— Во даешь! — фыркнула я. — Оказывается, ты за эти годы еще и философом стал!.. Раньше все про любовь да про любовь, а теперь, чего доброго, по Канту шпаришь?..
— Вообще-то по Фрейду, — ухмыльнулся Родионов. — Но какая разница? Не убегай от сути разговора, Светик, такие номера со мной не проходят — как, уверен, и с тобой…
Ну что я могла ему сказать? Видимо, только правду.
— «Не спеши меня», как выражаются в славном городе Одессе… — усмехнулась я и допила свое вино. Он тоже допил и, как это у него водится, разлил по новой. Потом посмотрел на меня с печалью.
— Да… Наверное, для тебя это именно как спешка и выглядит… Ты ведь, в отличие от меня, не ждала шестнадцать… Да нет, двадцать почти лет, единственного возможного, писанного вилами на воде шанса быть рядом с человеком, который для тебя — единственный…
— А я действительно для тебя единственная? — тихо поинтересовалась я под влиянием «Киндзмараули».
Он ничего не ответил, просто взял мою руку, безвольно лежавшую на столе, и коснулся ее губами. Не поцеловал — а именно коснулся, почти физически пронзив меня какой-то совсем непередаваемой нежностью, горечью, болью…
— Мне больно, — неожиданно для себя сказала я, и Родионов меня понял.
— Прости…
Мы еще посидели молча, думая уже каждый о своем. Наконец Виталик вздохнул и шевельнулся:
— Ладно, Светик, похоже, спать пора. Завтра мне нужно быть в Белозуеве не позже десяти утра, чтобы ничего не упустить… Килин — полный олух с ранним старческим маразмом и целым мешком амбиций…
Вино мы выпили только наполовину, бутылка так и осталась стоять на столе, а у меня почему-то вдруг кончились все силы и одолела такая лень, что я едва заставила себя положить наши опустевшие фужеры в раковину.
Татьяна отыскала за это время всего-то два, как она выразилась, «подлинных» агентства. Оба — со смешными названиями: «Давай поженимся!» и «Семь раз отмерь…» То ли у их владельцев не все было в порядке с чувством юмора, то ли как раз наоборот — более, чем в порядке. Характеристику им она дала исчерпывающую:
— В «Давай поженимся!», Петровна, чтоб ты не сомневалась, для меня лично почва абсолютно тухлая!
— Почему?
— Да потому, что там баб раз в пять больше, чем мужиков, тусуется, все хотят замуж и кидаются на название… А вот второе — то, что надо, мужиков полно, около половины…
— Около половины — это полно? — удивилась я.
— Ну, ты совсем в этом смысле от реальности уклонилась! — поставила мне вслед за Родионовым диагноз Татьяна. А чтоб я не сомневалась, что это именно диагноз, добавила: — Клиника!.. Любая нормальная баба знает, что мужики, жаждущие жениться, во все эпохи — остродефицитны!.. Короче-мороче, мы сотрудничаем с этим «Семь раз отмерь…» Слушай! А тебе-то это зачем?!
Она наконец додумалась до того, чтобы удивиться.
— Только не говори, что решила обрести друга жизни!
— Разве я сказала что-нибудь подобное? — в свою очередь удивилась я.
— А-а-а! — Танька страшно обрадовалась. — Ну наконец-то ты хоть один-единственный раз в жизни среагировала на мои слова!.. Давно пора было заняться этими подонками, торгующими девочками, давно! Что-то долго вы чесались!
Разуверять ее я не стала, все-таки заметив, что большинство «девочек» сами ищут посредников с целью этой самой продажи. На том и расстались: время было позднее, но раньше полуночи Татьяну отлавливать бесполезно, разве что по «сотке», а у меня есть совесть, когда речь идет о платном звонке.
Утром я, в отличие от Родионова, не придававшая столь капитального значения Светкиной реакции на него, слегка позабавилась. Потому что их обоих угораздило подняться ни свет ни заря враз, и они, разумеется, первым делом столкнулись возле ванной. Виталик уступил, пробормотав помимо «доброго утра» еще что-то относительно Светкиной спешки в колледж.
Маленькая ведьмуха поздоровалась сквозь зубы, на остальное не сочла нужным ответить и преимуществом воспользовалась в полной мере: исключительно из вредности просидела, запершись в ванной, на целых десять минут дольше обычного. Конечно же завтракать ей было уже некогда, и, едва одевшись, Светка пульнула в прихожую, а я сунула ей на скаку тридцатник, чтоб подкрепилась в буфете.
Вид у Родионова, когда я вошла на кухню, был такой несчастный, что я не выдержала, рассмеялась и сочла необходимым пояснить ему происходящее.
— Виталий, — сказала я, — успокойся, ради бога! Ты не сам по себе Светке не нравишься, думаю, она тебя просто вычислила, будучи от природы сообразительной девушкой: как-никак оба родителя следаки.
— То есть? — не понял он.
Я вздохнула.
— Ты мою тетушку и ее длинный язык помнишь?
— Не язык у нее был, а чистое помело, — кивнул Виталька и улыбнулся, что-то припоминая. — И что?
— А то! Она, видишь ли, задним числом тебя полюбила, и как я этому ни противилась — а при Светланке не раз горько сожалела, что я вышла замуж не за тебя, а за Сашу… И фамилия твоя при этом звучала, и имя… Ни один ее приезд к нам без таких разговорчиков не обошелся… Думаю, Светка, хоть и было ей тогда лет пять-шесть, все это преотлично запомнила. А тут — ты, собственной персоной, сочетающийся в ее памяти со словом «жених». Именно так тебя и называла тетушка. Кроме того, не сомневаюсь, что у Светки тогда возникали вопросы, которые она ей в мое отсутствие задавала, а та охотно отвечала. Так что ты в глазах моей единственной эгоистки — некто, посягающий на ее единоличную собственность в лице меня… Ты можешь назвать другую реакцию, которая была бы в данной ситуации с ее стороны естественной?
— Выпороть бы их обоих. И ее, и Сашку за его взглядики, — мрачно констатировал Родионов и взялся за яичницу, которую я ему только что шлепнула на тарелку.
— Во-первых, поздно пороть, во-вторых, поркой не поможешь, — напомнила я. — В-третьих, на данном этапе все это вообще не подлежит обсуждению.
Он промолчал, и больше мы к этой теме, слава богу, не возвращались. Виталька уехал сразу после завтрака, невинно поцеловав меня в щечку, поскольку Катька уже успела встать, умыться и как раз шла на кухню завтракать — через прихожую.
Спустя несколько минут я к ней присоединилась, и заодно с яичницей мы распределили между собой два предстоящих визита. Я выбрала «Давай поженимся!», возглавляла которое некая Лидия Ивановна Коломийцева. По словам Татьяны, давшей нам рекомендации к владельцам других агентств, женщина она «за пятьдесят», очень, по Танькиному же мнению, скромная и добрая. Отнюдь не какая-нибудь акула бизнеса. За Катюшей, таким образом, осталось «Семь раз отмерь…», во главе которого был весьма симпатичный и не старше тридцати мужик. Респектабельный на вид и крайне приятный в общении.
