Посланница была готова к путешествию. Скоро она окончательно освободится от всего, что мешало ей быть самой собой.
Не одна Надя обрела новую осмысленную жизнь – гость внимательно смотрел на хозяина, ожидая приказов.
– Встань, – сказал Макмар, и слуга послушно поднялся на ноги.
– Иди на кухню и сиди там.
Слуга покинул комнату.
– Ну, наконец-то! – воскликнул Макмар при виде Флейтиста – переобутого и с мокрой тряпкой в руках.
– Чтоб блестело! – скомандовал хозяин.
Проходя мимо стола, он взял ножницы и тщательно вытер кусочком вельвета. Инструмент всегда должен оставаться в идеальном состоянии.
* * * 00:57 * * *
Противно чувствовать себя инструментом в чужих руках. Если живёшь ради чего-то, если смысл существования определил создатель – ты не принадлежишь себе. Высшая форма рабства, которую ощущаешь каждой клеточкой! И не важно, насколько хороша цель, ради которой тебя создали. Всё равно – чужая цель, чужие планы.
Когда твоё существование обусловлено предназначением, это как быть молотком или расчёской. Или зубочисткой! В общем, полезным приспособлением. Инструментом.
Унизительно!
«Как же я тебя ненавижу! – в который раз подумала она. – Будь ты проклят!»
Ноги устали от хождения взад-вперёд, и она присела на перила, огораживающие лестничную яму. Здесь начинался переход на соседнюю станцию; мысль о людях, которые поднимались и спускались по гранитным ступенькам, утешала. Кто-то есть, кто-то рядом, ты не одинок. Почти.
После того, как тебя вырвали из привычного мира и принудили к отшельничеству, радует даже условное присутствие других.
Тысячи, миллионы людей проходили через это место. У каждого – миллионы решений и поступков, ошибок и удач. Наверное, этим свободным людям хотя бы раз в жизни приходилось страдать от бессмысленности собственного существования.
Они и понятия не имели, что наоборот – гораздо тяжелее!
Перекинув ноги и наклонившись над ямой перехода, она рефлекторно вцепилась в перила, но потом медленно разжала пальцы и раскинула руки. Падать было не высоко. Зато внизу – шахматная доска разноцветных каменных плит и ступеньки с острыми гранями…
Одно решение, одно движение – и всё.
Наверное, можно постараться и упасть так, чтобы свернуть шею, но она не знала – как правильно. Вниз головой? А если не получится? Сломаешь руку или ногу. Или позвоночник.
Интересно, будут её лечить или просто уничтожат – и сделают другую… копию?
Копия! Слово как заусенец или больной зуб – даёшь зарок не задевать, но опять и снова касаешься, морщишься и злишься.
«Чтоб ты сдох!»
Кому предназначалось пожелание – Обходчику или Лоцману? Обоим! Оба виноваты. Если бы она умела, она бы навечно прокляла их за то, что они сделали!
А не сделали бы – некому было бы жалеть себя и сыпать ругательствами. Ей бы чувствовать благодарность, но в сердце места не хватало – сплошная злость.
Так уж вышло: им понадобился человек, и оказалось, что проще скопировать и обучить. А что потом – когда закончится исследование, для которого её сотворили? Что будет с ней?
«Глупый вопрос, – ответил Лоцман, когда она осмелилась спросить. – Я ещё и учить тебя не начал!»
Можно было поинтересоваться, когда первый урок, но понятно же, что любой вопрос будет назван «глупым». Нельзя требовать объяснений, ждать сочувствия, надеяться на понимание. У создателя свои планы.
«Будь ты проклят! – закричала она изо всех сил, так что в груди стало больно. – Сволочь!»
Хриплый вопль наложился на повседневные звуки. Никто не услышит, но всё равно приятно, когда твой голос смешивается с шумом прибывающих поездов и голосами других людей.
Эта станция метро была единственным местом на Земле, куда её выпустили. Единственным местом, хоть как-то связанным с её прежним бытием.
Выбирала не она – она и не просила!
Несколько лет в Гьершазе вместе с Лоцманом пролетели, как один день, – без надежды на освобождение. Прошлое принадлежало «оригиналу». Будущее заграбастал создатель. Настоящее состояло из зубрёжки, тренировок и быта.
Она отвыкла от людей, от города, от всего, что раньше наполняло её жизнь. Но, когда учитель предложил в качестве награды за хорошее поведение погостить «там», как же она была рада!
Как маленькая девочка, которой пообещали: «Будешь принцессой!» – а подарили пластиковую корону...
Разумеется, её выпустили не прямо на станцию, а в один из крайних Слоёв. Кроме скульптурного убранства, она видела смазанные силуэты и полоски мигающего света над путями – след поездов.
Слушать, смотреть, но не трогать.
Издевательски мало, но лучше, чем ничего. Лучше, чем Гьершаза. Есть где порезвиться! Две белёные путевые стены, рельсы, платформы, пилоны со статуями и центральный зал с лестницей… Первые несколько часов она ходила по станции, слушала людей, пыталась заговорить – играла в пассажирку. Один раз позволила себе спрыгнуть на пути и войти в тёмный туннель. Знала, что тут же выйдет с обратной стороны, но попробовать всё равно было приятно. Было в этом что-то захватывающее… Первое время. Пока она не привыкла.
Земная Явь была всё так же далеко. Замкнутое пространство Слоя – почти как реальность. Почти.
«Награда» Лоцмана обернулась издевательством.
Или он так пытался донести саму идею Слоёв? Но из всех магических и сверхъестественных таинств «великий секрет» с самого начала был если не самым простым, то уж точно – общеизвестным. В школе этому не учили, но что такое четвёртое измерение, она могла вообразить. Кажется, даже читала в фантастической книжке.
Для обычных трёхмерных существ понятия «глубины» и «Слоёв» – наиболее удобный образ, позволяющий понять четвёртое измерение и научиться перемещаться в нём, управляя скоростью и степенью погружения.
Давным-давно люди из Открытых Миров выстроили систему координат, взяв в качестве точек отсчёта реальность родных миров – Явь. Объединившись, учёные продолжили исследовать пространство. Высшим достижением стал Большой Дом, позорнейшей неудачей – Гьершаза, которую никто не сумел усмирить.
Когда законы были сформулированы и утрамбованы в рамки понятных объяснений, волшебство превратилось в сумму технологий. Никаких чудес: учись, постигай, тренируйся, пользуйся.
Слои последовательно отсекают временное от постоянного. Сначала исчезают люди. Потом – созданная ими техника. Остаются тени, звуки, иногда запахи, но исчезают и они. Постепенно тает всё, что было построено или выросло само собой, и в какой-то момент от реальности остаётся вязкий влажный туман, причём его цвет, «вязкость» и «влажность» не имеют отношения к органам чувств.
Это уход вглубь, а потом продвижение дальше, в небытие. Каждый Слой – как статичный момент перехода и одновременно призрачная копия базовой реальности…
Вот, снова «копия». Никак не забыть, что ты – не ты, что есть «другая», «первая», «оригинальная». Настоящая.
«Чтоб ты…» – она оборвала себя на полуслове. Какой смысл орать, когда тебя никто не слышит? Как можно утолить тоску по нормальному человеческому общению, если вокруг расплывчатые призраки и ни до кого нельзя дотронуться?..
Она устала без общения, но условная замена – сидеть в крайнем Слое на станции метро – не приносила радости. Легче не становилось. В толпе, когда подслушиваешь людей, знаешь, что они тоже могут тебя услышать. Если они пошутят – ты можешь рассмеяться. Если спросят, как куда-нибудь пройти, ответишь. А быть тенью, отверженным духом, о котором никто не вспомнит…
Только статуи, украшавшие унылую станцию, могли претендовать на роль «близких».
Она видела эти фигуры и раньше, что-то читала о них в дядиных книгах, но впервые получила возможность как следует рассмотреть. Забыв о людях-призраках, спешащих по делам, она обратилась к тем, кто никуда не торопился.
Их было много, этих знаменитых скульптур – целая галерея, и все разные. Так казалось поначалу. Вскоре она обнаружила, что статуи повторяются: каждая по четыре. Но теперь она была слишком увлечена разглядыванием, чтобы расстраиваться по поводу слова «копия», «дубль» или «двойник». В конце концов, там не было ни одной похожей статуи.
Скорчившиеся под сводами проходов, втиснутые в гранит, скульптуры стояли там так давно, что время одарило их уникальностью. У каждой овчарки был свой вытертый до блеска нос. У каждого матроса был свой наган (один так и вовсе был без оружия). Студенты читали разные книги, и у младенцев были разные улыбки. На каждое лицо падал свой свет, и обдувал их разный ветер.
«Если бы за ними не ухаживали, различий было бы больше», – подумала она и вздохнула.
Потом подошла к собаке пограничника и потёрла ей нос. Считалось, приносит удачу на экзаменах.
