Облезшая ушанка взмыла в воздух, а верхняя часть узкой головы с намеком на растительность вдруг разлетелась, как выпущенный из рук перезревший арбуз. Крысолов с Секачом всего и успели, что интуитивно пригнуться и зажмуриться.
Выстрел отдался многократным эхом, вернувшим это громкое «Бдуууххх!» из дремлющего леса и пустых городских улиц. Обезглавленное тело безумца подалось вперед и упало к ногам сталкеров. Падающая с неба вода застучала по его плащу с особым грохотом, будто по расстеленному куску плотной сухой бумаги.
— А ты вовремя, — расправив плечи, приветливо махнул рукой Крысолов появившейся из клубов тумана темной фигуре.
Странной, неестественной походкой, будто у него в спине торчал топор, к ним вышел Лек. Он выглядел растерянным. Лицо его пожелтело от нахлынувшей дурноты, и, казалось, он еле сдерживался, чтобы не сблевать.
Крысолов же вел себя так, будто ничто не угрожало его жизни ни мгновение назад, ни в этот день вообще. Рукавом стер с лица смешавшиеся с каплями дождя брызги крови, шмыгнул носом и обошел распластавшееся на земле тело горе-стрелка. Насвистывая какой-то мотив, поднял с земли винтовку, на секунду задержав взгляд на кривой надписи на плаще покойника.
— Угу, стало быть, сам напросился, — сказал он и повернулся, чтобы поднять с земли свои автомат и шлем.
— Я убил человека, — не сводя глаза со все ширящейся лужи крови вокруг трупа, проговорил Лек.
Крысолов поднял на него глаза. Затем подошел к стрелку, взял его голову в обе руки, как баскетбольный мяч для броска, и заставил его взгляд встретиться со своим.
— Послушай меня, сынок. Ты убил не человека, ты убил мразь, которая отстреливала всех, кто попадал в этот город. Мы с Секачом тебе за это очень признательны, ты нам жизнь спас. Лек, не думай о нем — он бы и тебя убил, если бы заметил. Ты ни под каким предлогом в мире не смог бы его убедить опустить оружие, я знаю таких людей — им все по херу, потому что у них есть гребаный прибор, который показывает где человек, а где мутант. Ты — хороший парень, я знал, что мы не зря шли за тобой. Вот, — он протянул ему израильскую винтовку, — это твой трофей. Ты заслужил, бери.
Он похлопал по плечу угрюмо уставившегося в землю снайпера, неохотно взявшего из его рук забрызганную мелкими каплями крови винтовку, поднял с земли свои вещи и двинулся обратно. Прочь от озера, прочь от тумана, прочь от трупа первого человека, что не являлся жителем Укрытия.
Дождь уже практически закончился, но тучи все еще сгущались, темнея и переливаясь, словно там, в небе, работал вентилятор, который гонял их туда-сюда, как табун необузданных лошадей.
Глава 9
Они возвращались в город. Шли, вопреки всем учениям о тактике перемещений в городе, широкой, центральной улицей имени Ленина, с нетленным и ни на грамм (по крайней мере, с виду) не поддавшимся тяжелому прессингу времени памятником вождю. И хотя здравый смысл всем троим подсказывал, что это не совсем правильное решение — двигаться посреди проезжей части, да еще и в тумане, когда окружающие предметы становились видимыми не раньше чем за два метра, они упорно шли, всецело полагаясь на слух и удачу.
Относительная тишина длилась не одну минуту, и Крысолова это не могло не насторожить. Еще бы! Шли бы они вот так по Киеву — уже давно стали бы чьей-то легкой добычей. Уж то, что с какой-нибудь тварью в перебранку вступили бы, даже не вопрос. И передвигались бы не так, словно на прогулку вышли, а короткими перебежками: от здания к зданию, от угла к углу, один за другим, прикрывая друг другу тылы и выверяя каждый последующий шаг, будто последний.
Но, как ни странно, Яготин весьма сдержанно и умеренно высказывал свою неприязнь к незваным гостям, натравив на них за все это время всего лишь двух крылачей, свору самоустранившихся после разговора с Крысоловом собак, ну и этого психопата, который, кроме попорченных нервов, больше не успел причинить им никакого вреда. Что ж, крайне скудно. Тем, кто выживал в девятибалльных штормах, эта легкая качка казалась притворством.
Кто-то, разумеется, сочтет это за безумие, кто-то непосвященный подумает, что сталкеры малость рехнулись, если чуть ли не с надеждой всматриваются в туман и едва ли не просят, чтобы из него хоть что-нибудь на них выпрыгнуло! Но бывалые хорошо знают эту примету: если обитатели города прячутся, то это может означать только одно — ждать стоит куда больших проблем.
И обитатели эти есть, никуда они не девались, они везде и повсюду — чутье Крысолова еще ни разу не подводило, — но они чего-то ждут. Чего?
Ответ пришел издали. Оттуда, откуда ждать его совсем не хотелось.
Они уже успели отойти от мертвого яготинца на достаточное расстояние, когда со стороны озера (читай: болота), бывшего некогда гордостью этого города, послышался громкий бурлящий звук.
Трое остановились и оглянулись — нет, не для того, чтобы прислушиваться, на это у них просто не было времени, — чтобы убедиться, что им не почудилось.
— Что это? — не ожидая ответа, спросил Секач.
С таким звуком уходит вода в сливное отверстие. Такой звук издает вскрытое тонким лезвием ножа горло. От этого звука все внутренности сжимаются в тугой узел, тело начинает бить крупная дрожь, а в прояснившейся голове не возникает никакого другого желания, кроме как броситься со всех ног и бежать… Бежать… Куда глаза глядят, пытаясь не вспоминать о той памятке в деревянной рамке под стеклом, прикрепленной первыми сталкерами к воротам на северной заставе, на которой большими черными буквами было написано: «Человек, помни! Теперь ты — паразитирующий организм!»
Они всматривались до режущей боли в глазах, но там, внизу, не было видно ровным счетом ничего. Туман поглотил и часть улицы, и озеро, и лодочную станцию, и берег с пузырящимся илом, полностью растворив их. Всматривайся хоть до посинения — не увидишь ничего, кроме трепещущего, отчего-то принявшего болезненно-желтый оттенок смога.
«Нежити здесь хватает. Скоро с озера вон поползут…» — всплыли у Кирилла Валерьевича в голове слова психопата. Всплыли и повисли, словно протянутый между столбами над дорогой красный транспарант.
Отгоняя от себя самые жуткие мысли, Кирилл Валерьевич подтолкнул застывшего с раскрытым во всю ширь глазом Лека, и тот вздрогнул, будто к его плечу прикоснулась сама смерть.
— Пошли. — Крысолов потянул его за рукав, и тот поплелся за ним как ребенок, которого выводили из магазина игрушек за ручку. — Расскажи-ка лучше, где ты нашел место для сохранки.
— На складе, — ответил Лек, удивившись собственному голосу.
— На каком еще складе? — спросил Секач, впервые выдав свое присутствие. — Где ты его выискал при дороге-то?
— Не знаю, может, то и не склад… Но там было много бочек с химией.
— Я знал, что ты справишься. — Кирилл Валерьевич посмотрел на него, как тренер на получившего медаль спортсмена. — Значит, не зря мы за тобой шли. Вот сейчас «Разведку» еще заберем и — догонять своих, они уже минут десять как выехали на Пирятин. Ну а нас-то ты как нашел?
— На звуки выстрелов шел.
— Молодец, хвалю. — Он засмеялся и потрепал его по затылку. — И спасибо, что умеешь хорошо стрелять. Мы теперь твои должники.
Крысолов не хотел сейчас говорить. Ему, если честно, даже языком ворочать было невмоготу, но в то же время он знал, что говорить просто должен. Если он умолкнет, умолкнут они все. А состояние Лека его волновало сейчас куда больше, чем отвратительное бульканье, — уж звуков всяких он наслышался, хоть коллекцию записывай. Молодого бойца нужно было как-нибудь расшевелить, не дать ему загрузиться и истязать себя.
Но когда с озера снова донесся (заметно громче, заметно ближе) щекочущий нервы звук, от которого у одного вмиг похолодела кровь в жилах, а у второго вниз по спине промчались тысячи мурашек со студеными лапками, Крысолов также невольно вздрогнул и поежился.
— Ребятки, давайте-ка будем быстрее шевелить окорочками. Лек, мы хоть правильно идем к трассе? Ты точно оттуда пришел?
Тот больше не оглядывался, но и шагу не прибавил. Утвердительно кивнул головой, не особо утруждаясь мыслью, увидел ли его кивок Крысолов, и крепче сжал трофей. Его глаз теперь был сосредоточен на какой-то невидимой точке впереди, будто у продирающегося сквозь мглу адского поезда, навек проклятого единственной и бесконечной железной дорогой.
— И откуда этот туман здесь взялся? — оглянулся на Крысолова Секач.
— Надо было, Серега, физику учить, а не на самокрутки расходовать, — попытался поднять настроение Кирилл Валерьевич, выдав натянутую улыбку. — Знал бы, что если холодная вода попадает на горячую землю…
Лек внезапно остановился, резко обернулся, поднял руку с растопыренными пальцами, потом сразу же сжал в кулак, прищурился. Крысолову это понравилось — то, как он это сделал. Властно, жестко, сильно. Этим он напомнил ему его самого в молодости. Как это — когда ты на секунду оказываешься главным, обретаешь необычную важность, потому что тебе удалось расслышать то, на что не обратили внимания ветераны, и узреть то, что ускользнуло от их острого, цепкого взгляда.
