— Старая Шильда? — перебил собеседник, но, заметив, как старик сердито нахохлился, осекся.
— Она, — важно ответил дед, обрадованный такому почтению. — Я ее силушку лютую в нашем лесу еще лет восемь назад почуял. Пришла помирать. Думал, так и сгибнет, а вот поди ж ты — уперлась кочерыжка старая, решила сама выбрать преемницу — вот и терпела лютые муки восемь лет кряду. Вот же народ эти бабы, да? На что угодно пойдут, лишь бы насолить!
— Много ты знаешь, дед, — усмехнулся дэйн и, придержав фадира, забросил себя в седло. — Откуда вот только?
— Дак… — старик тронул поводья, и старая кобылка, уныло покачивая головой, побрела вперед. Дэйн, придержал своего скакуна, вынуждая гордое животное шагать в ногу с тощей клячей. — Народ‑то нонче болтливый. Отчего ж не поделиться со стариком-торговцем сплетнями да слухами? Себе развлечение, ему забава. Мне такое ведается, чего тебе и не снилось.
— Это что же, например? — усмехнулся собеседник.
— Что, что… А вот хотя бы… — Сукрам замолчал, глядя вперед.
Привыкший к этим его старческим причудам, дэйн просто ехал рядом и безмолвствовал. Путники двигались прочь из города, петляя по извилистым улочкам, и, казалось, дед уже и вовсе утратил нить беседы и позабыл, о чем, собственно, велась речь. Однако когда городские ворота остались за спиной, старичок рассеянно направляя свою кобылку в лес, вдруг снова оживился и продолжил, как ни в чем не бывало:
— Хотя бы, что Морака зачем‑то явилась в Аринтму, надев личину человека.
— Морака? Ты уверен?
— Да, — закивал дед и почесал жидкую бороденку. — Пришла проклятая, кровушку нашу пить да козни плести.
Палач магов задумался. Что ж. Если сплетни Сукрама верны, то это многое объясняет — и странное для дэйна поведение, и то, что вдруг все нити власти разом выскользнули у него из рук, рассыпались, перепутались и превратились в безобразную мешанину. Морака, старшая сестра богини любви, терпеть не могла, когда жизнь текла упорядоченно и гладко. Эта коварная и жестокая богиня постоянно устраивала всевозможные происки и каверзы, направленные на всех подряд. Она никому не благоволила, а потому никто из живущих не чтил ее. Какой смысл поклоняться той, от которой не дождешься ни милости, ни помощи, ни снисхождения?
Морака. Надо сказать Шахналу.
— Как там девка‑то? — вдруг спросил Сукрам. — Прижилась, аль нет?
— Прижилась, — дэйн прикрыл глаза, пытаясь уловить силу мага. — Стряпухой хлопочет у Багоя, жениха нашла.
Старик с удивлением посмотрел на собеседника.
С каждым шагом, отдалявшим его от города, Палач магов все больше и больше походил на себя обыкновенного, того, с кем дед виделся очень часто. Старому торговцу нравился дэйн. Спокойный, гордый, мрачноватый, он не был лишен столь редкого среди других дэйнов чувства справедливости. И тем отличался от своих братьев по служению, хоть и не показывал этого. Его чувства и переживания были скрыты и загнаны глубоко внутрь сердца. С виду дэйн был такой же бездушный, как и все остальные. Вот только… дед улыбнулся своим мыслям, пряча усмешку в бороду. Занятный он.
— Жених? Жених — это хорошо.
— Он маг, — коротко сказал мужчина, которого сейчас это обстоятельство уже не вводило в прежнюю ярость. — Не просто маг. Грехобор.
Дед присвистнул и пригладил плешивую голову.
— Ишь ты! Неужто сам Грехобор вылез из своей скорлупы? Как он только смог кольцо‑то девке предложить? Он же и говорить, поди, разучился.
— Да нет, — усмехнулся дэйн. — Когда хочет, вполне себе понятно изъясняется. Хотя, что невеста согласится, он, конечно, не ждал. Да и никто не ожидал.
Он даже начал было пересказывать попутчику то, что приключилось в харчевне, как едва уловимые нотки чужой силы заставили его резко остановиться.
— Бывай, Сукрам, — коротко попрощался палач магов и пустил жеребца в лесную чащу.
— И тебе не хворать, — старичок покачал головой, глядя вслед мужчине. — Эх… такую историю не рассказал…
Хижина Шильды отыскалась почти сразу. Видимо, после смерти хозяйки скрывающее заклятье рассеялось без следа. И теперь дэйн качал головой, с усмешкой глядя на полянку, мимо которого проезжал не один раз. Вот ведь нутром чуял, что магесса где‑то рядом, а найти не мог. В трех соснах блуждал, чуть, вон, колею не натоптал. Тьфу. Сильна… сильная была старая, раз даже дэйна вокруг пальца обвела. Трудно представить, что натворит колдун, перенявший ее дар…
Спешившись, мужчина направился к покосившейся землянке. Низенькая дверь просела и разбухла, а уж открылась с таким противным скрипом, что, казалось, во всем лесу птицы должны были испуганно смолкнуть.
Палач магов осторожно зашел в темную хижину, стараясь ни к чему не прикасаться — мало ли что могла задумать ее обитательница перед смертью. Сейчас важно было не тряпье перебирать, а отыскать хотя бы призрачный намек на то, кем стала преемница коварной старухи.
Встав посреди убогого домишки, дэйн повернулся лицом ко входу и закрыл глаза. Дар, до сей поры мирно спящий внутри него, начал медленно пробуждаться, волнами расходиться в стороны, подниматься вверх, заставляя сердце колотиться у самого горла, а кровь мчаться по жилам, горяча и будоража. Миг другой и высокую мужскую фигуру окутало серебристое сияние.
Дэйн развел в стороны руки, с поднятыми вверх ладонями. Воздух вокруг задрожал, словно раскаленное марево исходило от напряженного тела.
Невероятное усилие воли и разума отзывалось тягучей болью во всем теле. Страдание накатывало волнами, становясь тем сильнее, чем больше просыпался дар, и вот, уже не ощущая ничего, кроме абсолютной, охватившей его пытки, дэйн выдохнул:
— Покажи.
И видения произошедшего, словно прорвавшийся сквозь заслон поток, хлынули в рассудок, уничтожая жар души, убивая остатки чувств. Проклятый дар… никто не знал, чем дэйны платят за него. Никто не видел боли, в которой они захлебывались. Орудия богов, не ведающие жалости палачи, как никто другой знали цену страданиям и терпению, знали настоящую муку, ведь она овладевала ими всякий раз, когда рядом оказывался маг.
Тоненькая фигурка застыла в дверном проеме, наблюдая за тем, как дэйн творит волшбу. Девушка еще с тропинки почуяла его присутствие и не смогла пройти мимо. Почему? Потому.
Вот и результат: она стоит на пороге холодной землянки и чувствует всю ту боль, которую сейчас испытывает этот высокий широкоплечий мужчина, кажущийся таким сильным… Ныне его прерывистое дыхание было тяжелым и прерывистым. О, так легко предсказать то, что будет дальше.
Не раз и не два наблюдала она за тем, как дэйны растрачивают себя в поисках ответов. Не раз и не два выхаживала их, замученных, обессилевших, опустошенных. И всякий раз возвращала им хотя бы крохотную видимость человечности. Только ей это было разрешено, несмотря на то, что боги дали девушке совсем другую работу…
