лицо и руки, цеплялось и рвало одежду. Сильный, но упругий удар, и вот она уже не падает, а скользит, увязая в чем-то мягком, осклизлом и, как оказалось, довольно вонючем.
Глаза открылись сами собой. Падение прекратилось. Сверху нависали скрытые черной тенью крутые склоны. Прямо над головой, на краю обрыва торчала старая, толстая, раскидистая ветла, похожая на растрепанный веник. На одной из веток сиротливо болталась Жданкина мохнатая шапка. А над ветлой, высоко наверху блестел под луной огороженный кирпичной стеной угол дома. Под темными щелями окон сверкала полоска карниза.
– Ой, – сказала Жданка, – ой-ой-ой…
Визжать вроде было поздно, но очень хотелось. Зашуршало, заскрипело, зачавкало, и сверху съехал на спине встрепанный Варка. Под мышкой он неловко зажимал новые валенки.
– Цела?
Жданка мелко закивала, хотя и не знала точно, цела она или нет.
– Тогда помоги обуться. Я, кажется, руки потянул… обе… или, того хуже, вывихнул. Шевелить могу, но не поднимаются.
Жданка заторопилась, принялась натягивать валенки на босые, застывшие ноги.
– Хорошо, – вздохнул Варка, – тепло. И не трет нигде…
– Вар, а ты… ты, значит, и вправду крайн? Ты зажмуриться велел, чтоб я крыльев не видела?
– Дура, – устало сказал Варка. – Я просто прыгнул.
– Чего?! Спрыгнул?! Во-он оттуда?!
– Ну и чё? Я дома сто раз так делал. С крыши на дерево. Или со стены. Прыгнешь, уцепишься за ветку… Дерево спружинит, и все дела. Только тут, конечно, повыше… Но ничего. Хорошо упали, мягко. Я, как эту помойку заметил, сразу понял – выберемся.
– По-мой-ку?
– Да что ты прям как Ланка. Будто никогда помоек не видела… Тут кругом дома. Годами, наверное, в этот овраг всякую дрянь вываливают. Ладно, хватит рассиживаться. Вставай, пошли, пока нас не заметили.
Жданка встрепенулась, вскочила на ноги:
– Куда пойдем? К дядьке Антону теперь нельзя. Из города надо выбираться.
– Думаешь?
– Да. Такие не отвяжутся. Искать будут. По-моему, ты им очень нужен.
Проваливаясь по щиколотку в промерзшую, но все еще липкую грязь, они двинулись вниз по оврагу. Над головами проплывали задворки трубежских богатых домов. Дно оврага по-прежнему тонуло в тени, и Варка был этому рад.
Довольно скоро овраг уперся в городскую стену. Стена была построена на совесть. Почти все пространство оврага тщательно заложили камнем. Арку, оставленную для стока весенней воды, перегораживала толстая ржавая решетка.
– Придется пролезть, – решительно сказала Жданка, – к воротам нам точно нельзя.
– Еще бы, – буркнул Варка, – цепь заметила? Тот мужик в черном – городской старшина, это уж как пить дать.
Скинув душегрейку, Жданка ящерицей ввинтилась в один из нижних квадратов решетки. Пролезла, протащила за собой душегрейку, кивнула Варке. Тот, присев на корточки, начал копать, надеясь расширить проход под решеткой. Ноющие руки почти сразу уперлись в затянутый грязью, но вполне надежный нижний прут.
Варка скривился, закусил прядь волос и, морщась, принялся раздеваться. Руки слушались плохо, не гнулись, не поднимались.
– Отвернись, – зашипел он на Жданку, – чего пялишься?
Снять пришлось почти все, и штаны, и куртку. А рубашки у него давно уже не было. Выдохнув остатки воздуха, ободрав спину и плечи, он все-таки протиснулся в просвет между прутьями, перепачкавшись с ног до головы и зверски замерзнув. Выбравшись с другой стороны, он никак не мог унять крупную тяжелую дрожь. Одевать его пришлось Жданке.
Глава 16
Они очутились на самом берегу. Впереди черное озеро с яркой лунной дорожкой, позади белая от лунного света городская стена. Под ногами – полоска неглубокого снега, в двух шагах ледяная кромка припая и неподвижная темная влага. Тихо. Так тихо, что слышно, как колышется вода, легко ударяясь о прибрежный лед.
– Вон там, наверное, дорога, – сказала Жданка. Справа вдоль озера до самой стены тянулась полоса растрепанных ив.
– Б-бежим, – выдавил из себя Варка.
– Чё, уже гонятся?
– Н-не знаю. Замерз я.
Скользя и спотыкаясь в неглубоком снегу, они промчались под стеной, срезали угол вдоль озера, чтобы не приближаться к городским воротам, вылетели на дорогу, перечеркнутую длинными тенями деревьев, и только добравшись до пригородных полей, перешли на быстрый шаг. Страх погони, неумолимо толкавший их вперед, оказался сильнее голода и усталости.
– Согрелся?
– Ага.
– Как думаешь, дядька Антон будет нас искать?
– Не… Чё ему, больше делать нечего?..
– А вещи-то наши… выкинет, небось.
– Не выкинет. Они же денег стоят. С собой возьмет, да еще припрячет подальше.
– Все одно теперь мы из него ничего не выцарапаем.
– Посмотрим, – мрачно сказал Варка. – Он, конечно, всем крысам крыса, но ведь и мы тоже не благородные крайны. Пригрожу ему поджогом, все отдаст как миленький.
Они миновали спящие поля, дорога нырнула в лес. Потянулись кусты, болотины, густые ельники и редкие перелески, отделявшие окрестности Трубежа от Стрелиц. Голубоватый лунный свет незаметно сменился предрассветным сумраком. Светло-серый снег, прозрачно-серые небеса, серо-черная лента дороги. Сосны и ели казались кусками тени, придорожные кусты прикидывались то туманными фигурами в плащах, то хищниками в засаде.
Жданке наконец стало страшно, да так, что зубы застучали, хотя теперь-то, казалось, бояться было совершенно нечего. Она чуяла, что Варка тоже дрожит. Вдруг он дернулся, схватил Жданку за руку и сломя голову нырнул в ближайший ракитник. В неподвижном морозном воздухе отчетливо разносился стук копыт.
– За нами? – пискнула Жданка.
– Не знаю, – огрызнулся Варка и пихнул ее под пышную молодую елку, – ложись!
Жданка послушно плюхнулась на колкую хвою, едва припорошенную снегом.
– Только не смотри на них, а то обязательно заметят.
Мохнатые еловые ветви свисали до самой земли, но Варку это не успокаивало.
– Все равно заметят, – шептал он, – на снегу наши следы остались.
Топот приближался, усиливался. Целый отряд в кирасах с ярко-синим гербом Трубежа. Лошади летели в полный галоп… и не остановились, промчались мимо, исчезли в светлеющих сумерках.
Варка, внезапно ослабев, некоторое время лежал, вслушиваясь в полную, мертвую, благословенную тишину. Рядом часто дышала Жданка. С тихим щелчком с веток падали сухие хвоинки. Одна… вторая…
Странный звук рассек безмолвные сумерки острым блестящим ножом.
– Кричат… – испугано прошептала Жданка.
– Да… – неуверенно согласился Варка.
Крик повторился. Протяжный, высокий стон, полный тоскливого безумия.
– Это не человек кричит.
Варка встал, осторожно озираясь, вынырнул из-под колючих веток.
Кусты, белые прогалины, черные елки. Все тихо и неподвижно.
– Пошли отсюда. Кричит или не кричит, нас не касается.
Крик… Всего две высокие, пронзительные ноты. Тоска и отчаяние, мольба о помощи.
– Там помирает кто-то. – Жданка, не двигаясь с места, вытягивала шею, с мучительной торопливостью озираясь по сторонам. Варка хотел высказаться в том смысле, что сейчас каждую минуту кто-нибудь помирает, но поглядел на Жданку и осекся.
– Где
