– Убирайся, знаешь куда?! – не сдержался Адсон.
– Эх, мил-человек, не ты первый. Куда меня только за всю мою бестолковую жизнь ни посылали, а я вот он, тут. – Оборванец рассмеялся.
– Мне не нужна ничья помощь.
– Ну, выбор, конечно, за тобой. Никто не станет принуждать, – как ни в чем не бывало, продолжал сосед.
– Тебе бы лучше заткнуться. Проваливай, – грубо оборвал собеседника ополченец.
– Говорят, у тебя был роман с дочкой Пита Бэкона? Верность, что ль, хранишь? – не унимался тот. – Наверное, трудно хранить то, чего никогда и не было?
Хмель слетел с ополченца, словно пыль со старого сундука, смахнутая тряпкой. Адсон не мог понять, то ли собеседник над ним издевается, то ли что-то знает.
– Ты знаком с Лией?
– Может быть.
– Что значит «может быть»?
– А то и значит: может, знаю, а может – и нет.
– Сколько?
– Думаешь, мне нужны деньги? – осклабился пропитоха. – Кое-кто хочет с тобой встретиться.
– Кто?
– Иди к маяку – там и узнаешь. А я тут подожду. Когда вернешься, получишь ответы на все свои вопросы, если, конечно, они у тебя еще останутся, – добавил незнакомец многообещающе.
* * *
Тропинка юркой змейкой скользила вверх. Справа к ней примыкала отвесная скала, слева склон резко обрывался – один неосторожный шаг мог стоить путнику жизни.
Миновав коварный участок дороги, Адсон вышел к маяку на поляне. На низком, задернутом тучами небосводе беспокойно подрагивал багровый глаз путеводной звезды моряков. Ветер трепал кроны деревьев, и с каждым его порывом круг обступивших поляну сосен гнулся и стонал.
Адсон пытался выглядеть спокойным, и если внешне ему это удавалось, то сердце… Сердце ополченца отказывалось слушаться. Оно билось, как бьется в кулаке озорного мальчишки неосторожный воробей. Лицо горело: может быть, от ветра, может – от выпитого вина. Адсон потер руками щеки и лоб, чувствуя, как огрубевшие ладони царапают кожу.
Его ждали. На противоположной стороне, у кромки леса стояла группа людей. Как только Адсон вышел из тени, одинокая фигура двинулась ему навстречу. Пройдя треть пути, незнакомец сдвинул капюшон, и рассеянный свет маяка выхватил из темноты лицо, о котором Адсон думал многие годы; лицо, ставшее назло времени еще прекраснее.
– Лия! – непроизвольно сорвалось с губ ополченца.
Адсон больше не слышал ветер, деревья качали ветвями в полной тишине. Весь мир словно отступил за непроницаемый для звука купол. И внутри этого купола находились всего два человека: Лия и он.
Лия Бэкон негромко произнесла:
– Ну, здравствуй.
Адсон попытался обнять любимую. Та мягко уперлась ему ладонью в грудь, не позволяя приблизиться.
– Что с тобой? – растерялся ополченец.
– За три года многое изменилось, – с грустью в голосе ответила девушка.
– Да, ты права, – согласился Адсон. – Но я по-прежнему рад тебя видеть, – с надеждой произнес он. Ему хотелось сказать «по-прежнему тебя люблю», но язык стал чужим и не слушался.
– Я тоже, – тихо проговорила Лия.
– Тогда в чем же дело? – удивился Адсон.
– Я же сказала, слишком многое изменилось, пока ты воевал за короля.
Последние слова Лия произнесла громче остальных, хотя в этом не было нужды. Невидимый купол исчез, застонали сосны, встряхнули ветвями-руками, будто собирались прогнать людей, склонили пушистые кроны-головы.
– Я воевал не за него, – возразил Адсон.
– Раньше ты говорил другое, что у тебя нет выбора, беспокоился, какое впечатление произведешь на товарищей.
– Зачем ворошить прошлое? Ты же сама говоришь, что многое изменилось. Вместе с этим «многим» изменился и я. Я думал о тебе каждый день. Засыпал с этой мыслью и с ней же встречал рассвет… – начал было Адсон, но Лия приложила к его губам палец.
– Помолчи, – медленно, тягуче, будто каждый слог давался ей необычайными усилиями, прервала ополченца девушка. – Слова красиво звучат, да недорого стоят.
– Зачем ты так?
– Как так? – насмешливо спросила Лия. – Ты не знаешь, что мы пережили зимой, когда мужчины ушли в поход. – Голос девушки дрогнул. – В городе почти не осталось опытных охотников. Они неделями пропадали в лесу, но мяса и птицы все равно не хватало. Ты когда-нибудь пробовал хлеб из дубовой коры? – неожиданно спросила Лия.
– Нет, – признался Адсон.
Лия поправила накидку.
– Мне жаль, – посочувствовал Адсон.
– Всего-то? – горько усмехнулась дочь фермера. – Только что ты был красноречивее.
– Мои родители тоже умерли, – словно извиняясь, проговорил Адсон.
– В тот год смерть заглянула во многие дома.
– Но мы же воины, приказ командира для нас закон! – почти закричал Адсон. Он не знал, что сказать еще, какой довод окажется весомее – все известные ему причины весили сейчас не тяжелее пригоршни пуха.
– Хм, где-то я это уже слышала, – хмыкнула Лия. – Ты повторяешься, ополченец, – добавила она так, будто разговаривала с незнакомцем.
– Ладно, я не должен был бросать тебя, – неосторожно сорвалось у Адсона с губ, и он тут же пожалел о сказанном.
– «Ладно»? – изумленно переспросила девушка. – Ты делаешь мне одолжение?
– Нет, нет, я не понимаю, что делаю. Я так долго ждал встречи, и сейчас мне просто не хватает слов.
Адсон мысленно проклинал себя за неосторожно оброненную фразу.
– Я всего лишь человек, я могу ошибиться. Я…
Сбиваясь и облизывая пересохшие от волнения губы, Адсон торопился сказать очень важные для него слова. Будто знал, что любимая исчезнет. Теперь уже навсегда.
– Я не держу зла, – проговорила Лия. – Пускай Флэа судит.
– Что мне сделать, чтобы ты меня простила? – Адсон хотел сказать совсем не то, но признание застряло в горле. Он был не в силах его произнести и в очередной раз неловко просил прощения.
– Я же сказала, что не держу зла, и хватит об этом, – Лия раздраженно остановила нескончаемый поток извинений. – Однако ты мог бы кое в чем нам помочь.
– Что я должен сделать?
– Помоги нам достать оружие, – Лия указала рукой на стоящих поодаль людей.
– Вам мало смертей, которые принесла война? – искренне удивился Адсон.
– Все не совсем так, как ты подумал. – Лия запустила правую ладонь в копну рыжих волос и зачесала прядь за ухо. Адсон хорошо помнил этот жест. Еще девочкой она поступала так же, когда испытывала легкое смущение.
– А как?
– Мы охотимся. Иногда нам нужно защищаться. Так «да» или «нет»?
– А если я скажу «нет»?
– Лучше согласись.
Колебался Адсон недолго.
– Я согласен, – решился он. – Только ответь на один вопрос: почему переговоры ведешь ты? С каких это пор обеспечивать преступников оружием стало женским занятием?
Лия покривила уголки губ и громко рассмеялась.
– Я обязана отвечать?
– Нет, но очень бы хотелось знать правду.
– Как-нибудь в другой раз, – уклончиво пообещала девушка и добавила: – Ты, действительно, сильно изменился. Обговори подробности с моим человеком.
Она подвела Адсона к терпеливо ожидавшим окончания разговора людям и, не простившись, сопровождаемая тремя телохранителями, скрылась в темноте.
– Зови меня Грэхем, – обратился к ополченцу высокий подтянутый незнакомец.
Адсон неохотно пожал протянутую ему руку.
* * *
Свое слово ополченец сдержал, тайно передав новым знакомым несколько ящиков мечей, алебард и арбалетов.
Ступив на кривую дорожку однажды, бывает очень трудно с нее сойти. Так случилось и с Адсоном. Тех денег, что платили в ополчении, для восстановления хозяйства оказалось недостаточно, и Адсон Мередик решился на отчаянный поступок – сбывать на континент самодельное вино под видом монастырского, что производили маги в восточных горах, в монастыре преподобного Вильгельма.
Он познакомился с капитаном галеона «Долгий путь» Джозефом Грейсом, договорился о покупке товара с местным землевладельцем, закупил бутылей и даже сумел раздобыть у воров печать для сургучных пробок, чтобы внешне тара ничем не отличалась.
Джозеф Грейс регулярно забирал товар и рассчитывался золотом. Адсон наконец-то заплатил губернатору все налоги, поправил дом. Торговая стезя начала ему даже нравиться, и он все чаще задумывался о том, чтобы посвятить себя новому делу целиком.
Все изменилось в день прибытия королевского галеона. Неожиданности начались, как только корабль отдал швартовы[30]. Вместо долговязого Джозефа Грейса на капитанском мостике стоял совершенно другой человек. Он был хорошо сложен и аккуратно одет. Два коротких шрама делили его правую бровь на три равные части.
С корабля сошли несколько человек в темно-коричневых плащах – наряде членов розыскного суда.
Клубок доказательств, поддетый преподобным Вильгельмом, до глубины души возмущенным фальшивкой, и терпеливо разматываемый опытными дознавателями, вел прямиком к двери Адсона Мередика. Не было ни суда, ни следствия. Уже вечером ополченец свыкался со своей новой ролью – бесправного рудокопа в Таниевой Долине.
