— Я, конечно, понимаю, что ты — мужчина, живущий один. Я и сама в этом деле не без греха — некогда за порядком следить. Но зубная щетка в чашке с остатками чая в комнате на подоконнике и книжка в обувнице — это перебор. И, главное, что за книжка! Николай Носов, «Незнайка на Луне»!
— А чего? Классическая антиутопия! Джордж Оруэлл отдыхает, — в шутку оправдывался Жека. — А по поводу бардака — некогда убирать. Паутину, вообще, специально на лето оставил, чтобы комары в нее попадали. Фумигатор покупать не нужно. И экологично опять же.
Он выкинул из головы те тяжелые мысли, возникшие у него после встречи с Аббасом, и занимался шашлыком. Пока подготавливал мясо и нанизывал его на блестящие как инструменты хирурга шампура, у Насти зазвонил телефон. Она посмотрела, кто звонит, отошла шагов на десять, но порывы ветра доносили до Жеки обрывки ее агрессивных фраз:
— Да?.. Если ничего срочного… Высотах — смотрим на город и самолеты, жарим мясо… Нет, не на… Тебя видеть… Я вешаю трубку…
— Кто это? — спросил Жека, когда Настя вернулась к мангалу.
— Отец, — ответила девушка.
— Ты с ним не ладишь?
Настя пожала плечами, призналась:
— Не очень… Не хочу об этом говорить, ладно?
— Ладно, тогда давай выпьем.
— Ты все еще с финскими номерами?
— Конечно.
Жека достал из прихваченного из дома рюкзака «Jan Sport» початую бутылку двенадцатилетнего «джеймсона», плеснул на пару пальцев в прозрачные пластиковые стаканы. Сладкий вкус, ореховое послевкусие — будто бы виски разбавили шампунем.
— Приятный, — прокомментировала Настя.
— В самый раз для девочек, — кивнул Жека. — А мне сладковато.
Они пожарили мясо, съели его, капая на сочные, покрытые сверху корочкой куски соусом «табаско», запивали виски и томатным соком, заедали зеленью и черным хлебом. Налили еще, сели на сухую пожелтевшую траву — Настя впереди, Жека сзади, обхватив ее за плечи, так было теплее. Маленькими глотками приговаривали «джеймсон», смотрели на город, пару раз поцеловались.
— Я смотрел прогноз, на следующей неделе похолодает почти до нуля, — заметил Жека, подливая себе.
— Лето красное пропели, — кивнула Настя. — У меня мечта идиота — перезимовать в Европе. Пусть даже не на югах, но чтобы не было каши под ногами и морозов за двадцать, — она поежилась. — Жить в большом городе, не работать, читать книжки, слушать Тома Йорка, Monokle и «Optimistica Orchestra», вкусно есть, выпивать и шляться по концертам и клубам…
— Поехали, — предложил Жека, лихорадочно прикидывая, сколько и у кого он сможет занять.
— Да уж…
Чтобы отвлечь девушку, Жека стал рассказывать про Пулковское дело, когда в 30-х половину астрономов пересажали, объявив их шпионами иностранных разведок и вредителями. Произошло все из-за солнечного затмения, которое в 1936 году можно было наблюдать только на территории СССР. Пулковские астрономы охотно принимали иностранных коллег, даже не подозревая, насколько плачевно закончится все для большинства из них.
— Вот времена были, — покачала головой Настя.
— Думаешь, сейчас сильно лучше?
— Не знаю, — честно ответила девушка. — Думаю, для кого как.
Сзади раздались шаги, и Жека обернулся. На открытое пространство из рощи, через которую была протоптана тропинка к Обсерватории, выбрались двое. Один был в костюме (это вечером-то в субботу, подумал Жека), лет тридцати пяти или около того. Выходя из рощи, он держался впереди. На открытом пространстве немного отступил, пропуская вперед второго. Тому было чуть за пятьдесят, курчавый и почти черноволосый, с мертвой бледности кожей, сильно навеселе.
— Антон? Филипп Юрьевич? — увидела их и резко поднялась на ноги Настя.
— Привет, Настя, — сказал Антон из-за спины Филиппа Юрьевича.
— Долго искали? — поинтересовалась девушка.
— Не очень, — ответил Антон. — Ты же сама сказала, что ты на Пулковских высотах. Проехались по поселку, пригляделись, поспрашивали местных.
— Зачем вы, вообще, приехали?
— Это у Филиппа Юрьевича спроси.
Филипп Юрьевич все это время молча и с неподвижной улыбкой смотрел на Настю. Улыбка эта не понравилась Жеке настолько, что он весь подобрался и приготовился, если что, выдать хук правой, от которого бы обосрался сам Мохаммед Али. Но это на крайний случай, и Жека решил сделать попытку. Он подобрал с травы бутылку «джеймсона» и, плавным движением приподняв ее в руке, спросил:
— Выпить никто не хочет?
— Антону нельзя, он за рулем, — ответила ему Настя. — Это водитель моего отца. А Филиппу Юрьевичу, наверное, хватит… Да он и не пьет с такими как ты.
— Кто он? — спросил Филипп Юрьевич.
— Это мой друг, — сказала Настя. — А ты зачем приехал?
Филипп Юрьевич что-то ответил, но его слова заглушил заходящий на посадку самолет авиакомпании «Norwegian». Принадлежность к скандинавскому лоукостеру выдавали окрашенный в красный цвет нос «боинга» и портрет угрюмого мужчины в зимнем капюшоне на хвосте. Медленно, словно собираясь с последними силами перед приземлением, самолет пролетел почти над их головами.
— Я не расслышала, что ты сказал, — произнесла Настя, обращаясь к отцу.
— Я говорю, что у нас с тобой отношения не очень. Может, пришло время наладить их?
— Что, именно сегодня что-то заклинило у тебя в голове? И ты за этим меня здесь нашел?
— За этим? — повторил Филипп Юрьевич и полез в карман своей расстегнутой куртки классического покроя.
Чуть пошатнувшись, он шагнул к Насте. От него пахнуло водкой.
— Возьми, — сказал он дочери, протягивая к ней свою руку.
— Что это? — спросила та, принимая из его руки несколько разноцветных бумажек. — Деньги?
— Считай, что это твоя премия, — ответил Филипп Юрьевич. — За наше вчерашнее дело. Две с половиной тысячи евро.
Помолчав пару мгновений, Настя спросила:
— Сто тысяч за банковскую операцию? Даже если я была несогласна, что это за детский сад? — Она иронично посмотрела на отца. — Я за это получаю оклад. Если ОБЭП будет проверять и шить уклонение от налогов, то фигурантом все равно пойдешь ты, — Настя махнула рукой. — Да с твоими связями никто к тебе и близко не подойдет. Так что, спасибо, конечно, но премия — это лишнее. Или это добрый по пьяной лавочке папа хочет подкупить гордую дочь?
На лице отца отпечаталось невыразимое страдание. Он отступил на шаг.
— Забери деньги, — попросила его Настя. — Я бы их взяла, когда тебя о них просила, а сейчас мне они не нужны.
— Мне тоже. Они твои. Хочешь — отдай на благотворительность.
Настя, которая до этого выглядела спокойной, словно такие сцены происходили не раз, вдруг разозлилась. Ее ноздри задрожали, губы искривила язвительная усмешка. Глаза сверкали как искры от костра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
