли официальный формат.
В телеграмме американского посла говорилось, что «решение Гитлера (о его дальнейших действиях. — В. Н.) будет зависеть главным образом от того, поддержит ли Россия искренне Великобританию и Францию». Свои сомнения относительно позиции СССР на переговорах Дж. Дэвис объяснил ссылкой на то, что «Советы в прошлом не доверяли Великобритании и Франции — ни их целям, ни их действиям». Далее высказывалось смелое утверждение: «Но они доверяют Вам. И они верят мне». Бывший американский посол в СССР предлагал направить его в Москву под благовидным предлогом, но с тайной целью повлиять на советских руководителей, склонив их к соглашению с Англией. В советской столице бывший посол хотел встретиться с М.М. Литвиновым, М.И. Калининым, В.М. Молотовым и даже с И.В. Сталиным — «чтобы помочь скорейшему заключению соглашения с Англией против агрессии». В телеграмме выражалось мнение, что «Гитлер не решится на войну, если ему противопоставить два действующих фронта»{402}.
Одновременно с телеграммой Дж. Дэвис направил Ф. Рузвельту и К. Хэллу личное послание, в котором писал: «Быть миру или войне в Европе этим летом зависит от того, удастся ли Великобритании и Франции заключить с Советским Союзом конкретное соглашение, которое обеспечило бы им военную поддержку России на случай немецкого нападения на Польшу»{403}.
Ответ из Вашингтона последовал незамедлительно — в тот же день 18 апреля. От имени президента и своего К. Хэлл телеграфировал в Брюссель, отклоняя предложение Дж. Дэвиса направить его в Москву с тайной посреднической миссией. Отказ американского правительства государственный секретарь объяснил внутриполитическими соображениями, по которым «как бы тщательно подобная поездка ни была подготовлена, она может быть превратно истолкована. В эти дни, когда наше законодательство о нейтралитете рассматривается Конгрессом, более чем когда-либо важно исключить любой риск»{404}.
Дж. Дэвис, по-видимому, счел момент для своей инициативы назревшим в свете послания Ф. Рузвельта, направленного Гитлеру 14 апреля. С предложением, чтобы Германия дала гарантии ненападения сроком на десять лет 31 стране Европы и Ближнего Востока, включая Советский Союз{405}.[40] Через две недели в речи в Рейхстаге Гитлер отверг американское предложение о предоставлении таких гарантий, а спустя четыре месяца напал на Польшу.
Инициатива Дж. Дэвиса — всего лишь эпизод богатой подобными прожектами дипломатической предыстории Второй мировой войны[41]. Мой интерес к этой несостояв- шейся попытке повлиять на переговоры в Москве объясняется желанием, используя доступные материалы, разобраться в причинах резко негативной оценки американской политики того времени, содержащейся в сталинских «Фальсификаторах истории» (1948 г.){406}. Оценки, явно подверстанной под общий для этой официозной брошюры антизападный лейтмотив.
Несмотря на переговоры с СССР, говорится в брошюре, «Англия и Франция при поддержке правящих кругов США вели двойную игру, рассчитанную на соглашение с гитлеровской Германией с целью направления ее агрессии на Восток, против Советского Союза». И еще: «Соединенные Штаты Америки не только не противодействовали такой пагубной политике, а, наоборот, всячески поддерживали ее»{407}. Стоит, конечно, перепроверить столь определенное заключение о предвоенной политике Соединенных Штатов, многократно повторенное в исторических работах советского времени. Ограничимся ссылкой на официозное издание, двухтомную «Историю внешней политики СССР», не затрагивая работы отдельных авторов, обреченных, в силу тогдашних условий, на повторение официальной версии относительно американской роли. В этом издании утверждается: «Невмешательство США в переговоры о заключении англо-франко-советско- го договора о взаимопомощи расценивалось в Лондоне и Париже как молчаливое одобрение их политики, направленной на бесконечное затягивание и, в конечном счете, срыв этих переговоров»{408}. Но как говорилось выше, со ссылкой на свидетельство П. Судоплатова, американское «вмешательство» началось еще до официальных переговоров, когда посланник Ф. Рузвельта оказал давление на Н. Чемберлена, чтобы Англия заручилась помощью Советского Союза на случай немецкого нападения на Польшу.