Светка, не переставая шмыгать носом, тоже села, и на меня сверкнули в полумраке ее глазищи, в точности такие, как у Светланы Петровны.
— Это вы все меня дурищей считаете, а я знаю, кто это… Знаю! А вот ты вообще ничего не знаешь… Он в нее влюбленный, это же даже трехлетнему ребенку видно!.. Ты заметила, как он на нее смотрит? Нет, ты заметила?!
— Ну и что? И что ты знаешь такое, чего не знаю я?..
— А то, — прошипела Светка, — что это тот самый Родионов, которого бабуля моя покойная поминала все время, когда к нам приезжала… Ты ничего не знаешь, а она маме при мне говорила, мол, надо было тебе за Виталика Родионова выходить, а не за… Ну, не за моего папочку! Они думали — я маленькая, не понимаю, и ругались при мне из-за этого…
— Разве у тебя была бабуля? — спросила я, подсознательно стараясь выиграть время и переварить Светкину информацию.
— Была! Только она маме не мама, а тетка, и ездила редко, она на Урале где-то с мужем служила..
— Как «служила»?
— Ну, чего привязалась к ерунде?! — справедливо возмутилась Светка. — Муж у нее военный, генерал, вот и служил там! При чем тут бабуля? Я тебе про одно, а ты замазываешь… Этот тип, к твоему сведению, раньше папы маминым женихом был, вот!..
Мы помолчали. Светка перестала шмыгать и всхлипывать и сидела на постели молча, уткнувшись лбом в коленки. Я собралась с мыслями.
— Послушай, — сказала я, — ты, собственно говоря, за кого свою маму принимаешь?
— То есть? — Она подняла голову и повернулась ко мне.
— Если она за целых десять лет не вышла замуж, то с какой стати сейчас попрется, да еще за бывшего жениха, которого, если тебе верить, скорее всего, сама же и отвергла?.. Она тебе что — глупая девчонка, что ли? Нет! Глупая девчонка тут получаешься ты. К тому же еще и самым подлым образом не доверяешь собственной матери!
— А ты видела, как они друг на друга смотрят?! — снова взъерепенилась Светка. — Видела?!
— Видела, — сказала я. — Ну и что? Вот станем мы с тобой сорокалетними, небось тоже будем так смотреть на друзей своей юности… Каждый человек свою юность любит, и каждый человек сентиментален, а с годами — тем более!
— Только не мама! — вступилась Светка за Светлану Петровну. — Она наверняка перед ним растаяла… Я ее получше тебя знаю!
— Получается, что, наоборот, гораздо хуже! — отрезала я.
— Почему?
— Потому что я ей доверяю, а ты — нет, сидишь и воображаешь бог весть что… У тебя больная фантазия. Тебе не на психолога с таким воображением надо учиться, а самой на прием к психоаналитику отправляться! Взрослая девица, а…
— Я не взрослая! — неожиданно жалобным голосочком перебила меня Светка. — Я… Я хочу с мамой жить, чтобы ничего не менялось, как всегда… А ты уверена, что она за этого Родионова не выйдет?
— Уверена, — соврала я со вздохом. — Тем более что он завтра уезжает, а работа у него в Белозуеве такая, что в гости не наездишься, некогда. Какой уж тут замуж? Роман и то нет времени завести…
— Еще чего — роман!.. — фыркнула Светка, вроде бы слегка успокоившись. Потом она зевнула и брякнулась на подушку. — Ладно, посмотрим… Давай спать.
Голос у нее все-таки был слегка вредноватый, но продолжать дискуссию я не стала. Спать хотелось ужасно, я отвыкла от московских расстояний и утомилась. Уже засыпая, сквозь дрему я слышала, как в соседней комнате Светлана Петровна говорила по телефону — видимо, со своей «телевизионной» Татьяной, у меня самой начисто вылетевшей из головы.
Но это было последнее, что я вообще расслышала, прежде чем провалиться в сон и увидеть во сне нашего оперативника. Пересказывать, как именно, я не стану, потому что сновидение было глупым…
Светлана
— Я ей не понравился, — вздохнул Родионов и отвел глаза.
— А почему ты ей должен понравиться? — спросила я как можно спокойнее, и достала из буфета давно ожидавшую своего часа бутылку «Киндзмараули» и два фужера. Речь шла, разумеется, о моей Светланке. И мы оба это знали.
— Ну… — начал было он, но я довольно резко его тормознула.
— Тпру, Родионов, тпру… — сказала я и села напротив него за стол. Так или эдак, рано или поздно, но все точки над «и» все равно нужно расставить… Случившееся в прошлую ночь ни мною, ни моим образом жизни предусмотрено не было и оставило во мне ощущение легкого шока, отделаться от которого я никак не могла, следовательно, и трезво взглянуть на ситуацию — тоже. А Виталька, как и в первый раз, гнал лошадей… Так что мое «тпру» тут было куда как уместно!
— Только, пожалуйста, Свет, — попросил он, — не разыгрывай передо мной циничную особу, для которой все вчерашнее — в порядке вещей… Меня ты вокруг пальца не обведешь, и не пытайся.
— Даже не стану напоминать, сколько лет прошло и какова вероятность в этой связи того, что я переменилась. Не переменилась, во всяком случае, в данном отношении. И может быть, это даже хуже, чем если бы переменилась…
Он разлил вино, и мы понемногу выпили.
— Светлана, нельзя любить человека, которого уже десять лет нет на свете, тем более в память о нем губить свою пока что молодую жизнь… — произнес Виталик. А я, разумеется, немедленно взвилась.
— И с чего это ты взял, что моя жизнь — загубленная?! Да сто человек из ста мечтают, чтобы работа у них хотя бы просто была, а у меня она еще и любимая! У меня дочка есть, Катька, наконец, тоже есть… И вообще!
— Ага! — неожиданно ласково улыбнулся Виталька. — Про «вообще» — это ты в самую точку… Светик, ты в зеркало хоть изредка смотришься?
— Как любая женщина, ежедневно, минимум раз пять на дню… При чем тут зеркало?
— При том, что для такой красивой женщины, как ты, и, повторяю, молодой, жить без мужчины — противоестественно… Я уж не говорю о том, что для любого человека противоестественна одинокая старость! Только не вздумай снова заводить песню про свою дочку: ты не глупая баба, чтоб не понимать — отрастит крылышки и упорхнет в объятия какого-нибудь красавца, причем непременно! Маму не разлюбит, конечно, но неизбежно отодвинет в угол… Особенно когда собственные младенцы объявятся. Не думаю, что для тебя идеал жизни — нянчиться с внуками…
— Давно я уже не слышала такой кучи банальностей сразу! — огрызнулась я.
— Свет, а ты никогда не задумывалась над тем, что такое банальность?.. А я задумывался. И пришел к выводу, что банальность — это не что иное, как истина в первой инстанции, срабатывающая со стопроцентной неизбежностью. А поскольку такая неизбежность не всех устраивает и многих раздражает — вот и придумали словечко с отрицательной окраской… Такова человеческая природа, ничего не попишешь! Только как ни назови — а от закономерности, не знающей исключений, все равно никуда не денешься.
