доехать до парка. Думал, ты не будешь против.
– Я, может, и не буду, Володя, но есть закон, который запрещает несовершеннолетнему управлять автомобилем. Воображаешь последствия, если тебя остановят?
– Ты же знаешь, до этого никогда не дойдет. – Анатолий Жемчужный обратил на Володю серые с голубыми искрами глаза. Свежий, отдохнувший, отец пребывал в хорошем расположении духа, и это не могло не радовать. – Да и на дорогах сейчас совсем никого нет. ГАИшники тоже люди, а люди все сейчас спят.
– Это все равно не повод нарушить закон. Дождись, когда исполнится восемнадцать лет, и катайся сколько душе угодно.
– Ладно. – Все, что оставалось сказать Володе. – Как вы отдохнули?
На стене пикнули часы, оповещая о девяти утра.
– Неплохо. Но давай расскажем подробности чуть позже, когда посмотрим новости? Признаться, я совсем не знаю, что происходило в столице последние дней десять.
– Давайте.
Володя принял от мамы бутерброд с сыром, поглядывая на мелькающую картинку телевизора. По классике, отец включил первый канал. Репортер, женщина лет тридцати, укутанная в народный платок, стояла на фоне ларьков и рассказывала про ежегодную новогоднюю ярмарку в Москве.
Такие новости отец не то чтобы не любил, но относился равнодушно. Он попивал кофе, почти не слушая, думая о чем-то своем, но когда на экране показали снимок высотки с пестреющим рисунком на крыше, Анатолий Жемчужный подавился. Слова журналиста могли удивить любого:
«На одно из самых высоких зданий в мире, башню «Москва», входящую в состав Московского международного делового центра «Москва-Сити», было совершено нападение вандалов. Напомним, что несколько лет назад строение вошло в десятку лучших небоскребов мира в рейтинге, основывающемся на оценках экспертов, присуждаемых за эстетичный внешний вид и сочетаемость с городской средой. Инцидент произошел сегодня утром, десятого января. Ведется расследование».
Семья повернула головы.
– У них на меня ничего нет. – Выпалил вдруг Володя и сам же испугался собственных слов. – Они не смогут пришить это!
Отец выглядел растерянным. Он обвел взглядом кухню, часы, картину, взглянул на маму, которая испуганно замерла с рукой у рта, а затем поднялся из-за стола и сказал:
– Ко мне в кабинет, быстро!
Что оставалось делать Володе? Он отправился вслед за отцом, считая ступени, приближающие его к смерти, и ничего не слышал, кроме стука крови. Но твердо знал, что ему не пришьют это дело.
Володе было бы легче, если отец закатал рукава с намерением дать подзатыльник, стукнул кулаком по столу, поднял крик. Но Анатолий Жемчужный никогда не выражал гнев так просто. Окруженный сизым сигаретным дымом, он обратил лицо в сторону Москвы-реки, предоставляя сыну разглядывать свой профиль. Первая седина тронула его волосы. Вена на виске пульсировала, но скрывалась главная часть внешности – глаза. Молчание казалось смертельно страшным оружием.
– Никогда не понимал, что творится в твоей голове. Была свобода, была возможность распоряжаться временем. Были также и ресурсы, но вместо того, чтобы лепить себя по кусочкам, как личность, ты разрушил все собственными руками. Во имя чего? Вандализма? После трех месяцев колонии? Это упрямство тебя и погубило.
– Это не упрямство, – с вызовом ответил Володя, обращаясь к профилю отца. – Это упорство. Преданность своему делу. У каждого есть увлечение, и у меня тоже! Я занимаюсь им, несмотря на трудности. Конечно, оно не приносит мне баснословные деньги, как тебе твое, но приносит кое-что получше. Ощущение, будто я творю что-то легендарное! – Каждое произнесенное слово порождало все большую уверенность. – Сегодня будет тысяча разговоров о рисунке, и все это из-за участка краски? Нет, тут заключается нечто большее!
– Твое творчество основано на принципе отрицания. Принцип, за который хватается молодежь и расценивает как собственный свежий взгляд. Но по сути это является лишь отрицанием существующих правил. – Отец повернул голову, водянистые глаза светились. – Но почему ты уверен, что «не пришьют»?
– Мы все сделали как надо: ни следов, ни малейших зацепок.
– Мда. Это еще посмотрим, кто кого перехитрил. Если за тобой сегодня явятся, помощи не жди. Но если никто не придет, как ты уверяешь, на твоем месте бы я все равно не радовался. С этого момента под собственный контроль возьму тебя я.
Отец мотнул сигаретой к двери, и Володя понял жест. Еще один шаг, и он покинул бы кабинет, но голос Анатолия Жемчужного заставил вздрогнуть.
– Считай, тебе все равно повезло, Володя. Если ты не был моим единственным сыном, то был бы пропащим человеком.
Глава 34
Войнов Глеб открыл дверь офиса, где его ожидало собеседование. На нем была белая рубашка и брюки с тонкими темными полосами. Классическая, а тем более неношеная одежда вызывала чувство неловкости. Точь-в-точь как сошедший с витрины манекен, тряпки сидят на Глебе так же неестественно. Наибольший дискомфорт причиняет лакированная обувь – она так яростно блестит, что, кажется, слепит людям глаза… Благо, хоть от галстука отделался.
– Мама, это уж чересчур, – простонал он в примерочной, глядя на свой прикид. Черная удавка подпирала горло, и если наклонить голову, казалась продолжением бороды. – Я ведь не в Госдуму иду!
– А по мне, очень даже элегантно, – ответила она, любуясь сыном, когда отодвинула штору. – Осталось подобрать пиджак в тон штанам, а затем можно смело идти в парикмахерскую. Побреем и подстрижем тебя, а то совсем оброс.
Войнов Глеб гневно обернулся.
– Я, кажется, уже говорил тебе, что стричься не буду! – Не хватало еще, чтобы помимо ботинок он сверкал своей плешью на затылке, размером с монетку. Он никому не позволит притрагиваться к своим волосам. И не допустит, чтобы кто-либо узнал о его недостатке.
Совсем раздражившись в ту минуту, Глеб снял с себя галстук и бросил на пуфик.
– Без галстука обойдемся!
– Какая ты вредина, – пожаловалась мама. – Что мне теперь с тобой делать?
Глеб развел руками перед зеркалом.
– Ладно, расстегни верхнюю пуговицу и поправь воротник. – Мама внимательно изучила его облик. – Ага. Тогда тебе придется зачесать челку. Ты ведь воспользуешься расческой, прежде чем идти на собеседование?
– Воспользуюсь, – кивнул Глеб.
– Значит, уложим волосы назад. Как челку, так и бока. При такой прическе любая небрежность пойдет в плюс. Только боюсь, будешь похож на бандита.
– Оно к лучшему. Пусть знают своего сотрудника.
Зачесывая волосы сегодня утром, Войнов Глеб нашел, что в нем и вправду есть что-то бандитское. Прическа в стиле Саши Белого, только у Глеба волосы черные. Он даже думал надеть бомбер, но счел, что для собеседования это будет слишком.
Менеджер, женщина лет сорока, с добродушным и полным лицом, чуть с огрубевшими чертами от бытовой жизни, встретила Глеба, когда он вошел в кабинет.
– Вы на собеседование? – спросила она.
– Здравствуйте. – Стол бежевого цвета, который, кажется, только и предназначался для офисных дел, помещал на себе монитор и круглый, будто голова, аквариум. Глеб кашлянул в кулак, стараясь выглядеть важным. Все знают, что первое впечатление обманчиво, но по-прежнему продолжают обманываться. – Да, на собеседование.
– В таком
