Кажется, легко уловить в воздухе запах паленой псевдоплоти – едкий, противный. Но человеческая – пахнет не лучше.
Мы с Локки посмотрели друг на друга. Выбор-то – небогатый. Надеяться уцелеть в буре? Или довериться фарту одного из тех новичков, которые каждый месяц исчезают в Зоне?
Разве это выбор?
– В чем дело? – непонимающе спросил Джокер. В глазах его нет страха – только азарт удачливого игрока.
Локки сплюнул. И хрипло озвучил:
– Веди!
Наш новый компаньон кивнул. Без колебаний двинулся через заросшую травой спортплощадку. Мы ковыляли следом, отставая метров на пять.
Высокие стебли мягко пружинили под ногами. Не пытались пробить ткань штанов, впиваясь в кожу. Не плевались кислотой. Самая обычная трава.
И с каждым шагом такими нелепыми чудились наши страхи.
Еще один бросок, еще пара кварталов… и все!
Когда до конца спортплощадки оставались считаные метры, когда уже отчетливо виднелась каждая царапинка на практически новых футбольных воротах – я почти убедил себя, что худшее позади…
Но в эту секунду Джокер провалился в землю – ухнул туда сразу по пояс!
Мы оцепенели.
А он ругался и барахтался, пытаясь выбраться. Только с каждым мгновением уходил глубже. И заросшая травой земля, такая устойчивая на вид, колыхалась вокруг – словно растревоженная гладь болота.
– Не дергайся, – посоветовал я. Мы с Локки аккуратно двинулись вперед, обходя опасное место. Джокер притих, провожая нас растерянным взглядом.
– Вы меня бросите? – потерянно забормотал он, едва мы прошли мимо. Я отмахнулся:
– Щас вон там срежем длинную ветку…
Отчаянный вопль Джокера заглушил конец фразы.
Мы удивленно оглянулись – не мог же он так быстро спятить от страха?
– Черт… – только и вырвалось у Локки.
На наших глазах компаньон быстро уходил в землю – словно его что-то тянуло снизу. А вся поверхность спортплощадки уже шла ходуном, вздыбливалась и трескалась – комья глины брызгами разлетались в стороны.
Только голова и руки Джокера еще торчали над травой.
Не сговариваясь, мы упали плашмя и поползли к нему. Мы спешили, но когда добрались, голова уже скрылась из виду. Только руки еще судорожно цеплялись за тонкие стебли.
Мы схватили его запястья. И потянули на себя.
Несколько секунд казалось, что нам не хватит сил.
Потом его лицо возникло над поверхностью – грязное, перекошенное от ужаса. Главное, что живое. Он кашлял, выплевывая землю, и барахтался, как раненый лось. А едва мы его вытащили, едва его ноги в разодранных джинсах оказались сверху – бросился вперед без оглядки. Сначала на четвереньках, потом – на двоих, будто ошпаренный, выскочил на твердое место.
У нас так быстро не получилось.
Когда достигли «берега», земля перед нами лопнула. Широкая трещина преградила путь. И оттуда, из глубины, повалила густая, зеленовато-серая масса.
«Протоплазма».
Она отрезала нас, как на крохотном острове. Пучилась, бурлила, обдавая едким ароматом. Перехлестнулась через деревянную скамейку, растворила ее до черных головешек. И, пожирая траву, вытянула языки к нашим ногам…
Говорят, в такие секунды вся жизнь проносится перед глазами.
А я лишь успел пожалеть о том, что сегодня надел новые ботинки – хорошие, крепкие, с надежной толстой подошвой и при этом удивительно легкие. Ведь зря пропадут, зря!
«А мог бы оставить Ракетчику в наследство…»
Не знаю, что успел подумать Локки. Слишком мало времени было на обмен впечатлениями. Секунду спустя из-за угла ближайшего дома выскочил Джокер – тот, кого мы вообще больше не надеялись увидеть.
Но он вернулся.
И не с пустыми руками: покраснев от натуги, тащил кусок стальной трубы – широкий, не меньше тридцати сантиметров, и длинный – без малого в два своих роста. Как он вообще умудрился его поднять? Но удивляться хорошо потом. А сейчас… Сейчас, хрипло ругаясь, он поставил трубу вертикально у самого края трещины. И уронил ее в нашу сторону.
Конец трубы упал на пятачок травы посреди наступающей «протоплазмы».
Это был мост.
Шаткий, ненадежный, но все-таки мост!
И пару секунд спустя мы с Локки оказались на том «берегу».
Как раз, когда тьма окончательно накрыла небо и ослепительный столб огня ударил в дерево на дальнем конце сквера. Грохотом заложило уши, мир словно накренился, раскалываясь.
Зато дорога была открыта. И мы не бежали, а почти летели, жадно хватая пропитанный озоном воздух.
Пока последние дома города не остались за спиной. Пока свинцовая гладь Волги не открылась впереди.
Там, над рекой, прозрачная синева светилась в разрывах облаков. А буря… буря осталась за покосившимися башнями периметра – по ту сторону древней, наполовину съеденной ржавчиной колючки.
По крутому берегу мы скатились к реке. И в тот же миг выглянуло солнце – ласковое, летнее.
Никогда прежде я так не радовался этому не смертельному теплу…
Мы упали на траву, переводя дух. А Джокер вдруг сказал:
– Знаете, после такого мы – реально братья.
– Братья навек! – засмеялся Локки. И по-медвежьи облапил нас сильными ручищами.
«НАВЕК!» – беззвучным эхом ответила зеленая даль на том берегу…
…Я шагаю ближе. Опускаюсь рядом с телом, опять внимательно смотрю.
– Ты что, встречался с ним раньше? – удивленно бормочет Карен.
Я вздыхаю.
Что ж, смерть никого не красит – особенно когда тебе с близкого расстояния, почти в упор, стреляют в лоб из пистолета, а до этого бьют по лицу. И все-таки его можно узнать – несмотря на синяки под глазами и распухшую губу, несмотря на то что он изменился за те шесть лет, что мы не виделись. Похудел, сменил прическу, отрастил короткую щетинистую бороду…
Тогда мы еще полгода вместе ходили в Зону. Потом Джокер заболел – стали отказывать ноги, объеденные протоплазмой. Долго лечился в Нижнем – без особого успеха. И мы собрали ему денег – всей артелью. Отправили его в Москву – в лучшую клинику.
Потом я потерял парня из виду.
Наверное, это не очень хорошо забывать о товарищах. При моей профессии – объяснимо и все равно – плохо.
А Локки с ним несколько раз пересекался. Даже, помню, передавал от него привет…
– Это не Счастливчик, – повторил я. Задрал штанину мертвеца и увидел то, что должен был, – шрамы. Там, где его «поцеловала» протоплазма.
– Непонятки… – мрачно прошептал Карен. – Я ведь тоже еще не впал в деменцию. Именно этот тип был на «стрелке» – когда мы с Шето…
– Его там не было! – резко перебил я.
– Считаешь меня слепым?
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом я отвернулся.
И правда, чего так распереживался?
Шесть лет прошло. Немалый срок…
Особенно в наше время.
Подумаешь, кто-то работает на младшие кланы упырей. Подумаешь, несколько человек угодили в западню. Это только для меня событие – для того, у кого на глазах они умерли… Куда более жуткие вещи творятся с легкостью и проходят почти незамеченными. В Микулине вырезали целый поселок – и что?
Разве народ в области поднял восстание?
Разве не продолжают местные спокойно есть и пить, поругивая власть на кухне?
Иногда кажется, что такие, как столичный упырек Мысков, правы, что людская жизнь сейчас – просто товар. И стоит он очень дешево.
Каждый год миллионы мрут от болезней, медленно загибаются от последствий сумеречного синдрома. Кто о них помнит? Кто их оплакивает, кроме самых близких?
Баба Валя говорила о силе родной земли.
Но где она, эта сила? Почему огненной очистительной бурей она еще не прошлась по стране?
Я опять посмотрел в мертвые глаза Джокера.
Там не было ответа.
Я встал, содрал с кровати одеяло и накрыл его лицо.
«Братья навек» – очень красивые слова. Но много ли они стоят в нашем искалеченном мире, где наверху – упыри, а внизу – всем друг на друга плевать?
– Ты его карманы проверил? – напомнил Седой.
Да, карманы…
Это надо сделать.
– Ничего у него нет, – доложил я через минуту. И добавил: – Не мог он быть Счастливчиком – он обычный, не слишком удачливый трикстер.
– Может, в другой специальности ему повезло больше…
Я качнул головой:
– Ты говорил, несколько лет назад твои знакомые встречали Лаки-боя в Лондоне. И жил он тогда в особняке на Ист-Энде. А я, приблизительно в то же время, вместе с ним, – кивнул на тело, – ходил в Нижегородскую Зону.
