наркотикам тяги нет…
– В артистической среде зависимости и комплексы легко приобретаются, – уклончиво обобщил Жагин свое желание иметь эту картину. – Я ведь был посредником между купцами и похитителями…
– Хочешь спросить насчет того, что ты станешь владельцем этой картины? Возражаю ли я, чтоб она у тебя была, как у нового хозяина – так?
– Ну, как-то так… Если желаешь, дядюшкина картина будет в нашей совместной собственности… Обобществлена старыми друзьями – не возражаешь за такой исход?.. Вернем в Можайск, на родину, в родной дом…
– Но дом-то бабушкин задарма продан…
– Ты ведь ее, картину с луной, случайно на чердаке обнаружил – не так ли? Даже не знал, что она тебя к душевным трудам потянет – так?..
– Так… Только, Серж, она тоже плакала кровавыми слезами, какой-то знак непонятный давала, призывала, как земляка Пильняка… Отсюда и череда странных мистических обстоятельств – вокруг да около Николы Можайского, Соляного Амбара, всего, что связано с яркой поэзией поэтов, посвятивших стихи Пильняку – Пастернака, Ахматовой… Иногда мне, думая о луне над Соляным Амбаром, кажется, что и Есенин тоже посвятил свои последние предсмертные стихи нашему земляку Пильняку…
– Возможно… Но я вот тебе что скажу, старик… Ты сам пиши стихи, они меня бодрят в этой опасной греховной жизни, где Эдики наверху, а нас с тобой под плинтус загнали… ну, загоняют обстоятельства… Я в Польше попал в один артистический салон… Там вся элита – ярые почитатели Окуджавы и Бродского… Как стонали шляхтичи, ужас, как стонали: надо же Иосиф умолял власти отца отпустить к нему в Америку… А нобелевскому лауреату отказали в этом, и он переживал об этом, мучился всю оставшуюся жизнь – отца не похоронил ни в Питере, ни в Америке… А я вспомнил твои рассуждения о поэтах, любителях славы и денег, в любой последовательности, лишь бы больше денег и славы через интерес к себе, востребованность… Не мог я вслух оппонировать шляхтичам, шайками, как в бане закидали бы, под плинтус загнали бы… Но подумал: об отце вряд ли Иосиф думал, когда на запад, в Америку намылился за славой и деньгами, за признанием элит, дающих нобелевки вне очереди… – Жагин поморщился, дернул щекой и закончил неожиданно. – А ты, старик, молодец, отца похоронил, мать бережешь, хотя догадываюсь, что тебе бы с твоими знаниями и достижениями были бы рады и на западе, и на востоке… А Бродский не похоронил отца, погнавшись за славой мирской преходящей и деньгами, чтобы грести их лопатой… Какой из него профессор университета… Его с семиклассным образованием школьного неуча, не способного осилить полный курс школы, толкнули на профессорскую должность в каком-то универе, а он растопырился – слава, деньги, студентки сексапильные… А отца кинул, сбежав от его старости, от исполнения сыновнего долга… А тебе, профессор, респект от можаича за то, что род свой уважил через достойные похороны достойного отца, за образ Николы Можайского, на обозрение выставленного из плена запасников, пока временно, а потом на веки вечные…
– Вот вы где, отшельники… – к ним подходила их коллега по Фонду, заместитель председателя Александра Николаевича, говорливая Лариса Сергеевна. – Уединились для обсуждения победы нашего фонда в условиях неопределенности и шатания в высших сферах. А наш фонд на коне. И святыню Николы из плена вызволил, и эпохальную экскурсию горожан по почину «Новой жизни» организовал, все вовремя и актуально, кстати, администрация района и области в абсолютном восторге, в состоянии эйфории при головокружении…
– …от успехов наших… – подсказал Жагин, – как любил говорить вождь, друг детей и физкультурников.
И Лариса Сергеевна затараторила, что и «прелести капитализма» можно поставить на службу общественным интересам и значение их фонда возвысить через связи с сильными мира сего, пусть на районном уровне, но все же, все же…
– Бояр, друг и однокашник Славки помог, – улыбнулся Жагин, – читал я об этой услуге районного олигарха…
– Вячеслава на том свете, а на этом свете… да, я уломала Александра Михайловича, директора Можайских электрических сетей «Мосэнерго» предоставить горожанам автобус для поездки в Третьяковку, чтобы этот день навсегда вошел в историю города. – С пафосом заключила Лариса Сергеевна.
– Молодец советник по культуре главы района и бывший завотделом культуры, – похвалил Жагин коллегу с подначкой, выжидающе глядя на Александра. Красиво все вышло, и Бояр подсуетился. Все молодцы.
– Конечно, молодцы, – согласился Александр, – для сорока горожан праздник. – Жаль, не всех желающих горожан удалось вывезти к нашему Николе Можайскому в Третьяковку…
– А то… Только всех желающих привезти в Третьяковку на праздник души и капиталисту районному Бояру не по силам… – усмехнулась коллега. – На автобус раскошелился олигарх-капиталист – и за то спасибо… – И ласково обратилась к председателю фонда. – Праздники праздниками, война войной, но обед по расписанию. На Николу Зимнего, 19-го напоминаю о вашем докладе на Никольских юбилейных чтениях – как-никак в пятый раз поводим. Возникшие традиции нерушимы.
Александр кивнул головой: само собой, традиции тверды и нерушимы никакими жизненными обстоятельствами. Когда она отошла, Сергей развел руками и рассыпался комплементами с искренним удивлением:
– Всегда удивлялся тебе, старик, как тебе из абсолютно разных людей, со своими характерами и особенностями психи удавалось сколачивать сильные футбольные и хоккейные команды… Вот фонд победный сколотил… Старый, рад за тебя… Ты сегодня мне праздник души подарил… Давай я тебя у статуи Николы щёлкну – на память… Тебя или с матерью… Будешь память освежать, и…
– Нет, спасибо, – твёрдо сказал Александр. – Память у меня с мамой здесь. – Он показал пальцем на голову и на грудь. – Руки и душа у мамы оттаяли после потери отца сегодня у образа Николы – это уже многого стоит, такое не забывается… Это и есть память человеческая… У фотографии своя специфика, у мозга и души внутри – своя…
– Ты своей матери драгоценную, нет, бесценную жизнь продлеваешь – это здорово… И Никола Можайский тебе союзником оказался в добром, святом деле… И жизнь свою скорректируешь, благодаря таинству святыни Николы и ключа Соляного Амбара к истине жизни-судьбы прошедшего, настоящего и будущего…
– Возможно, я себе новую жизнь выстраиваю и выстрою… Благодаря явлению Николы Можайского в мою судьбу, забывая прошлые препоны и тернии в карьере тянущего в гору неподъемный воз для научного мерина – без обид на препоны и тернии по дороге… Победная независимость, и истинная или кажущаяся неуязвимость от зла – через таинство явления в жизнь и судьбу Николы Можайского – дорогого стоят…
18. На стыке веков и миллениумов
Перед самым Днём города на Николу Вешнего-2000 Жагин позвонил Александру и как-то
