отпуск. И ты всю жизнь будешь перекладывать тупые, никому не нужные бумаги, а там подрастет твой ребенок и будет, в глубине души, ждать, когда ты своим уходом поможешь закрыть уже его ипотеку. И когда ты, старый и больной, будешь стоять на крыльце аптеки, прикидывая, что купить — лекарства или колбасу из сои, мимо проедет красивый автомобиль, в котором будет сидеть господин Хвостов, который Глеб, в шубе из соболя, с красивой двадцатилетней третьей женой. Представил? А теперь скажи, реально Глеб настолько лучше тебя? Или может быть, в несколько раз удачливее или умнее? Ну скажи?
— Ну ты же знаешь, что у Глеба папа…
— Вот именно. Не Глеб, а папа, его золотой папа, начальник финансовой гвардии района, одновременно, почему-то, очень богатый человек. Странно, правда? Такой старый, добрый феодализм, в котором если папа барон, то и сын будет бароном. А ты Вадик, по масштабам средневековья, всего лишь свободный виллан, лично вольный человек, только полностью зависимый от воли барона. Хорошо, если барон не жадный, и ворует не все деньги, которые присылает сюзерен. И ты крутишься, как белка в колесе, экономишь каждую копейку, и вроде бы, тебе зарплату подняли, на несколько процентов, ты уже доволен, строишь планы на будущее, а тут БАХ! Сюзерен поднимает коммуналку на те-же проценты, а за ним поднимаются цены на все, и ты опять такой же бедный, как был до того, как тебе подняли зарплату. И все начинается сначала, тебе просто не дают жить лучше. Проходят десятилетия, и ничего не меняется.
И тут же я вижу другую картину. В нашу страну приезжают люди, чужие здесь, плохо знающие язык, и начинают крутится — ставят ларек, торгуют по четырнадцать часов в сутки, живут по двадцать человек в комнате, спят на нарах в три яруса. А глядишь, через пять лет у него уже три ларька, грузовик и двадцать работников — земляков. А через десять уже ты, Вадик, сидишь в трехэтажном офисе, принадлежащем многочисленной семье этого человека, и каждый день, по двенадцать часов, ведешь черную бухгалтерию, потому, что государственной зарплаты, что платит муниципалитет, тебе на ипотеку не хватает, и ты идешь к этому бизнесмену главным бухгалтером. Он тебе предлагает зарплату в два раза больше, чем платит государство, и ты впервые везешь семью в Европу, на неделю, а потом, из чувства благодарности, помогаешь хозяину бизнеса уходить от налогов, а в спину тебе дышит двоюродный племянник хозяина, который быстро учится тому, что умеешь ты. А через три года приходит налоговая проверка и оказывается, что там, где не надо, стоят твои подписи. Сотрудники фирмы, все, как на подбор, родственники хозяина, на допросах подтверждают, что деньги обналичивал ты и забирал ты. И ты, в полным соответствии с законом, уезжаешь пилить лед на Ямал, лет на семь, и твою, выстраданную квартиру, единственное жилье, на которое ты горбатился, изымают в доход государства, а жену твою с ребенком выселяют в муниципальное общежитие, из расчета по шесть метров на человека, с единственным туалетом на этаже. А в твоем бывшем кожаном кресле сидит другой человек, твой бывший заместитель, племянник хозяина. И работники в фирме все те же, только название на вывеске новое. Только тебя там нет, вот и все. Тебя больше нет в этой жизни. Нравиться картина? И мне не нравится такая судьба. И всем нам, без исключения, уготовано что-то подобное. И я понял, что не хочу так жить. Тогда я стал думать, как можно выбраться из этой кучи нежного дерьма, которое нас обволакивает. Я понял, что если со мной будут люди, которые готовы всегда прийти на помощь своему…скажем так, брату или сестре, и готов пойти на многое, то у меня, и у вас, если вы будете со мной, появится шанс, настоящий шанс. Поэтому я вам предлагаю быть со мной вместе. Если мы будем заодно, то я вам обещаю, что жить вы будете лучше. А теперь вы должны решить — вы со мной?
— Жить будем лучше? — Миша горько усмехнулся: — Жизнь будет яркой, но короткой?
— Миша, я вас не в банду зову. Это все не наше. Я вам предлагаю создать, ну скажем, группу единомышленников, которая будет помогать друг другу во всем. Советом, деньгами, общественной реакцией, созданием скандала или широкого электорального мнения. Мы будем тащить друг друга вверх и вперед, используя любые методы. И оружие, которое мы, с боем, взяли, важная часть этого будущего. Но это не повод лишний раз доставать его, делать с ним сэлфи, токи, или еще, что там делают. Ну, что скажете? Все согласны? Еще можно уйти и не иметь ко всему этому отношение.
— Можно попробовать… — Женя обвел взглядом всех, Миша с Вадиком, после паузы кивнули.
— Ну, тогда, начинаем завтра. У нас первая тренировка. Мы должны добиться, чтобы мужика, который вступился за беременную жену и, случайно, застрелил одного из нападавших, завтра отпустили домой, а не посадили, как собираются, в тюрьму. Завтра в три часа дня в суде будет заседание, где парню, кстати, Миша, твоему тезке, объявят меру пресечения.
— Мы, что, суд штурмом будем брать?
— Нет. Мы будем формировать общественное мнение. Каждый из нас должен собрать несколько человек, не важно, наших ровесников, младших или взрослых, но должно быть не менее двадцати человек, готовых действовать по единому плану. И еще одно. Давайте подумаем, над связью. То, что спецслужбы всех пишут, в этом, надеюсь, никто не сомневается? И возникает вопрос — как мы будем связываться и общаться между собой? Я вот подумал, а что если для этого использовать смайлики? У всех же одинаковые андройды стоят? И вот, надо отправить короткое сообщение. Я вместо буквы «А» нажимаю на первый смайлик, букву «Б» обозначает второй по счету смайл и так далее. Что скажете?
— Слушай, Саша, я еще маленьким был, читал рассказ Конан Дойля, «Танцующие человечки», кажется назывался. Так такой шифр читался легче легкого…
— Согласен. Слышал, про такой рассказ. Но, сейчас никто вручную сообщения не читает, это машины делают, в которые словарь загружен. Чтобы наши смайлики читать, надо знать, что это не просто ми-ми-мишки, а буквы. Во-вторых, использовать специальную программу, которую еще должен кто-то написать, а еще раньше выделить бюджет, для ее создания. А это время, за которое мы сможем еще что-нибудь придумать. Так-что думайте, любые предложения приветствуются. А теперь давайте по домам, идем поодиночке, но чтобы не терять друг друга из поля зрения, на всякий случай.
Домой я проник через соседний подъезд. Когда я, крадучись, вошел в квартиру, всюду был погашен свет и стояла тишина. Из спальни родителей выглянула заспанная мама, увидев меня, облегченно махнула
