его лбу образовалось несколько складок. – Жена в роддоме. Не знаю, зачем я там сдался, но она просит быть рядом. И пока не начала рожать, мне в срочном порядке нужно найти человека, который бы смог работать за баром. Возможна дальнейшая перспектива. Вот, например, у меня девушка официанткой работала, сейчас как исполнительный директор.
Войнов Глеб пил, слушал и кивал, пребывая в уверенности, что никого в пивной больше нет, кроме их двоих – как из служебного помещения вдруг вышла девочка. У нее была прекрасная грива соломенных волос и миленькое, как у куколки, личико. Но больше всего внимание привлекали ноги, которые сочными формами очерчивались среди классических штанов.
– Что случилось, Альберт Владимирович? – спросила она зевая. – Неужели посетители в одиннадцать часов утра?
– И да, и нет, Мари, – владелец указал на Глеба. – Паренек про работу спрашивает.
Девочка посмотрела на Войнова Глеба мельком, без особого внимания, как на неодушевленный предмет, ровно если он был бы яблоком. Сказала «А» и скрылась обратно за дверью.
Своим равнодушием этот взгляд напомнил истинное положение вещей: кто Войнов Глеб такой и что он из себя представляет. Ничего. Он сер и пуст как личность, не представляет ценности для общества. Глеб, как и его братва, уйдет из мира не оставив следа, и никто этого не заметит. Выпитое мешало собрать все в слова, тем не менее мысли, смутные, несформированные, висели в голове серой тучей. Какое-то паршивое ощущение… ощущение, словно он непригоден для этой жизни. Парни тоже это чувствовали. Глеб ошибочно полагал, будто их связывал один дебош. Они были объединены нечто большим – философией, взглядами на мир. Почему воспоминания о братве являются так часто, подумал Войнов Глеб, и по щелчку понял, что это дурной знак.
– Ты куда?
– Мне пора.
– Как-то ты резко подорвался. Все в порядке? Что-то случилось?
– Да. – Этого не объяснить словами, но он чувствует: случилось непоправимое. – Моя братва умерла.
– Что? Барабан? – Собачья морда прищурилась, на лбу вновь вылезли складки. Слов, видно, владелец не разобрал.
– Ой, да ничего!
– Постой, подожди минутку, – окрикнул он. – Держи, на салфетке мой номер. Позвони завтра по поводу работы, если надумаешь.
Глеб кивнул, ничего не отвечая. Если ответит, плач все равно оборвет его слова.
Он запихнул салфетку в карман и выбрался из пивной, будто из ямы. Каши на дорогах стало больше, чем прежде. Тротуар занесло снегом полностью, у фасадов домов скопились сугробы, которые не иначе как поставили перед собой цель дотянуться до окон первого этажа. Когда Войнов Глеб наступил на свежую белую насыпь, нога поехала куда-то в сторону, и он, потеряв равновесие, грохнулся на спину. Удар сбил дыхание, но боли не чувствовалось. Снежинки неторопливыми движениями спускались с затуманенной выси, оседали на его ресницах, прикасались к носу, щекам, и спустя мгновение таяли, покрывая лицо влагой. Тут-то Глеб и расплакался.
Глава 35
– Если честно, мне не верилось, что ты собираешься здесь работать. – Мари протирала пивные краники тряпкой.
«Я и сам не верил. Кто знал, что все так обернется? Из четырех возможных мест мне не перезвонили ни с одного. На вакансию администратора в фитнес-клуб взяли другого кандидата. Так ответила мне девушка, когда позвонил сам. Хорошо, хоть объяснили отказ, потому что компания по натяжным потолкам даже трубку поднимать не стала. «Макдоналдс» изначально являлся вариантом сомнительным, расстраиваться из-за него не стоит, но с работой в агентстве недвижимости получилось совсем некрасиво. «Глеб, мне очень неприятно сообщать, но на вакансию менеджера ваша кандидатура нам не подходит». Ледяной тон ввел в ступор. Я промычать не успел, как менеджер Татьяна шлепнула трубкой. Надо было перезвонить и высказать все, что творилось на душе. Лживая, лицемерная сука, кто тебя дергал за язык говорить на собеседовании, будто я вам подхожу? Зачем нужно было давать надежду на лучшую жизнь, а потом так бесцеремонно ее забирать? Но, ничего, мир круглый. Я знаю, ты еще зайдешь в «Пивную Яму», когда захочешь отдохнуть после утомительного рабочего дня, закажешь бутылочку светлого. Будет тебе светлое! Мы расквитаемся, я тебе обещаю»
Глеб ухмыльнулся, представляя, какой неприятный вкус будет иметь его месть. Однако вслух сказал только:
– Почему тебе в это не верилось, Мари?
– Вакансией интересовалось много людей, в день по человек десять. Альберт Владимирович взял за правило наливать каждому по пиву, и на собеседование в основном приходили ради бесплатной выпивки.
– Давно хотел спросить: а зачем он напоил меня? Это была проверка какая-то?
– Нет, он так с каждым поступал, кого хотел поскорее трудоустроить. – Мари бросила на него игривый, не совсем рабочий взгляд. – Не верила еще потому, что таких молодых, как ты, я здесь не видела.
Войнов Глеб растекся в улыбке. Приятно слышать, когда молодое прекрасное существо говорит о твоей молодости. Не иначе, как комплимент. Ему и без того нравилось болтать с этой белокурой куколкой, у которой помимо внешности, были живые, умные глаза – свойство, редкое для девочек подобного типажа.
– Ты вроде бы тоже не старушка. – На вид около двадцати, хотя ведет себя не так взросло. Курносый носик совсем как у ребенка. – Раз уж мы начали откровенничать, то скажи, сколько тебе лет? Или это совсем неприличный вопрос для девочки?
– О, я бы сказала неприличнейший! Тебе ответить в циферках, или я могу показать это роковое число на пальцах?
Глеб расхохотался – ну и какая тут двадцатка? Двадцатилетних видно по гонору, на несовершеннолетних они совсем внимания не обращают.
– Ладно, можешь не говорить, – согласился он. – Я все равно не доверяю возрасту. Возраст это всего лишь цифры, а цифры – клеймо.
– Клеймо? – прищурившись, переспросила она.
– Именно. Видела, как у коров на ушах висят пробирки, где указаны их порядковые номера? По этим самым номерам определяют, какого года или какой породы корова. В нашем социальном мире возраст служит тем же клеймом. Если кто-то спрашивает: «сколько тебе лет», то делает прежде всего это для того, чтобы определить твой ум, уровень развития. Принято считать, что чем старше, тем человек «умнее».
– Разве это не так?
– Я думаю, знания приходят с опытом. С опытом прожитых жизненных ситуаций. Допустим, я скажу, что мне около двадцати, и у людей сложится впечатление, будто я еще совсем молод. Махнут рукой: «сопляк, почти как младший брат». Но никто и понятия не имеет, через что я прошел. А прошел я через многое, несмотря на мои года. Поэтому и знаний больше, чем у ровесников… может быть, даже больше, чем у людей возраста сорока пяти лет.
– Хочешь сказать, ты чувствуешь себя сорокапятилетним?
– Не совсем. Чувствовать и иметь возможность размышлять на этом уровне – разные вещи. Как бы объяснить… это состояние, когда в тебе еще живут детские взгляды, но они приглушаются опытом разума.
– Для этого, если не ошибаюсь, есть
