– И к кому же?
– К Распутину!
– К кому? – удивился поручик.
– К Григорию Распутину. Конечно, это не исключает полноценного медицинского обследования. Но я имел возможность убедиться в неординарных лекарских способностях так называемого старца. Произошло это в связи с болезнью Елизаветы Ступиной, невесты Сергея.
– Нельзя ли, Алексей Евгеньевич, подробнее? Вы и Распутин? Это в высочайшей степени интересно.
Покровский поднялся, прошелся по кабинету.
– Ну, скажем, не я и Распутин, а Елизавета и Распутин, даже Кириллин и Распутин. Но раз интересно, извольте. – Князь рассказал историю с болезнью Елизаветы.
Выслушав ее, поручик спросил:
– И что, после вмешательства Распутина Лиза пошла на поправку?
– Да. Сейчас она здорова.
– Хм! Значит, правду говорят о чудесной силе Распутина?
– Я лично был свидетелем этого. Вспомните, что только он каким-то образом умудряется лечить наследника престола.
– Об этом я слышал. Так вы предлагаете обратиться к Распутину?
– Почему бы и нет? Хуже-то не будет. Если, конечно, вы согласитесь.
– Я согласен.
– Тогда после обеда и поедем. Адрес мне известен. Представляю, как удивится Распутин, увидев меня.
– Нет, Алексей Евгеньевич, если ехать, то немедленно.
– Понимаю. Хорошо. – Покровский вызвал денщика: – Степан! Нам нужен извозчик.
– Сейчас будет, ваше превосходительство. Они недалече гуртуются.
– Давай, одна нога здесь, другая там.
– Слушаюсь!
Через полчаса пролетка остановилась у знакомых ворот. Калитка была открыта, неподалеку болтался человек в штатском, но явно имеющий отношение к охранному отделению. Дворника не было.
Покровский с Дольским прошли к подъезду, знакомому князю, поднялись на второй этаж. Покровский постучал.
Дверь ему открыла молодая девушка в скромном платье.
– Добрый день! – поздоровался князь. – Извините, но мне нужен Григорий Ефимович. Я князь Покровский.
– Здравствуйте. К сожалению, отец не сможет принять вас, ему нездоровится.
– Настолько, что он не может уделить нам пару минут?
Из квартиры донеслось:
– Кто там, Маша?
Девушка обернулась:
– Князь Покровский с офицером, папенька.
– Пусть войдут.
Девушка отошла в сторону.
– Так вы дочь Распутина? – спросил Покровский.
– Да, старшая, Мария.
– Помогаете отцу?
– Вы проходите, пожалуйста.
Мария Распутина явно не привыкла отвечать на вопросы, касающиеся лично ее.
Офицеры застали старца в гостиной, куда он вышел из спальни в нижнем белье, взлохмаченный, босой.
– Приветствую тебя, князь. Не ожидал еще раз встретиться. Но… – Он замолчал, взглянул на Дольского, подошел к нему вплотную, взял за голову: – С фронта недавно?
– Да.
– Германских газов отведал сверх меры?
– А есть ли эта мера?
– И то правда, нет. – Распутин прожигал поручика огненным взглядом. – Страшишься умереть, да? Можешь не отвечать. Это тебе не страшно. Самая жуть – медленно гнить в постели, так?
– Да уж, я предпочел бы умереть на поле брани.
– Тогда не страшись. От болезни легочной не помрешь. В постели гнить не будешь. А подлечиться надо. К докторам не ходи, без толку. Лекарства пропишут, да не нужны они, одно лечат, другому вредят. А возьми ты две горсти сухой травы зверобой, кипятком залей и завари как чай обычный. Процеди, добавь кашицу из листьев столетника, меда, белого вина в равных долях смеси и отвара. Поставь все в холодное место, можно в воду, которую следует менять, и так продержи недели две. Потом пей. Поначалу немного и каждый час. Почувствуешь облегчение – хлебай побольше и через три часа. Так месяц. Будет нужда, после перерыва в две недели повтори лечение. Но обычно даже у тяжелых пациентов через месяц наступает облегчение. Запомнил?
– Не все, – признался Дольский.
Распутин позвал дочь:
– Маша! Поди сюда.
Девушка вошла в гостиную.
– Запиши поручику рецепт снадобья из зверобоя от легочной болезни. Да укажи, как принимать следует.
– Хорошо. Подождите, пожалуйста.
Мария ушла.
Покровский сказал:
– Воспитанная и образованная у тебя дочь.
– А как иначе при таком отце? – Распутин рассмеялся, но только губами.
В глазах его отражалась боль. Видно было, что он действительно страдал, но держался, умел владеть собой.
– Это верно, – заметил князь.
Распутин перестал смеяться и проговорил:
– Мучаешься, что государь отлучил тебя от дел? А что я говорил? Будет такое время.
– Но ты говорил и то, что он вновь позовет.
– Да. До того осталось недолго. То, что я после сказал, помнишь?
– Конечно.
– Помни. Пойду я прилягу, нехорошо мне. Видишь как, князь, получается, других лечу, себе же помочь не в силах. Но полно, встану на ноги. Я крепкий.
– Деньги возьмешь? – спросил Покровский.
Не оборачиваясь, Распутин ответил:
– Знаешь, куда отдать их. Прощай, князь. – Он скрылся в спальне.
Мария вынесла рецепт. Офицеры покинули квартиру старца.
На улице Дольский сказал:
– А он, я имею в виду Распутина, действительно человек необычный. Вроде просто говорит, а слова проникают в душу, порождают какую-то внутреннюю силу.
Покровский кивнул:
– Согласен, граф. Старец говорит то, что ты хочешь от него услышать.
– Но откуда он знает, кто и что желает?
– В этом-то и загадка его личности. Теперь вы имеете рецепт. Я уверен, что снадобье Распутина поправит ваше здоровье. Теперь, наверное, можно и отобедать?
В то самое время, в конце августа 1915 года, когда император объявил себя Верховным главнокомандующим, в швейцарской деревне Циммервальд собрались представители левых партий европейских государств, в том числе России, Германии, Франции, Италии. На конференции обсуждался вопрос о борьбе пролетариата за мир. Ее левое крыло во главе с Владимиром Лениным призывало рабочих превратить «империалистическую войну в войну гражданскую» с целью захвата власти.
Но большинство делегатов было настроено не столь радикально. Им больше импонировал манифест, написанный Львом Троцким. В нем подвергались осуждению все социалисты, работающие в правительствах воюющих стран и голосовавшие за военные бюджеты. Манифест призывал пролетариев начать борьбу за мир «без аннексий и контрибуций».
Данный документ быстро распространился по всей Европе. Несмотря на его запрет во всех воюющих странах, он дал сильный толчок революционному движению.
В Государственной думе представители кадетов и прогрессистов начали сближение с левыми октябристами, земцами и группой центра. Их общая программа требовала амнистии всех делегатов Думы, понесших наказание за политические преступления. К ним примкнули даже некоторые члены Государственного совета, требовавшие отставки правительства.
Николай Второй отнесся к этому с решительным протестом. Он поручил председателю Совета министров Ивану Логгиновичу Горемыкину объявить перерыв в работе Думы. Это распоряжение по сути дела, было ответом на требование депутатов о передаче власти так называемым общественным деятелям.
В результате 3 сентября думская сессия была прервана. Революционно настроенные депутаты устроили скандал. Оппозиция избрала делегацию к царю, но он и не подумал принять ее.
В ответ на провокационные действия законодателей император провел в ставке заседание Совета министров, на котором отчетливо выразил свою волю – посвятить все силы ведению войны. Министры, которые настаивали на уступках, были уволены. В отставку ушли А. Д. Самарин, исполнявший обязанности обер-прокурора синода, князь Н. Б. Щербатов, с июня месяца занимавший должности министра внутренних дел и главнокомандующего отдельным корпусом жандармов. Вскоре за ними последовали главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин и П. А. Харитонов – государственный контролер, статс-секретарь.
В то время как в тылу велась борьба за «министерство доверия», на Юго-Западном фронте русские войска добились крупного успеха у Тернополя.
В отличие от жителей столиц солдаты и офицеры считали, что именно государь должен стоять во главе не только армии, но и всей русской жизни.
Естественно, что обстановка в стране в большой степени зависела от событий на фронте. Когда он установился, миллионы беженцев были размещены в тылу, нормализовалось железнодорожное сообщение, в государстве наступило успокоение.
В спешном порядке начала развиваться военная промышленность, строились новые заводы, переоборудовались старые. С союзниками, преимущественно США и Англией, было достигнуто соглашение, касающееся оплаты крупных военных заказов, размещенных там.
Императрица Александра Федоровна была самым близким государю человеком, только ее Николай посвящал в свои планы. Она полностью разделяла взгляды супруга, и он всегда мог на нее положиться. Поэтому примерно раз в месяц Николай приезжал на несколько дней из ставки в Царское Село.
