теми людьми. Но, учитывая, что выбора у вас не было, то считайте, что вы просто случайная жертва, – старик пожал плечами без тени сожаления на лице.
В дверь вошли двое военных в черной форме, подошли ко мне и связали руки за спиной, больно перетянув запястья.
– Какие-то у вас средневековые методы, – я даже усмехнулась. И откуда во мне столько смелости, столько резкости – этот мир удивительным образом изменил меня.
– Не знаю, о чем вы говорите. Но если вы думаете, что мы не умеем пытать пленников или добиваться своего силой, то очень сильно ошибаетесь. И да, веревки мне нравятся больше, чем всё остальное.
Я не стала ничего отвечать этому ненормальному старику. Они что, действительно собираются меня пытать? Эта мысль никак не укладывалась в голове. О пытках я читала в книгах, смотрела в фильмах, да иногда проскакивали какие-то новости – но это всё не про мою жизнь. Нет. Старик прошёл вперед, и солдаты повели меня следом за ним. Мы шли по длинному сырому коридору, похожему на тот, который пролегал под главной башней, со сводчатым потолком. Но этот коридор гораздо уже и более тёмный, совсем как настоящее подземелье. Да уж, антураж, похоже, соответствует стилю жизни. Я не испытывала страха, скорее недоумение, удивление, – всё что угодно, но не страх. Не могут быть эти люди такими дикарями, чтобы использовать пытки и изощренные допросы. Да и зачем?
Пол заметно уходил под уклон, значит, мы спускались всё ниже и ниже. Скоро перед нами показалась огромная дверь, тяжелая, кованая. Рядом с ней стояли двое солдат в такой же черной форме, как и те, что вели меня. Судья кивнул, и один из них открыл дверь. За ней оказалось небольшое помещение, предбанник, и заканчивался он решеткой, которую с другой стороны охраняла так же пара военных. Тюрьма. Конечно же, куда ещё они могли меня вести? Мы прошли вперед, по обе стороны от прохода располагались камеры, за решетками не было видно людей. Камеры были разными – одни большими, другие маленькими. Я смотрела по сторонам и ждала, когда мы остановимся. Но мы всё шли и шли.
– Рина! – я услышала голос Линкока, он доносился из камеры чуть впереди по правую руку от меня. Сквозь решетку, плотно прислонившись к ней, на меня смотрел капитан. Это действительно был он. Когда мы поравнялись с его камерой, я успела увидеть, что у него забинтована рука и нога, здоровой рукой он опирался на костыль. В углу камеры стояла кровать, и на ней лежал бледный Франц.
– Капитан! – шепотом воскликнула я. Но где же Рей?.. Линкок поняв мой немой вопрос, едва заметно кивнул вперед, на противоположную камеру.
Я повернула голову и успела заметить силуэт Рея. Он не подошёл к решетке, стоял в тени. Живы. Все они живы. Теперь мне будет легче, моя совесть перестанет мучить меня за то, что я бросила их в беде. Хотя и спаситель из меня никакой. Меня саму снова нужно спасать, если это вообще возможно.
4.
Мы дошли до конца помещения, и вышли через противоположную дверь в очередной коридор.
– Разве вы вели меня не в тюрьму?
– Нет. Мы не можем допустить, чтобы вы успели поговорить с Реем и компанией раньше, чем с нами. Да и им надо показать нашу добычу. Теперь руки у них связаны, почти как у вас, – судья улыбнулся отвратительной улыбкой, от которой мне захотелось плюнуть ему в лицо.
Коридор кончился раньше, чем предыдущий, мы снова прошли сквозь тяжелые двери и оказались в полукруглом помещении абсолютно белого цвета. Меня провели в первую дверь слева. За ней оказалась комната без окон, всё в ней было белым – стены, пол, потолок, кровать, стол и стул. Ярко горели лампы, усиливая белый цвет. Я зажмурилась – опять этот ненавистный цвет, сколько же можно.
– Это ваша комната, дорогая гостья. Переоденьтесь, – старик указал на кровать – там лежала совершенно белая одежда, какой-то балахон с длинными рукавами.
– Может быть, вы выйдете хотя бы?
– Чтобы вы сделали что-нибудь? Спрятали одежду, например, или то, что может быть в ней? Развяжите ей руки! – солдаты развязали веревки и встали к двери, преграждая мне путь. Старик пристально смотрел на меня, не давая возможности переодеться спокойно. Как же это противно – снимать одежду под насмешливым взглядом гадкого старика. Я быстро переоделась, стараясь не оголять своё тело полностью, чувство брезгливости не покидало меня ни на секунду, казалось, что я раздеваюсь перед половиной города.
– Довольны? – белый балахон был длиной до пят и почти полностью скрывал даже ладони.
– Вполне, – он забрал мои вещи, – до скорой встречи. Отдыхайте.
С этими словами Судья и солдаты вышли, а я осталась одна. Похоже, что эта комната – карцер. Ну что же, здесь хотя бы не сыро и вполне сносная кровать. Я легла, надеясь отдохнуть, но заснуть мешал белый свет. Я пыталась прикрыть глаза ладонями, локтем, потом укрылась одеялом с головой, но это мало помогало. Через какое-то время мне удалось задремать. Пока я спала, мне принесли еду – и она тоже была белой! Молоко в белом стакане, белый рис на белой тарелке. Они что, издеваются? Кое-как проглотив обед (если только это был именно он), я стала ходить по комнате. Белый цвет раздражал, балахон мешал двигаться. Я не знала, куда себя деть, и снова забралась под одеяло. Надо придумать что-то, какую-то стратегию спасения. Но я не могла даже предположить, о чем члены Совета хотят со мной поговорить. Что они уже знают и что рассказали им капитан, Рей и Франц? Какую цель преследуют правители?
Долго думать не получалось, я всё время открывала глаза и снова видела белый цвет вокруг. Глаза начинали болеть от света, но его не выключали. Стоит дождаться ночи, и тогда соображать. Но и ночь никак не наступала. Бесконечный белый день. Я сидела на стуле, лежала на кровати, ходила, стояла, снова лежала, только на полу, и опять стояла, упершись лбом в стену. Но время шло и шло, а свет никак не гас. И тут я поняла – они не будут выключать свет, они будут сводить меня с ума белым цветом. Это же так логично! Дверь открылась, и внутрь зашли Судья вместе с блондином с золотым поясом – ещё одним членом Совета.
– Доброй ночи, Рина.
– И вам, – я не собиралась разговаривать с ними, поэтому всем своим видом старалась показать безразличие.
– Давайте обсудим ваше положение? – блондин
