достает из-за пояса нож и прокалывает себе палец, демонстрируя телесную уязвимость и наличие той самой плоти и крови. Он не сдержался и выпалил:
— Я знаю. Я видел в Риме, как горел такой же, как ты! Говорили, что он был бессмертен, однако это оказалось не так! И он признал себя демоном, хотя по началу тоже звался эльфом!
Прим. авт.: официальный «старт» костров Инквизиции — XIII век, однако практика сожжения в Европе появилась с XI века, а первые эдикты о необходимости сожжения еретиков (например, манихеев), были изданы в третьем веке нашей эры, так что автор практически не соврал.
— А как он кричал перед смертью? — спокойно спросил тот, кто назвал себя Двэйном, и в туманных глазах его было невозможно что-либо прочесть.
— Что?..
— Я спрашиваю, как он кричал. И ответ ты тоже знаешь. От боли все кричат одинаково — эльфы или люди. Хотя мы менее чувствительны к боли… И, если она достаточно сильна — многие признают себя кем угодно, чтобы избежать боли, рассматривая смерть как освобождение от страданий.
Брат Ансельм невольно стиснул зубы, снова пытаясь отогнать непрошенные воспоминания. Вместе с демоном сгорела целая семья горожан, давших приют тому, кого они тоже называли эльфом. Вся. Они говорили, что мир людей менялся несколько раз, сходясь и снова разбегаясь с каким-то другим миром, что рушились города, что выпали из истории последние два века, что о Мироздании известно так мало — и не раскаялись в ереси. Юный диакон, которым был тогда, пять лет назад, нынешний брат Ансельм, вдыхал дым костра, попутно пытаясь избавиться от навязчивого чувства несправедливости.
И именно это чувство послужило истинным мотивом покинуть Рим. Это, а не что-либо другое. Только мысль о несправедливости Ансельм загнал глубоко-глубоко, на самое потайное дно души своей.
— … мир становится мал и узок для таких, как я. Светлые эльфы хотя бы более похожи на людей, но бывает, что они вынуждены подрезать кончики ушей, прибегая к операции. Помогает. Лет на десять-двенадцать, а потом кончики ушей растут снова. Но внешне мы не стареем, вот тут-то приходится что-то придумывать.
Священник встрепенулся, выходя из задумчивости.
— Что придумывать?
— Всякое-разное. — Подмигнул Двэйн. — Думаю, имя короля Артура тебе знакомо? А некоего Мерлина?
— Конечно, но…
— Так вот, настоящее имя Мерлина — Хед. Не знаю, какая реальная польза была от него самому королю и рыцарям Круглого стола, но весь эль в Британии он точно выжрал, а количество дурней, обжуленных во время игры в кости, вообще не поддается счету. А когда надоело играться в великого мага, исчез под видом мнимой смерти, предварительно рассорившись с очередной любовницей. Темной эльфийкой по имени Моргана. Скандал был жуткий, но Хед сам виноват.
Брат Ансельм только глазами хлопал в изумлении. Даже сам не заметил, как съел вкуснейшее крылышко запеченной дичи и приложился к кубку. Спешило к закату солнце, и беседа могла бы продолжиться, но…
Молниеносно вскочивший на ноги сид-эльф-демон-дроу-или-кто-он-там одним прыжком оказался у своего коня, срывая с луки седла что-то похожее на предмет, состоящий из нескольких вложенных друг в друга металлических цилиндров. Молодой священник раскрыл рот, когда со звонким щелчком этот предмет распрямился, удлинился на глазах, раскладываясь в некий боевой шест.
— Ты что, не слышишь? — раздраженно бросил сид, и действительно — собеседник не слышал ничего, кроме далекого шума волн. — Оружие есть?!
Смутившийся брат Ансельм нехотя кивнул, демонстрируя вынутую из-за спины, из-под пояса рясы короткую дубинку. Темный фэйри крякнул:
— Это ты для меня сюда притащил?
— Ну да. Думал, если ты не убоишься креста, так дубинкой вернее будет…
Обращаться с сим предметом святой отец умел неплохо. А как иначе путешествовать? Слово Божие разит без промаха, но иногда нужна весомая поддержка.
— Мне нравится твой подход к делу, но от дубинки тут мало толку. Бери моего коня, скачи в Дансеверик, предупреди!
— Да что случилось-то?!
Сид уже бежал вниз с холма, туда, где врезался в каменистый берег узкий фьорд, удобный для захода рыбацких лодок.
— Норманны. — Донеслось до брата Ансельма.
Конь послушно принял нового седока, умчавшегося туда, где ничего не подозревающие люди мирно готовились завершить дневные заботы и встретить ночь. Но краем глаза священник успел увидеть незабываемое зрелище, перевернувшее его поверхностное представление об искусстве ведения боя как таковом. По крайней мере, он понял, что дубинка была абсолютно бесполезной — если бы Темный фэйри захотел, то расправился бы с любым непрошеным гостем — прямо на месте.
ГЛАВА 12.Подозрения Двэйна
Двэйн внимательно осмотрел предмет, удивляясь высокому мастерству неведомого механика. Дивное ожерелье из редчайших по оттенку и размеру бериллов и белого золота украсило бы собой любую женскую шейку, гармонируя с угольной или пепельной кожей Темной эльфийки и белой или смуглой — обычной женщины или же эльфийки Светлой. Удивительное сочетание металла и камня, уникальная огранка, изысканная резьба по металлу — техника не человеческая, это сделал эльф!
Но было кое-что еще. Следы засохшей крови — и по краям филигранной оправы бериллов, и в насечках в верхнем слое золота, там, где особое покрытие было нанесено рукой опытного механика… Что это значило?.. Кто-то был убит из-за ожерелья, а засохшие следы — посмертная память о владельце?
Нет.
Удивительной красоты предмет медленно и жестоко удушил хозяйку, напоследок взрезав горло. Мучительная, чудовищная смерть на глазах у близких, за праздничным столом, на глазах гостей, в полном бессилии что-либо изменить. Ожерелье попало к леди Миенфильд не само по себе; это был подарок из рук Мораг Эльдендааль. Можно было бы обвинить Первую Жрицу Конклава в желании расправиться с молоденькой эльфийкой, чей путь к Конклаву только начинался, но… Госпожа Мораг сама получила подарок от неизвестного почитателя. Такое случалось часто, когда тайный проситель сперва присылал дар, а следом объявлялся сам. В это раз у Мораг было крайне дурное настроение. Она сочла украшение помпезным, вычурным, недостойным своей персоны — а потому передарила несчастной, которая примерила ожерелье на второй неделе
