В этой связи министр иностранных дел России граф Ламздорф 18 января 1904 г. писал в своем докладе царю:
«При нынешних обстоятельствах война будет чрезмерно тягостна и потребует неимоверных жертв. Вот отчего необходимо всячески предотвратить от нашего отечества это страшное бедствие или по крайней мере отдалить его всеми возможными примирительными средствами».
А вот как оценивал перспективы начального периода русско-японской войны в своей всеподданнейшей записке от 24 мая 1903 г. начальник Генштаба генерал-адъютант В. В. Сахаров:
«Наш вероятный враг, Япония, в случае вооруженного с нами столкновения будет первое время иметь значительное превосходство в силах… Поэтому до прибытия подкрепления из Сибирского [военного] округа и из Европейской России мы на Дальнем Востоке должны будем занимать строго выжидательное положение и главнейшая наша задача будет клонится к тому, чтобы не дать противнику возможности сколько-нибудь серьезных над нами успехов. Только по сосредоточению достаточных сил мы будем вправе приступать к решительным действиям и искать боевых столкновений, дабы одержать успех, лишить противника всех достигнутых им выгод.
При таких условиях мы были бы поставлены в самое затруднительное положение, если бы наши войска ко времени войны с Японией занимали бы всю обширную территорию Маньчжурии небольшими разбросанными отрядами…
Наиболее соответственным выходом из нашего положения в случае столкновения с Японией при современном соотношении сил будет сосредоточение войск в северном районе и занятие выжидательного положения до прибытия достаточных подкреплений, чего можно ожидать на четвертом месяце войны… За это время мы можем понести значительные жертвы до потери Порт-Артура включительно».
Таким образом, русский Генштаб еще до начала войны уже был готов даже к сдаче Порт-Артура. Столь же пессимистично смотрел на перспективы начального периода войны и военный министр генерал А. Н. Куропаткин, будущий командующий Маньчжурской армией. В своем докладе царю от 24 июля министр писал о планах войны с Японией:
«Мы должны держаться против Японии оборонительного способа действий. Хотя мы и выдвигаем свои войска на линию Мукден — Лаоян — Хайчен, но отстоять южную Маньчжурию в первый период войны, если туда вторгнется вся японская армия, мы не можем. Мы должны, как и два года назад, готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время и, не допуская наши войска до частного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев».
Таким образом, руководству армии было очевидно, что если русские войска будут выведены из Маньчжурии, то в этом случае японцы без особого труда могут захватить громадные территории Кореи и Южной Маньчжурии. Тем не менее министерство иностранных дел категорически настаивало на их выводе из Маньчжурии; наместник адмирал Алексеев — на том, чтобы не только их там оставить, но и срочно провести мобилизацию в Дальневосточных губерниях; статс-секретарь Безобразов — на увеличении маньчжурской армии и сосредоточении 60-тысячного ее отряда на границе с Кореей по реке Ялу; а генерал Куропаткин — на том, чтобы передать японцам Ляодунский полуостров вместе с Порт-Артуром в обмен на признание Японией русского протектората над Северной Маньчжурией.
Как ни печально, но Николай II, не понимая истинных целей Японии — под любым предлогом объявить войну России, совершил колоссальную ошибку, посчитав, что ему дипломатическим путем удастся избежать военного противоборства, и с этой целью постоянно шел на уступки противнику.
31 декабря 1903 г. МИД Японии вновь направил правительству России ноту с категорическим требованием признать преобладающее влияние Японии в Корее и дать согласие на продолжение корейской железной дороги по территории Маньчжурии.
Интересно, что и в этой ситуации кайзер Вильгельм продолжал усиленно подталкивать Николая к войне с Японией и в своем письме от 3 января безапелляционно настаивал:
«Корея должна быть русской. Когда и как — до этого никому нет дела, и касается только тебя и твоей страны. Что Корея когда-нибудь будет твоей, здесь считается вещью само собой разумеющейся, так же как и оккупация Маньчжурии».
Тем временем 14 января в адрес наместника адмирала Алексеева из Петербурга поступила телеграмма, поясняющая, что:
«На высадку японцев в Южную Корею… Россия будет смотреть сквозь пальцы, и это не будет причиной войны».
Однако 15 января 1904 г. на Особом совещании царь все же сформулировал пределы наших возможных уступок:
«Мы должны, в ограждение наших интересов, положить известный предел их захватам на этом пространстве… С военно-морской точки зрения такая граница должна обнять Северную Корею, имевшую для России серьезное стратегическое значение. Если мы не добьемся ее нейтрализации, то, без сомнения, на фланге Порт-Артура мы будем иметь сильного врага, который разрежет связь между Южно-Уссурийским краем и Квантунской областью, будет господствовать над Маньчжурией и вскоре уничтожит возможность существования в Порт-Артуре».
Тем не менее Япония отвергла очередные предложения России, а 18 января военно-морской атташе России в Токио капитан второго ранга А. И. Русин сообщил, что «Число зафрахтованных Японией для военных целей пароходов достигло 60. У главной базы Сасебо поставлено минное заграждение. В порты, нарушив все железнодорожные расписания, непрерывным потоком идут поезда с углем и военными запасами, тысячи рабочих отправляются в Корею на постройку дорог, расходы на последние военные приготовления достигли 50 миллионов иен и можно ожидать в любую минуту общей мобилизации».
Кроме того, 20 января в МИД поступили три крайне тревожных сообщения. Российский представитель в Японии барон Р. Р. Розен телеграфировал:
«Япония открыто готовится к войне».
А консул Рудановский сообщил из Сингапура:
«Прибыли крейсера "Ниссин" и "Кассуга" под японским флагом. Командир, офицеры и половина экипажей — английские; оставлены на службе Японии; всех пятьсот человек».
В тот же день адмирал Алексеев доносил в Петербург, что:
«Непрекращающиеся военные приготовления Японии достигли уже почти крайнего предела, составляют для нас прямую угрозу… При настоящих обстоятельствах, указывающих на значительно более серьезные намерения со стороны Японии, нежели высадка небольшого оккупационного отряда в Корее, мероприятия, предложенные в депеше от 24 декабря 1903 г., не могут уже считаться достаточными.
Принятие самых решительных мер с нашей стороны для усиления боевой готовности войск Д. Востока не только необходимо в целях самообороны, но, может быть, еще послужит последним средством избежать войны, внушая Японии опасение за благоприятный для нее исход столкновения».
В конце концов у царя не выдержали нервы, и 21 января он согласился на очередную крупную уступку. При этом Россия отказалась от своих требований относительно установления нейтральной зоны в Северной Корее и на неиспользовании Японией корейской территории в стратегических целях.
Утром этого же дня русская эскадра вышла из Порт-Артура в плановый учебный поход, проложив курс зюйд-ост. Цель похода состояла в восстановлении навыков совместного плавания, в отработке радиосвязи между кораблями эскадры и последовательной передаче радиограмм от мыса Шантунг на станцию Золотой Горы. Головной крейсер «Аскольд» уже подходил к маяку Шантунг, когда был получен приказ срочно повернуть обратно. В Петербурге сочли, что учебный поход русской эскадры может помешать переговорам.
Однако телеграммы русского правительства с новыми предложениями Петербурга, отправленные в Порт-Артур и Токио 21 января, были получены бароном Розеном только 25 января, поскольку они были намеренно задержаны японцами на телеграфе в Нагасаки. Но уже 22 января на заседании японского правительства было решено начать войну с Россией, а в ночь на 23 января отдано было распоряжение о подготовке к высадке в Корее и организации атаки русской эскадры на Порт-Артурском рейде. В результате русский посланник получил эти предложения только на другой день после официального заявления Японии о разрыве дипломатических отношений с Россией, сделанного послом Японии в Петербурге 24 января под предлогом намеренного затягивания Петербургом переговоров.
Впрочем, поскольку войну Япония России еще не объявила, то даже после разрыва дипломатических отношений по получении новых существенных уступок со стороны Петербурга Токио мог бы согласиться на продолжение переговоров, но в том-то и дело, что его целью было не достижение очередных уступок, а война со своим северным соседом.
