«Генерал Ренненкампф донес, что в Люхечжане часть китайского гарнизона перешла на сторону японцев, занимающих Юланзы».
Так что на основании информации, получаемой на тот момент времени от нашей разведки, трудно было сделать вывод о том, противник уже выдохся и более не в состоянии продолжать войну. Тем не менее в сложившейся ситуации 9 июня президент США Т. Рузвельт обратился к России и Японии, предложив им:
«В интересах всего цивилизованного мира сойтись для переговоров, чтобы положить конец этой ужасной и прискорбной борьбе».
Японское правительство дало свое согласие на переговоры 10-го, а российское — 12 июня. Но при этом, Токио категорически отказывается от заключения перемирия с Россией до момента заключения окончательного мира, даже на время предстоящих русско-японских переговоров, явно намереваясь использовать военное давление для достижения своих политических целей на переговорах с Россией. А 18 июня русский советник Павлов докладывал из Шанхая в МИД о новых агентурных сведениях относительно ближайших военных планов Японии:
«Только что доставлена тайно добытая из здешнего японского консульства копия плана расположения японской армии в настоящий момент (262 тыс. пехоты, 10 тыс. кавалерии, на пути в Северную Корею морем 16 тыс. и к Сахалину 18 тыс.)… Высадка на Сахалин предполагается 20 июня, а общее наступление всех армий 3 июля, причем Ноги (45 тыс.) должны совершить обход по монгольской территории, а Куроки (75 тыс.), Нишиниура (40 тыс.) и Омия (10 тыс. кавалерии) повести наступление на Гирен. Считаю настоящие сведения заслуживающими доверия».
Как и предупреждал Павлов, для захвата Сахалина японцами была сформирована 15-я дивизия генерала Харагучи, посажена на суда в Хакодате и 22 июня под прикрытием эскадры Катаока двинута к посту Корсаковскому, где японцы и высадились 24 июня.
Наши незначительные силы, находившиеся на острове, разделенные на 9 небольших отрядов, не имея одного определенного плана, действовали разрозненно и не могли противостоять движению японцев в глубь острова. Поэтому все это скоро завершилось капитуляцией русских сил на Сахалине 19 июля у села Онор.
В этой весьма критической ситуации было очень важно то обстоятельство, что позиция Англии в вопросе о мире в русско-японской войне по-прежнему оставалась явно прояпонской. Прежде всего, английская пресса решительно поддерживала японское требование о выплате Россией контрибуции, а Эдуард VII заявил по этому поводу 9 июня:
«Россия, возможно, будет еще раз побита, и японцы, вероятно, возьмут Владивосток… Контрибуция Японии причитается, как победителю, по обычаю».
Поэтому совсем не случайно, что, заняв южную часть Сахалина, Япония уже 11 июля получила в Лондоне новый заем в 30 млн фунтов, что в финансовом отношении на какое-то время развязывало ей руки для продолжения войны с Россией.
В результате ситуация для Петербурга складывалась весьма угрожающе. Япония начала новое наступление, захватив Южный Сахалин и грозясь захватить Приморье. Внутри империи вовсю бушевала революция, и хотя США проявили инициативу по заключению мира, но позиция Великобритании в вопросе об условиях заключения этого мира была абсолютно неприемлема для Петербурга. Все это сделало крайне важным вопрос, чью же сторону в этих условиях займет Германия.
Разумеется, это прекрасно понимал и Вильгельм, который не преминул воспользоваться ситуацией и обратился к Николаю с предложением встретится в финских шхерах вблизи острова Бьёрке. И надо сказать, что во время этого бьеркского свидания двух императоров произошло одно из наиболее загадочных событий, связанных с русско-японской войной, сыгравшее не последнюю роль в процессе зарождения Первой мировой войны Собственно говоря, кайзер, назначая встречу с русским царем, ставил вполне определенную политическую цель, а именно он желал использовать то крайне сложное положение, в которое попала Россия, для разрушения русско-французского военно-политического союза. В результате между Германией и Россией 11 июля был подписан союзный договор, где стороны выражали надежду на то, что к их союзу примкнет и Франция. Однако буквально через несколько месяцев Россия информировала Берлин о денонсации этого договора.
В историографии бьеркского эпизода с подачи Витте закрепилась версия, согласно которой русский император, в силу своей доверчивости и слабого представления о сути международных дел, просто поддался уговорам и заверениям в дружбе своего царственного кузена и, не имея в тот момент времени возможности посоветоваться с кем-нибудь из своих сведущих советников, необдуманно подписал предложенный кайзером договор. Тем не менее версия о якобы необдуманном и спонтанном характере подписания Николаем важнейшего государственного договора явно входит в противоречие с целым рядом фактов.
Прежде всего, встрече императоров в Бьерке предшествовал целый ряд событий, которых Николай II никак не мог не учитывать при заключении союзного договора с Германией. Во-первых, предложенный Вильгельмом договор уже подробно обсуждался в Петербурге несколькими месяцами ранее и был отклонен, как совершенно неприемлемый самим Николаем. Во-вторых, незадолго до бьеркской встречи императоров произошло резкое обострение франко-германских отношений, практически исключавшее возможность скорого заключения франко-германского военного союза.
Речь здесь идет о вспыхнувшем тогда, так называемом, марокканском кризисе. В марте 1905 г. Вильгельм внезапно заявил в Танжере о своих притязаниях на французский протекторат в Марокко, после чего Берлин всячески накалял обстановку вокруг марокканской проблемы, явно стремясь довести дело до войны с Францией, о чем, в частности, громогласно заявил немецкий посол в Риме:
«Если французские войска переступят границу Марокко, германские войска немедленно перейдут границу Франции».
Тем не менее в марокканском вопросе Германия оказалась в полной изоляции, поскольку на этот раз ее не поддержала даже ближайшая союзница — Австрия. В результате Берлин скрепя сердце был вынужден отступить и 8 июля принять все французские условия проведения будущей международной конференции по Марокко. А всего через два дня после этого Вильгельм предлагает Николаю заключить военный союз между Германией, Россией и Францией. Хотя после недавних угроз начать войну с Францией вряд ли можно было поверить в искренность союзнических намерений кайзера по отношению к Парижу.
Так что истинные планы кайзера были достаточно прозрачны. Их смысл сводился к тому, чтобы навязать России такой союзный договор, который автоматически привел бы к разрыву союзных отношений между Петербургом и Парижем. Но, несмотря на то, что царь не мог не понимать всего этого, он все же подписал союзное соглашение с Германией:
«Русско-германский союзный договор, Бьёрке, 11 июля 1905 г.
Их величества императоры всероссийский и германский, в целях обеспечения мира в Европе, установили нижеследующие статьи оборонительного союза:
В случае если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет ей на помощь в Европе всеми своими сухопутными и морскими силами.
Статья II
Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать отдельно мира ни с одним из общих противников.
Настоящий договор войдет в силу тотчас по заключении мира между Россией и Японией и останется в силе до тех пор, пока не будет денонсирован за год вперед.
Статья IV
Император всероссийский, после вступления в силу этого договора, предпримет необходимые шаги к тому, чтобы ознакомить Францию с этим договором и побудить ее присоединиться к нему в качестве союзницы.
Вильгельм Николай
Фон Чиршки-Бёгендорф А. Бирилев»
Причем подписывает Николай бьёркский договор в глубокой тайне от всех своих подданных. На момент подписания договора об этом факте ничего не знали ни министр иностранных дел Ламздорф, ни отправлявшийся в США на переговоры с Японией Витте.
А далее в течение нескольких месяцев факт подписания договора тщательно скрывается ото всех посторонних глаз. Согласно же официальной версии, распространенной в СМИ, в шхерах Бьёрке произошло родственное свидание кузенов, и не более того. Встретились, поговорили о делах семейных, выпили по бокалу шампанского и как ни в чем не бывало разошлись.
Степень секретности договора была таковой, что о его содержании ничего не знал даже морской министр Бирилев, сопровождавший царя в этой поездке и лично подписавший договор. Согласно воспоминаниям Бирилева, Николай позвал его уже после того, как сам подписал документ и, закрыв ладонью текст договора, велел морскому министру расписаться под ним. Тот подмахнул. Таким таинственным образом, царская подпись была контрассигнирована его министром в соответствии с требованием основных законов империи.
