Король никак не мог уйти, особенно после того что услышал. Ему хотелось сжать в руках хрупкую фигурку, прошептать на ушко, что больше никогда ей ничего не грозит, что нечего бояться, что он защитит. От всего. Ото всех. Даже от себя. Только он представлял, что она скажет на такие его слова и действия. Поэтому нельзя её трогать. Он не имеет права её утешать.
И мужчина поступил так же, как и тогда, когда предал в очередной раз, — стиснув зубы, просто ушёл. Оставив её разбираться со своей болью одну. Но перед глазами так и стояла до самого утра маленькая съежившаяся на кровати фигурка и её мольбы: «Не надо, Азар, прошу».
А на утро он столкнулся с ней в коридоре. Такой же холодной, собранной, безразличной к нему, словно не она дрожала ночью, словно всё ей по плечу и ничего не пугает.
— Эммили… — Он позвал до того, как придумал речь. — Нам нужно… поговорить.
— Разве? Мне казалось, нам нечего обсуждать, Ваше величество.
— Эмми, я… хочу, чтобы ты знала, что я сожалею.
— Это меня не касается.
— И что тебе ничего не грозит больше… Я не сделаю ничего, что бы могло навредить тебе.
— Вот как? Тогда отчего же вчера набросились на нас в саду?
— Не на вас, Эмми! На него…
— Он — Ваш брат. И вместо того, чтобы наладить отношения и извиниться, Вы пытаетесь показать, кто сильнее.
— Да нет же, Эмми…
— Я просила не называть меня так, Ваше величество. Но Вам же всё равно. Вы делаете только то, чего хотите сами, как, впрочем, и всегда.
— Это не так.
— Тогда оставьте меня в покое. И не трогайте моего сына. И Арселя.
— Аман и мой сын тоже…
— Надо же, прошу прощения, запамятовала за семь-то лет. Что же Вы в таком случае не отказались от трона в пользу своего сына?
— Неужели для тебя так важен этот трон?
Девушка вдруг зло рассмеялась, заставляя его замереть от неожиданности. Такую её он даже представить себе не мог.
— Нет, Ваше величество. Не для меня. Для Вас. Он важен для Вас настолько, что не готовы отдать власть даже собственному ребенку.
— Это не так, Эмми…ли!
— Тогда оставь нас в покое, уйди…
Её глаза пылали ненавистью. И презрением. И в то же время… В них была такая усталость, что король устыдился этого разговора. Она плохо спала из-за кошмаров, разбирается изо дня в день с решением всех государственных вопросов, а он…
— Я согласен.
— Правда? — Сомнение в голосе неприятно царапнуло. Да только с чего бы ей верить ему на слово?
— Я подпишу всё, что ты хочешь. Но останусь во дворце. Рядом с сыном.
— Нет! Тогда это бессмысленно.
— Но Аман — мой сын, и я хочу видеть его.
— Его могло бы и не быть по Вашей милости. Думайте лучше об этом.
— Я и не забывал…
Она сделала несколько шагов, удаляясь, а он хотел… бежать за ней, ползти на коленях, целовать её обувь, умоляя о прощении. Но разве это исправит ситуацию? Пусть не её отношение к нему, но хотя бы…
— Эмми!
Девушка обернулась, а король встал перед ней на колени.
— Прости.
— За что именно?
— За всё, Эммили, за каждую твою слезинку.
— Если Вы будете стоять так хотя бы по минуте за каждую, то встать придется лишь через пару десятков лет.
— Если бы это могло всё исправить.
— Вот именно, уже ничего не исправить. Поднимитесь, Ваше величество. Не хочу чтобы кто-то, а тем более Аман, видел Вас в таком виде. И не стоит больше извиняться, это ни к чему.
— Что мне сделать тогда?
— Я всё сказала. Удачного Вам дня.
Сцепив маленькие кулачки, она ушла, так больше и не посмотрев на него. Почему она не стала злорадствовать? Почему не напомнила, как сидела на полу перед ним? Как кланялась. Как прислуживала ему и его гостям. Почему ей всё равно?! Пусть лучше бы унижала, оскорбляла, даже ударила. Пусть. Но не вот это холодное равнодушие…
Азар ударил кулаком в стену, окрасив место удара своей кровью. Да он готов на что угодно, но разве это имеет значение, если ей всё равно? Он и не мечтает вернуть её себе. Он лишь хочет… Чтобы… Что? Чтобы смотрела без отвращения? Да и так её глаза почти всегда безразличны. Чтобы говорила с ним как раньше? Это невозможно в любом случае. Чтобы простила и… И что? Что изменится от её прощения? Ничего. Ему не позволено даже просто касаться её, даже находиться рядом, разве исправит что-то её прощение? Разве забудет она свой ожог, шрамы… Боль, которую он ей причинил…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он помнил каждую отметину на её спине. Каждый след кожаной плети, хотя видел их лишь раз. Шрамы складывались в узоры, покрывая её светлую нежную кожу уродливым рисунком. И он бы сам хотел забыть, но не мог. Они снились ему ночами.
Так разве сможет забыть она? Носящая на себе «подаренное» им «украшение».
Глава 38
Азар отказался от трона на следующий день, но ни единой эмоции на лице Эммилии по этому поводу так и не заметил. Не было даже облегчения. Тем более — злорадства или радости. Торжественную церемонию передачи власти и коронации Амана назначили сегодня же. С границы приходили неутешительные новости о том, что серые драконы вновь собирают армию. Неразбериха в государстве черных не была тайной для соседей, и те решили воспользоваться ею в своих целях. Поэтому следовало срочно навести порядок.
В храме царила праздничная атмосфера. Амана все успели полюбить, его уважали, видели в нём благой знак. Традиционные украшения, угощения, младшие жрицы, играющие на музыкальных инструментах… Верховный жрец не комментировал натянутого общения членов правящей династии. Хотя как раз таки наследник, его будущий регент и мать общались очень тепло. А вот он, ненужный никому тут, почти отставной король, остался не у дел.
Семьей были они трое.
Лишь сын подходил к нему иногда, заговаривая первым. И было видно, что он тянется, ищет повод поговорить с отцом. Но каждый раз, как Азар бросался рассказывать ему что-то, как из-под земли появлялся Арсель или Эммили, и уводили мальчика. И что он мог сделать? Доказывать, кричать, отталкивать? Сейчас, здесь, среди толпы, он чувствовал себя ещё более одиноким, чем когда сидел один взаперти. Радовало лишь то, что теперь знал наверняка, что Эммили жива и здорова. Что умеет улыбаться, пусть не так радостно, как раньше, и не ему, но всё же лучше, чем ничего.
Чтобы не мешаться под ногами, ловя на себе опасливые взгляды, он в итоге закрылся в своих покоях, планируя вернуться уже к официальной части церемонии. Присуствие Азара было обязательным, хотя многие бы предпочли его больше не видеть. Но ведь его сын взойдет на трон! Такое событие всё равно нельзя пропустить. И пусть Эмми пока не позволяет ему проводить с ребёнком много времени, но рано или поздно он надеялся получить её снисхождение.
Удивительно, как раньше он упивался своей властью, силой, богатством. И каким ненужным стало всё теперь. Сказал бы ему кто-то семь лет назад, что он будет украдкой ловить взгляды человеческой девушки, вымаливая встречи с их общим сыном… Он бы разорвал за оскорбление. И каким необходимым это было сейчас. Весь смысл жизни лишь в двоих.
Внезапно его внимание привлек шум на улице. Люди бежали прочь от храма ко дворцу, а воины в обратную сторону. Что могло случиться там? Испугавшись за Эмми и Амана, король распахнул оконную раму и кинулся вниз, обращаясь налету. Уже подлетая к храму, увидел картину, от которой сердце сжалось и пропустило удар.
Светленькая фигурка в руках десятерых чужаков — явно драконов, один из которых приставил нож к её горлу. Младший принц, который что-то эмоционально говорил, выставив пустые руки вперед, всем своим видом олицетворяя покорность и готовность идти на любые условия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Как брат мог допустить такое?! Но секундная вспышка гнева была погашена возрастающим волнением за её жизнь. В голове проносились десятки вариантов действий, чтобы только защитить девушку. В конце концов он ещё король, и может выполнить любые их условия, только бы сохранить её. Сама Эммили не выглядела напуганной, скорее сосредоточенной.
