Я поняла. Я стала иной. Я уже больше не была той девочкой, которая уехала из Сайгона. Я пережила болезнь и бред, и, может быть, однажды мне удастся сбежать отсюда. До тех пор пока я снова не окажусь в Сайгоне, я буду носить это новое имя. Ханна. Имя позора. Имя моей кары. Кары, которая постигает тех, кто убегает из дому.
Прошел год. За этот год я научилась равнодушно выносить то, что делали со мной мужчины. За этот год я научилась понимать их язык и даже говорить на нем, пусть и с очень сильным акцентом. За этот год я не раз мечтала о побеге, но не имела сил его осуществить.
Время от времени я вызывала неудовольствие других девочек, которые смеялись надо мной из-за моей внешности и речи. Но Ариана защищала меня и даже стала моей подругой. Может быть, я оставалась там только из-за нее.
Зима 1926 года выдалась довольно мягкой, но она сопровождалась сильными бурями, которые заставляли наших клиентов сидеть дома. Девушки волновались. Даже если клиенты не ходили в бордель, бандиты Хансена появлялись тут регулярно, чтобы пользоваться нашими услугами. Я познакомилась с одним из них. И мне очень не хотелось, чтобы эта встреча повторилась.
Может быть, причиной тому были штормы и сырая погода, но Ариане вдруг стало плохо. У нее начались приступы кашля и немного повысилась температура. Тем не менее она продолжала работать из-за страха перед Хансеном и Жизель, которая управляла борделем.
— Ты уверена, что у тебя нет чахотки? — однажды услышала я вопрос одной из девушек, обращенный к Ариане.
Я спряталась в нише за тяжелой занавеской — это было единственное место, где я не была выставлена на всеобщее обозрение. Здесь я могла оставаться собой и на какое-то время снова оживлять в себе девочку по имени Хоа Нхай.
Ниша была тем местом, где я могла предаваться мыслям, испытывать желания и даже давать волю гневу. И, кроме того, строить планы побега. Пусть даже я и не знала, смогу ли когда-нибудь их осуществить.
— Откуда у меня чахотка? — ответила Ариана, и по ее голосу было слышно, что этот вопрос испугал ее.
— Потому что ты постоянно кашляешь, — ответила Минна. — Жизель уже что-то заподозрила. Она считает, что чахоточным тут не место.
Минна была подругой Арианы, и за это время мы с ней тоже поладили. Такое отношение ко мне было, наверное, исключением: большинство девушек шипели «косоглазая», когда я проходила мимо них.
— Это не чахотка, — тихо ответила Ариана. — Доктор Холлербрукк считает, что у меня слабые легкие. Мне нужно сменить климат, но как это сделать? Хансен определенно не намерен вывозить нас на загородные прогулки.
— Но все равно тебе следует быть осторожной. Сейчас к Хансену поступает так много нового товара, что мы ему уже не нужны. А скоро, конечно, тут появится еще больше молодых девок, на этот раз, наверное, из Африки.
Сразу же после этих слов перед моим мысленным взором появились картины ужасного плавания. То, что другим девочкам придется пережить то, что пережили мы с Тхань, тяжелым грузом лежало у меня на сердце. И вдруг ниша показалась мне невероятно тесной и мне захотелось убежать отсюда, потому что в ушах у меня снова и снова раздавался крик Тхань. Но я не могла уйти, прежде чем Ариана и Минна закончат разговор. Иначе они могли заподозрить, что я их подслушиваю.
Позже, когда я выбралась из ниши и вытеснила печаль и тоску о Тхань в самый дальний угол своей души, мне стало понятно, что может означать этот разговор.
Что будет со мной, если у Арианы действительно чахотка и она не сможет больше работать? А если ей придется уйти отсюда? Тогда я буду совершенно беззащитна перед другими девушками!
— Эй, что с тобой? — проворчала Ариана, войдя в комнату.
Пора было готовиться к приему клиентов. На Гамбург опускался вечер. Пройдет еще немного времени, и первые мужчины уже будут стоять на пороге.
— У тебя заплаканное лицо. Какие-то неприятности?
Я отрицательно покачала головой:
— Нет.
Но у меня не было желания объяснять ей, почему у меня опухли глаза и покраснели щеки.
Ариана вопросительно посмотрела на меня.
— Ты тоскуешь по дому, да? — Она не стала ждать моего ответа. — Да, это чувство испытывают все. При условии, конечно, что у человека есть родина. А если кто-то, как я, попал сюда из глухого, забытого места, где люди друг для друга ничего не значат, то никакой ностальгии у него нет. В лучшем случае он чувствует отвращение к новому месту. Зато у тебя на родине, наверное, очень красиво.
Я кивнула, радуясь тому, что она не подозревала о настоящей причине моей печали.
— Да, моя родина действительно прекрасна. Там растут пальмы. У Меконга тысячи рукавов, по которым его вода течет в море.
— А небо? — взволнованно спросила Ариана. — Какое у вас небо? Оно такое же синее, как здесь летом? Или желтое, как рассказывают матросы?
— У нашего неба много красок, — ответила я, и вдруг у меня на сердце потеплело.
Незаметно для себя я неожиданно перешла на родной язык:
— Во время сезона дождей небо действительно кажется желтоватым, но чаще всего оно имеет сияющий голубой или синий оттенок, а потом становится зеленым, изумрудно-голубым или розовым, особенно по утрам. Вечером оно красное, как огонь, а ночью фиолетовое или иссиня-черное, с серебряными звездами.
И лишь когда я заметила удивленный взгляд Арианы, мне стало ясно, что она меня не поняла. Я попыталась еще раз перечислить цвета, но уже по-немецки. А когда мне это не удалось, перешла на французский, на котором я говорила гораздо лучше.
— Чудесная страна! — ответила Ариана печальным голосом. — Как бы мне хотелось ее повидать.
При других обстоятельствах я пообещала бы взять ее с собой и все ей показать, однако это было невозможно. Мы обе находились в заточении, в холодном штормовом Гамбурге, где, кроме оттенков серого, было очень мало красок, да и те казались покрытыми какой-то пеленой.
На следующее утро мы проснулись оттого, что кто-то сильно колотил в нашу дверь.
— Ханна, ты должна зайти к Жизель!
Я не узнала, чей это был голос, но поняла, что нужно торопиться.
— Что случилось? — проворчала Ариана.
— Меня вызывает Жизель, — ответила я, выбираясь из постели и нащупывая платье.
— Разве ты не отдала ей вчера деньги?
— Конечно, отдала! Не знаю, что ей нужно.
Я заколола волосы на затылке, надела домашние туфли и покинула комнату.
Уже издалека мне были слышны голоса других девушек. Тут явно царил переполох.
Перед кабинетом Жизель образовалась довольно большая толпа. Девушки стояли друг за другом, вытянув шеи. Когда я протискивалась мимо них, они шипели мне вслед ругательства, которых я не понимала.
