говорил тихо, видимо справился со своими эмоциями и злостью и решил играть в хорошего парня, – вы полностью в нашей власти и ваши друзья тоже. От вас требуется только одно – убедить Рея в том, что он должен выполнить наши условия, и более ничего. В таком случае, мы сможем отпустить вас навсегда.
– Почему бы вам не убедить его самостоятельно?
– Вы же прекрасно понимаете, что он не станет нас слушать. Он пошёл против нас.
– Рей сделал это ради себя, ему плевать на ваши проблемы.
– Он не самостоятельная единица, поэтому связан долгом службы с Советом и не имеет никакого права делать что-то для себя. Из-за вашего поступка на поле боя, а потом и исчезновения, весь мир обратился к нам с вопросами, на которые мы не можем дать ответы. На нас направлены сотни глаз и дул орудий. Если Рей не объяснит лично сложившуюся ситуацию перед всеми Советами, то наш город погибнет. Кроме того, военные отказываются воевать без командующего. Такое происходит впервые.
– Это ваше нытье оставьте для кого-нибудь другого. Мне вообще всё равно, что у вас тут происходит. Ясно вам? – как же мне были противны эти люди. Они боятся за свою шкуру и даже не могут объяснить военным, что происходит. Боятся запачкаться.
– То есть, вы попали к нам случайно, потом нарушили ход привычных событий – тоже случайно? Утащили за собой в другой мир командующего и его помощников и говорите, что вам всё равно?
– Я никого никуда не утаскивала. Это было их решение, – я никак не понимала, к чему он клонит.
– Мы не можем вам поверить. Я знаю, насколько женщины не из нашего мира могут быть коварными, – он так посмотрел на меня, что сразу стало понятно – что бы я им не говорила, они мне не поверят, как и в прошлый раз. У них вообще нет цели узнать правду. Они следуют своему плану и хотят, чтобы я делала и говорила только то, что требуется.
– Я не буду убеждать Рея ни в чем. У меня нет никакого влияния на него.
– Будете, Рина. Будете, – блондин встал и вышел. Следом за ним молча ушел и Судья.
Я снова осталась одна. Будущее начинало меня страшить. Дверь открылась, зашли военные и вынесли стол и стул, за ними показались ещё двое – они забрали кровать. Комната теперь была совершенно пуста. Я легла на пол ничком, чтобы как можно меньше света попадало в глаза, и попыталась уснуть. Раз они решили взять меня измором, надо попытаться поспать, сделать хоть что-то полезное.
Еду перестали приносить, только воду периодически оставляли около двери. Свет так и не выключали, я сидела, забившись в угол и считала – доходила до тысячи, сбивалась и начинала заново. Сколько времени прошло – не знала. Периодически во мне просыпалась слепая ярость, и я начинала бить стены, сбивала руки в кровь, и тогда ко мне заходили военные и женщина в белом. Солдаты скручивали руки за спиной, женщина обрабатывала и бинтовала раны, убирала следы крови, и всё повторялось сначала. Я чувствовала, что начинаю сходить с ума. Мне хотелось кричать, крушить всё вокруг. Всё белое. Всё. Никуда нельзя деться от этого белого цвета. Я готова была рвать на себе волосы от отчаяния.
– Выключите свет! – кричала я во всё горло. – Я хочу спать! Уберите этот свет!
Стучала в дверь, пинала её ногами, – всё бесполезно. Воду перестали приносить после того, как пятый раз обработали мне руки. Сколько я уже здесь? Сутки, двое – счёт дням потерян.
– Дайте воды! И свет, выключите свет, – шептала я, сил кричать больше не было. Ужасно хотелось спать, но я не могла уснуть из-за белого света.
Дальше память мне стала отказывать. Вот я опять бью стену руками, но никто не приходит, а я продолжаю бить – руки все в крови, я что-то пишу этой кровью на стенах и снова бью, теперь уже дверь, ногами тоже. Ударяю настолько сильно, что мне кажется, будто кисть сломана, падаю без чувств. Открываю глаза – потолок светится белым, от жажды высохли губы, руки горят огнем, левая распухла. Пытаюсь осмотреть руку, глаза слезятся от света, их жжет. Рука не шевелится, от злости встаю и снова бреду к двери, стучу здоровой рукой, сил не хватает, сползаю по двери и задеваю за неё раненой рукой. От боли снова теряю сознание. Прихожу в себя, но не открываю глаза – какая разница, вокруг всё равно белый свет, хоть закрой глаза, хоть открой. Меня тошнит от голода, желудок сводит, я не чувствую рук, даже слез уже нет, и я плачу беззвучно, сухо. «Кто-нибудь, пожалуйста…» – шепчу я себе в голове, прошу неизвестно кого помочь мне и не верю, что спасение придёт. Опять проваливаюсь в забытьё. И это повторяется бесконечно. Где-то в голове нащупываю мысль о том, что не могу так больше, что готова умереть, только бы эти мучения закончились. Невыносимое бессилие, отчаянное желание и одновременно невозможность прекратить страдания. Мне кажется, что я забываю себя. Иногда в сознании проскальзывает вопрос «почему?», но мне непонятен даже его смысл.
Снова прихожу в себя – рядом стоят люди, рука перевязана, свет не такой яркий, и лежу я на чем-то довольно мягком, в руке чувствую иглу, поднимаю глаза наверх – капельница. Меня спасли!
– Сколько вы держали её там? – женский голос.
– Чуть больше трёх дней… Почти четыре, – тихо отвечает мужчина, тембр приятный, но чуть глухой.
– Быстро же она сдалась.
– После стольких перемещений без подготовки странно, что она вообще выдержала. Судья давал ей сутки, не больше.
– Ну, ничего. На ноги мы её поставим быстро.
– Только не переусердствуйте. Она нам нужна для затравки, – теперь я узнала голос блондина. Точно.
– Обижаете, уж я-то знаю, что нужно делать, – и этот голос вдруг показался знакомым, но я никак не могла вспомнить, где слышала его, и снова забылась.
Когда я очнулась в следующий раз, то чувствовала себя гораздо лучше. Всё тело продолжало болеть, но голод отступил, да и резкого света вокруг не наблюдалось. Я села в кровати и осмотрелась – белая комната без окон, тусклое освещение. Обстановка всё та же, что и в прошлый раз, когда Судья только перенес меня сюда. Дверь открылась, и в комнату зашла та самая старушка-служанка, которую я видела в доме у Рея. Как?
– Одевайтесь, вам пора, – с этими словами она бросила мне на кровать одежду – очередной белый балахон. И я узнала голос.
