— Следовательно, есть и добро как сила.
— Я же говорю: ты веришь в Бога.
Дорожка сузилась, и им опять пришлось идти друг за другом. Соня пропустила Мануэля вперед.
— Иногда мне кажется, что деревня здесь вообще ни при чем, что это сделали ни Баццель, ни кто-нибудь другой…
Она подумала, что он не услышал этого замечания, и решила не повторять его.
Но он вдруг спросил:
— А кто?
Соня смущенно рассмеялась.
— Иногда мне все кажется таким странным. У тебя такое бывает? Ты сидишь где-нибудь, и вдруг все резко меняется. Самые знакомые и привычные вещи вдруг становятся чужими и враждебными. И у тебя появляется чувство, как будто где-то совсем рядом есть что-то еще, какая-то другая реальность… Тебе знакомо это чувство?
— Нет.
— Именно это чувство и охватило меня здесь наверху. Но оно не проходит. Фрау Феликс, фикус, светящиеся палочки, Паваротти, колокол, Банго, смерть Баццеля, кресты, «il senatore», Барбара, гости, жители деревни, снег, Сераина… Все вокруг становится все более странным, все более непонятным, все более зловещим.
Дорожка уходила вверх по узкому серпантину. У откоса росли альпийские розы. Кто-то совсем недавно оборвал с них почти все бутоны.
Мануэль шел впереди размеренными шагами горного проводника. Он ничего не ответил на ее последние слова, и она намеренно немного отстала, чтоб увидеть его лицо на очередном крутом повороте серпантина. Но ее подозрение — что он тайком ухмыляется — не подтвердилось. Его лицо было серьезным и выражало живой интерес к беседе.
— Ты мне очень нравишься, Соня, — сказал он вдруг.
— Это что — объяснение в любви?
Но он не улыбнулся.
— Просто я хочу, чтобы ты это знала.
— Ты тоже мне нравишься.
Они достигли границы леса. Небо на западе было безоблачным. Но с востока катились новые клубы тумана.
— Честно говоря, сначала ты мне не понравилась.
— Да? Почему? — удивилась Соня.
Он едва заметно пожал плечами.
— Не знаю. Предрассудки. Какая-то дамочка из высшего общества, которая много лет не работала и вдруг решила вернуться в профессию.
— Откуда ты все это узнал?
— От нее.
— Значит, Барбара Петерс представила меня моим будущим коллегам как «дамочку из высшего общества, которая много лет не работала и вдруг решила вернуться в профессию»?..
Мануэль поравнялся с загоном для скота и пошел по узкому проходу для туристов.
— Может, я сам сделал такой вывод из каких-то ее слов.
Дорожка вновь расширилась, и Соня пошла рядом с ним.
— Как бы то ни было, ты очень успешно скрывал, что я тебе сначала не понравилась.
Он, не отрываясь, смотрел в землю.
— В нашей профессии этому быстро учишься.
— Мне это так и не удалось.
Мануэль остановился и посмотрел на нее.
— Может, у тебя не было необходимости этому учиться…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Красивая, да еще с бабками…
— Вот, значит, как ты ко мне относишься.
— Относился.
— А сейчас?
— Я уже сказал: ты мне нравишься.
Грозовые тучи погасили солнце. Соня предложила на первой же развилке повернуть назад.
— От дождя еще никто не умирал, — возразил Мануэль.
— От дождя да, но гроза — это совсем другое дело.
— Ты еще и грозы боишься…
— Да, и грозы тоже, — призналась Соня.
Словно в подтверждение ее слов, на востоке лениво громыхнуло. Валь-Гриш лежал под ними, съежившись, как будто тоже боялся грозы. Далеко внизу крохотный трактор полз к крестьянскому двору, словно муравей, спешащий в свой муравейник. Чуть ближе, на опушке леса между ними и их целью, кто-то стоял. Турист или крестьянин. Вот он пошевелился и исчез за деревьями.
Спуск принудил их ускорить темп.
— Ненавижу спуск! Еще со школьных походов, — ворчал Мануэль. — Когда идешь в гору, радуешься предстоящему спуску, а потом проклинаешь все на свете, потому что не успеешь оглянуться, как у тебя болят колени и пальцы ног стерты до крови…
Где-то в самой гуще туч сверкнула молния. Гром пока еще сильно запаздывал. Дорогу им преградила электроизгородь загона для скота. Мануэль поднял перекладину, служившую калиткой, с помощью прикрепленной к ней изолированной ручки, пропустил Соню и закрыл за собой «калитку». На одном из столбов изгороди висел зловеще тикавший аккумулятор.
Соня почувствовала первую каплю дождя.
Ели, над верхушками которых они только что видели деревню, теперь выросли впереди, как часовые, высокие и строгие. Еще метров двадцать-тридцать, и они поравняются с ними. Деревья стояли по обе стороны дорожки, образуя нечто вроде арки и напоминая ворота в сказочный лес.
Ветер усиливался. Если до этого они только чувствовали его, то теперь могли еще и слышать. Он шумел в соснах и елях, словно торопил путников.
Лес становился гуще. Вдоль откоса над их головами сквозил молодняк. Тощие стволы были скрыты загадочной сенью зеленых кринолинов.
Они шли молча, один за другим, глядя лишь на неровную, каменистую дорожку. Мануэль вдруг резко остановился, словно зверь, почуявший опасность, и Соня чуть не налетела на него.
Далеко впереди, в темно-зеленом сумраке леса, кто-то стоял и неотрывно смотрел в их сторону.
— Он ждет нас! — прошептала Соня.
Мануэль медленно двинулся дальше.
Он узнал его первым.
— Это повар из «Горного козла», — сказал он и ускорил шаги.
Соня, которая не разделяла его облегчения, медленно, нерешительно пошла за ним.
Они пока только слышали дождь, но еще не чувствовали его. Только в тех местах, где ветер или бензопила проредили лес, трава уже поблескивала серебряным бисером.
Педер Беццола ждал с их мрачной миной.
— Не самая подходящая погода для прогулок, — сказал Мануэль вместо приветствия.
Беццола не ответил. Он стоял, широко расставив ноги и перегородив узкую дорожку. Слева от него склон горы круто уходил вверх, справа обрывался скалистой стеной до следующего витка серпантина.
Соня подошла ближе и кивнула Беццоле. На ее приветствие он ответил. Но тоже лишь едва заметным кивком. Соня мысленно лихорадочно искала пути к отступлению, изо всех сил стараясь не оглядываться.
Беццола, похоже, не собирался их пропускать.
— Вы не могли бы немного посторониться, — сказал Мануэль. — А то дождь начинается…
Беццола пропустил его слова мимо ушей.
— Так-так… — произнес он, обращаясь к Соне. — Значит, решили прогуляться? С Миланским чертиком?
Соня почувствовала, как стучит кровь в висках. Она хотела что-нибудь ответить, но смогла лишь выдавить из себя судорожную улыбку.
— Будьте любезны, позвольте нам пройти! — угрожающе-приветливым тоном попросил Мануэль.
Беццола выдавил из сигареты уголек и растоптал его ногой. Потом бросил окурок вниз и скрестил руки на груди.
— Послушайте, я кажется, с вами разговариваю! — повысил голос Мануэль.
Повар, по-прежнему не обращая на него внимания, продолжал говорить с Соней.
— А переодетая собачка, значит, осталась дома? Бедняжка! Она бы тоже с удовольствием прогулялась с Миланским чертиком. В своей смешной охотничьей шляпке…
— Немедленно пропустите нас! — разозлился Мануэль.
— Как? Разве вы не знали? — продолжал Беццола, обращаясь прямо к Соне. — Кое-кто видел, как этот чертик грузил в багажник переодетую собачку.
Он смотрел на Соню ободряющим взглядом учителя, который не сомневается, что его ученица вот-вот даст правильный ответ.
Соня сохранила в своей памяти картинку, не пытаясь понять, что ей в ней показалось странным: Банго, оскалив зубы, рычит на Мануэля, который пытается его погладить. Ей вдруг стало холодно.
Мануэль выдвинул левое плечо вперед и стал протискиваться мимо Беццолы.
То ли он поскользнулся сам, то ли Беццола ему немного помог — во всяком случае, он вдруг полетел вниз по откосу, повис на две-три секунды на скалистом выступе, впившись руками в ковер из зарослей черники, потом раздался треск выдираемого с корнями кустарника, и Мануэль с криком «shit!» полетел дальше.
Педер Беццола побежал вниз, Соня за ним.
Мануэль лежал на дорожке и стонал. Из большой ссадины на правой половине лица шла кровь. Он лежал на спине, подложив неестественно вывернутую руку под голову и закинув ногу на ногу, словно отдыхая в шезлонге. Его ляжки были плотно прижаты друг к другу, а левая голень закинута на правую ногу под прямым углом. Под коленом, казалось, вырос новый сустав, который на глазах увеличивался в размерах и окрашивался в красно-синий цвет.
«РДКП», вспомнила Соня алгоритм действий в таких ситуациях, усвоенный еще на курсах: речь, дыхание, кровотечение, пульс.
— Мануэль!
— Shit! — простонал он.
— Ты можешь шевелить руками?
Она увидела, что он пытается обхватить пальцами какой-то воображаемый предмет.
