В гостиной появилась Лия. Она отдала отцу одежду, поставила на стол глиняный горшок с бобовой похлебкой и стала стирать рассыпанный по столу сахар.
Когда девушка наклонилась, Адсон непроизвольно задержал взгляд на распахнувшемся вырезе ее рубахи, но тут же, боясь, что его заметят, отвел глаза.
Марта скинула забрызганный жиром передник и, расправив рукава, присела возле мужа, жестом указав дочке занять место рядом с гостем.
Время бежало незаметно. Вечер плавно растворился в ночи, свет луны залил поля и крыши домов. Адсону давно было пора уходить, но на этот раз он никак не решался произнести слова прощания.
На помощь неожиданно пришла Лия:
– Отец, у нас закончилась соль. Я сбегаю к Гретте? Адсон меня проводит.
– Только не задерживайся. Уже поздно, завтра рано вставать, – с небольшой оговоркой согласился отец.
– Не беспокойся, – заверила Лия и, предупредив Адсона, что подождет во дворе, вышла из дома.
Ночь встретила молодых прохладным дыханием. С берега виднелась лунная дорожка, убегающая по морской глади за ночной горизонт. Адсон шагал по тропинке и силился вспомнить что-нибудь мало-мальски интересное.
Все новости он рассказал еще за ужином и теперь испытывал легкую неловкость. В голове постоянно крутилась одна-единственная история про то, как после бурно проведенной ночи прямо на посту заснул его приятель Виктор. Пользуясь моментом, шутник Робби стянул у спящего меч и по самую гарду вогнал его в огромную кучу навоза, вываленного возле конюшни. Когда же сослуживец наконец-то отыскал торчащий из дерьма меч и, изрыгая проклятия, стал его вытаскивать, Робби с невозмутимым видом поинтересовался, сможет ли Виктор расправиться с дерьмодемоном один и не требуется ли ему помощь.
Адсон мысленно нарек себя болваном и произнес первое, что пришло в голову:
– Ты за последний год очень похорошела.
– Спасибо, – кратко поблагодарила Лия.
– Стала настоящей красавицей, – добавил он, словно боясь, что девушка не поверит в искренность его слов.
Лия опустила глаза, радуясь, что в темноте не видно предательского румянца, залившего щеки.
– А помнишь, как ты полдня плакала, невзначай задавив бабочку?
– Помню, – подтвердила Лия.
– А как я тебя тащил, когда ты проколола ступню шипом боярышника? – вспомнил Адсон случившуюся много лет назад еще одну историю.
– Это когда я хныкала, что меня укачивает на закорках, – звонко засмеялась девушка, – а мальчишки пригрозили никогда больше не брать с собой? И не потому, что поранилась, а, как им тогда показалось, слишком много воображала.
– Нам даже удалось какое-то время выполнять угрозу, – с гордостью в голосе заявил Адсон, вспоминая былое.
Он наклонился и сорвал несколько фиалок. Цветы пахли сеном; их сухой сладкий аромат показался ополченцу в эту ночь самым чудесным запахом на свете. Адсон протянул цветы Лие. Та бережно приняла нежные стебельки и, в знак благодарности, звонко чмокнула ополченца в щеку.
– Ты же знаешь, что с подружками я умирала со скуки. Эти бесконечные разговоры о мальчишках и игры с соломенными куклами! Зачем? – словно извиняясь, проворковала Лия.
От прежней неловкости не осталось и следа. Обнявшись, Адсон и Лия брели по лесной тропинке, молчание не тяготило их.
– Я слышала, губернатор собирает отряд, это правда? – робко спросила Лия.
– Да. На следующей неделе мы покидаем Солин, – как можно непринужденнее ответил Адсон.
– Как, и ты тоже? – Лия резко остановилась.
– К сожалению, да, – без энтузиазма подтвердил ополченец.
– А как же я? – растерянно прошептала девушка. – Останься, прошу тебя, – произнесла она умоляюще. – У меня плохое предчувствие.
Со всей нежностью, на которую только был способен, Адсон привлек девушку к себе. В ответ Лия ласково обвила его шею руками. Их первый поцелуй был сказочно сладок. Двое влюбленных, не отрываясь, смотрели друг на друга. Каждой частичкой своего сердца в этот миг Адсон чувствовал непреодолимое желание посвятить всю оставшуюся жизнь этим глазам, губам, этому телу. Ему казалось, что во всем мире нет никого прекраснее золотоволосой дочки Пита Бэкона.
– Я не могу остаться, – с сожалением произнес Адсон, – у меня нет выбора.
– У любого человека есть выбор, только всегда проще, когда решения принимают за тебя. Останься! Я никого так не любила и никогда больше не полюблю. Если с тобой что-нибудь случится, я не смогу жить. Умоляю: откажись!
Переполняемая чувством, Лия глубоко дышала, словно ей не хватало воздуха. С трудом взяв себя в руки, она добавила уже спокойнее:
– Или хотя бы выпроси отсрочку. Уйдешь позже.
«Люди не зря говорят: утро вечера мудренее, – подумал Адсон. – Пройдет время, и сегодняшние слова забудутся, как забывается прошлогодняя листва под слоем зимнего снега».
– Я не могу, – отказался он выполнить просьбу любимой. – Что подумают обо мне товарищи?
– При чем здесь товарищи? – Обида и боль слышались в голосе девушки.
Она высвободилась из объятий и быстро зашагала прочь. Адсон понял, что только что сболтнул лишнее.
– Постой! – крикнул он Лие вслед, но девушка лишь ускорила шаг.
* * *
Отцвели три лета, и три осени сбросили листья. Дом, в котором родился и вырос Адсон, встретил хозяина черными проемами окон и тишиной. Последний неурожайный год, лютый холод да забывчивость короля, поглощенного ратными делами, привели к тому, что Солин оказался брошен на произвол судьбы. Еды не хватало даже детям. Остановилось колесо мельничного жернова, потухли кузнечные горны. Лишь усталые плотники стучали топорами, да городские швеи без устали ткали погребальные саваны.
Умерли той зимой от истощения родители Адсона, скончались Марта и Пит Бэкон. Ополченец долго пытался узнать о судьбе их дочери. Одни люди говорили, что ушла в лес и не вернулась, другие утверждали, что вступила девушка в сговор с преступниками, за что казнили ее в Темной Башне, а большинство лишь неопределенно пожимали плечами.
Адсон сердцем чувствовал, что любимая жива, и они обязательно встретятся. Хотя бы еще один, последний, раз…
* * *
По своему обыкновению, ставшему почти привычкой, тот вечер Адсон коротал в таверне Йургена. Поприветствовав хозяина, заказал вино и рыбу. Йурген из вежливости поинтересовался все ли в порядке и, получив в ответ утвердительный кивок, отправился выполнять заказ.
Белое вино лучше всего подходило к рыбе. Громко чмокнув пробкой, Адсон наполнил кружку доверху и стал жадно пить, даже не пытаясь прочувствовать вкус. Вскоре по телу разлилось приятное тепло, таверна раскрасилась в яркие цвета, а два посетителя, сидящие неподалеку, выглядели почти что приятелями.
Смех, доносившийся с пристани, показался Адсону знакомым. Низкому раскатистому гоготу вторили два угодливо хихикающих женских голоса. Веселье неожиданно прервалось, но лишь для того, чтобы продолжиться фальшивым мотивом скабрезной песни:
– Я люблю твои ноги и люблю твою грудь, но настала пора мне тебя удивить.
В прославлявшем мужское начало певце ополченец легко узнал Виктора. Женские голоса принадлежали работницам борделя «Отдых воина» Розе и Люси. Для всех так и осталось загадкой, зачем эти совсем еще юные особы приплыли в Солин и сразу же устроились работать в бордель. Словно только об этом и мечтали. Хорошими деньгами тут и не пахло, а надеяться обустроить личную жизнь было, по крайней мере, глупо. Мужчины охотно принимали ласку жриц любви, но брать их в жены не торопились.
От удара ноги дверь с шумом распахнулась и, громыхнув о стену, едва не сорвалась с петель.
– Я сегодня не ел, я сегодня не пил, острый голод я плотью твоей утолил, – проорал очередную строчку Виктор.
Он обшарил посетителей взглядом и, заприметив Адсона, направился к его столу. Девицы, обнимая друг друга за талию, двинулись следом.
Виктору удивительным образом удавалось поддерживать дружеские отношения с земляками, которых, по роду своей деятельности, ему нередко приходилось «одергивать». Решающую роль тут играла непосредственность и добродушный нрав ополченца. Обижаться на виновато пожимающего плечами парня никто и не думал, проклиная в такие моменты губернатора или Винсента Гийома.
– Адсон, ты опять топишь грусть в вине?! И что самое страшное, делаешь это один, – с упреком прогудел Виктор. – Отдай мне свой жернов, я повешу его на шею, и мы отправимся на дно вместе.
Виктор засмеялся. Он плюнул на пол, размазал слюну носком сапога и разочарованно пробормотал:
– Нет, одному мне тебя из этого омута не вытащить. Роза, займись моим приятелем.
Виктор хлопнул ладонью одну из обнимавших друг друга девиц под зад. Ойкнув от неожиданности, Роза капризно нахмурилась, но мгновение спустя вновь расплылась в обворожительной улыбке. Она бесцеремонно плюхнулась Адсону на колени и обвила его шею рукой.
На вид Розе было лет девятнадцать-двадцать. Темные короткостриженые волосы, пышущие румянцем пухлые щеки, крутые бедра, тяжелая грудь – все в облике девушки как нельзя лучше соответствовало выбранному ею ремеслу. Адсон чувствовал на своем лице теплое дыхание, женская рука нежно трепала его волосы. Ни одно, даже самое холодное, сердце не могло сопротивляться жару, источаемому здоровым, крепким телом Розы. Но у Адсона больше не было сердца. Он потерял его очень-очень далеко отсюда.
