сдать отборочные нормативы и принять участие в надежде обрести не только славу, но и весьма внушительный приз. Например, за первое место в номинации к золотой медали давали еще и пять тысяч рублей. Не баснословно, конечно, но очень ощутимо даже для богатых людей.
И вот игры закрыли.
Торжественно.
Пафосно.
Громко.
Запустив программу народных гуляний до самого вечера. С ночным маскарадом на Красной площади.
Алексей же уезжал.
Он и так задержался. И теперь спешил на свой пароход, чтобы нагнать посольство в Иран. То должно в крайнем случае дожидаться его в Астрахани. Но это было не желательно. Все-таки город там был плохо благоустроен, маленький, практически фактория, отчего продолжительный постой там мог сказаться на лоске делегации…
— Слышал, что сказал посол персов? — спросил царь сына.
— Об этих играх? Нет. Меня отвлекли.
— Он пообещал, что на следующие от его страны приедет много участников. Чтобы и на кулаках, и на саблях подраться, и из лука попытаться взять приз. Говорил, что потрясен до глубины души. И в самым ярких красках опишет все своему государю. Не только ему. Всем влиятельным знакомым.
— Славно, — безучастно кивнул царевич.
— Просто славно?
— А что я могу сказать? Чем больше участников, тем лучше. Хотя на эти ехать не захотели. Кривили нос, ссылаясь на религиозные запреты. Бесит. Как будто Всевышний углядел в таких играх что-то дурное.
— Азарт, — пожал плечами отец.
— Ой… ну какой азарт? Это соревнования личной выучки. Кто лучше упражнялся, тот и победил. Вон, выходец из державы Цин взял серебро на луке и золото на конном луке. Где там азарт? Просто он умеет стрелять из него. Обширная практика, отменный навык — и вот — результат на лицо. Не удивлюсь, что после такого успеха сведения об играх доведут до их императора. И подготовкой участников займется кто-то из высокопоставленных чиновников.
— Они ведь тогда все медали станут забирать. — недовольно буркнул царь.
— А мы сами не так делаем? — улыбнулся Алексей. — Впрочем, кто знает, как там все повернется. Может император и не заинтересуется.
Петр скривился и махнул рукой, давая понять, что эта тема его не интересует.
— От Натальи Алексеевны пришло письмо. — сменил тему сын.
— Что там?
— Наша партия аспирина продалась. Ушла со свистом. Поначалу осторожничали. А потом, как распробовали, просто смели. Она пишет — огромный предзаказ.
— Странно, — покачал головой царь. — Неужто они так болеют?
— Аспирин ведь и головную боль после вчерашнего возлияния снимает. — с лукавой улыбкой ответил сын. — Отчего он и стал бешено популярным у богатых людей в Мекленбурге и округе. Даже несмотря на совершенно безумную цену. Хуже того, ей из Варшавы написали. Просят и им поставлять. Хоть немного для королевского двора.
— Как интересно… — удивился Петр Алексеевич. — Ты мне то не забудь отложить.
— Может осторожнее будешь с выпивкой? Здоровье то оно не казенное. Я смотрю она тебе все тяжелее дается.
— Вот только не надо зудеть! — раздраженно воскликнул Петр Алексеевич, которого такие заходы сына иной раз совершенно бесили.
В свои тридцать шесть лет он уже имел крепкую зависимость от этой «живительной влаги», то есть, являлся нормальным таким, «полноценным» алкоголиком. Не горьким, конечно, но и слава Богу. Главное во всем этом деле то, что царь не видел в подобном времяпрепровождении ничего дурного. И во время дебатов с сыном нередко приводил в пример массу великих личностей с таким же «хобби».
А него тем временем шли начинались запои.
Не часто. Но симпозиум почти всегда имел недельное или даже двухнедельное последствие. Да и вообще… ситуация потихоньку усугублялась. В пьяном виде царь чудил, был шаловлив без меры и похотлив. Отчего имел немало любовниц. Нередко случайных. Но ни с одной из них у него не завязывались душевные отношения. Секс, просто секс.
Рабочую активность этот образ жизни гасил изрядно.
И чем дальше, тем сильнее.
И работу сыну затруднял, так как алкоголь очень негативно влиял на мозг, угнетая адекватную мыслительную деятельность. Так что объясняться становилось все труднее и труднее. Хотя Петр Алексеевич и доверял сыну безмерно, но легко подпадал, с бодуна или «синим» под чье-то влияние. Отчего конфликты это порождало постоянные. И Алексею приходилось терпеливо их разгребать.
Разговоры же не давали никакого эффекта.
Вообще.
Только злили государя.
— Голландцы тебе что ответили про компанию? — сменил тот тему.
— Пока ничего. Думают.
— А чего там думать?
— Это очень большие деньги и такие же огромные риски. Впрочем, я уже начал готовить печать облигаций. Ювелиры режут лекало. С голландцами или без них — облигации все равно потихоньку вводить нужно.
— Ох… без них то боязно.
— А чего боязно? Они так и так обеспечены только нами. Голландцы в этом деле лишь громкое имя для повышения веса репутации. Что, де, даже такие люди не побрезговали, рискнули. А так, в принципе, мы и сами справимся.
— Может тогда пока повременим с этой историей?
— Ты имеешь в виду учреждение компании Дальних морей?
— Да.
— Так что в ней не так? Подставные лица организуют обычную финансовую пирамиду, привлекая акционеров большими дивидендами. После, через фиктивных поставщиков уводят деньги. Ну и объявляют о своем банкротстве. Ничего сильно сложного и хитрого. Банальность. Зачем временить то?
— А если вскроется? Репутацию измараем. А эти облигации нам сейчас важнее.
— Эта компания сильно ударит по французам и их союзникам.
— Что ты на них взъелся-то?
Алексей достал из внутреннего кармана сложенную в четверо бумагу и протянул отцу. Молча.
Тот так же молча ее принял. Развернул. Прочел.
Выпучил глаза, поперхнувшись.
Еще раз прочел.
— Как ты видишь у моей любви есть некоторые основания.
— А с этим что делать будешь? — кивнул Петр Алексеевич на бумажку.
— Поиграем, — многообещающе оскалился царевич…
Так они и добрались до места, где некогда стоял Воробьев дворец. Его уже разобрали. И во всю шли работы по котловану для нового.
Вышли из кареты.
— К выезду все готово, — произнесла Агнесса, подойдя.
И в этот момент в сарае механической мастерской что-то лязгнуло и решительно распахнулись ворота. Слугами. Вслед за которыми оттуда медленно явился трактор…
Петр аж глаза протер, смотря на него.
Паровая машина, навроде той, что на паровоз ставили, только втрое меньше, размещалась на жесткой клепанной
