ты…
– Ты не помнишь, в каком состоянии все мы были в то время.
Было видно, что Мариза необычайно взволнована, голос ее задрожал, и глаза слегка увлажнились.
– С самого твоего рождения я постоянно боялась за тебя, – продолжила она. – Я была так счастлива и беззаботна до этого. Ты меня никогда такой не знал, но Пэр, он просто обожал это во мне, живость, веселость. Он говорил, что это его отвлекало от старикашек из Международного суда.
Пол улыбнулся.
– Я так беспокоилась, что у меня появилась бессонница, и я стала принимать антидепрессанты. Ты даже ни о чем не подозревал. Я думала, что…
– Все так, я никогда и не представлял, что ты могла быть иной, – согласился Пол.
– Когда тебе исполнилось пятнадцать лет, ты сильно изменился. Ты стал… такой красивый. Я говорю так не потому, что я мать, но ты действительно был не таким, как другие подростки. Произошло это, когда мы вернулись из Куршавеля. Теперь-то я понимаю, что Карла сыграла тут свою роль.
Несмотря на серьезность задачи, которую он перед собой ставил, Пол все же не мог помешать себе отдаться общим воспоминаниям, понимая, как сильно они любили и любят друг друга.
– Может быть… конечно, так и было, – прошептал он.
– Я почти забыла, что ты болен. По крайней мере, тебе стало лучше, мне и отцу тоже.
– А у папы что было? – спросил Пол.
– Его мучили заботы. О тебе, конечно, и обо мне тоже. Я все больше впадала в депрессию. Иногда я спала двое суток подряд, когда ты был в клинике на анализах… А потом твоя болезнь внезапно обострилась, тогда отец просто места себе не находил. А я ничего не могла предпринять, я была раздавлена горем… у меня даже случился однажды, при Пэре, приступ безумия, я повторяла, что не хочу жить. Это был ужасный период. Мы ждали, что тебя внесут в приоритетный список на пересадку. Я постоянно думала, что ты можешь умереть в любую минуту.
Мариза вытерла глаза. Воспоминания о пережитых тревогах были настолько страшными, что на ее лице, на лбу и в уголках глаз выступили глубокие морщины. Пол сжал ее руку. Мариза продолжала:
– Потом эта операция по пересадке, она тоже могла стать неудачной. Ты мог умереть на любом этапе, но сам ты даже не подозревал ни о чем, у тебя был такой счастливый вид, и все это могло оборваться в любой момент.
Пол снова погрузился в воспоминания о нескольких месяцах, которые предшествовали операции.
– Да, все так и было, я совсем забыл, что могу умереть. Я чувствовал себя непобедимым, – согласился он.
В течение нескольких месяцев твой отец не прекращал хлопотать. Он повсюду писал о тебе, думаю, он задействовал все свои связи, но, как обычно, мне он ничего не рассказывал. Кроме того, он боялся огорчить меня, видя, в каком я состоянии. Затем однажды он объявил, что нам надо срочно отправляться в Швейцарию. Мы должны были там ждать, чтобы операция стала для тебя возможна…
Пол прервал ее, эта часть истории его особенно интересовала.
– Что это значит «возможна»? – уточнил он.
– Ну это… чтобы нашлось совместимое сердце, – ответила Мариза, нисколько не смутившись. – Больной должен быть готовым, находиться там, где проведут трансплантацию. Значит, надо, чтобы мы были на месте и ждали, ведь точно неизвестно, когда все произойдет. Мы ждали всего неделю. Доктор Кумар был так заботлив с нами. Будто он знал обо всех наших метаниях, тревогах, об утраченных надеждах. Он занимался не только тобой, он сумел и мне внушить надежду. Он знал, что для успешного проведения операции нужно, чтобы вся семья была в должной форме. Думаю, что я смогла преодолеть свою депрессию только благодаря ему и твоему отцу.
Мариза продолжала горячо и с любовью говорить о роли мужа, который неустанно хлопотал о том, чтобы Пол был прооперирован в приоритетном порядке. Рассказ Маризы казался искренним и невинным. Никакого замешательства, никакого волнения не сопровождало ее историю, только восхищение и благодарность Пэру за все, что он сумел сделать.
Мать Пола в молодости была женщиной слабой и хрупкой, она полностью опиралась на поддержку своего супруга и полагалась только на него. Судя по всему, отец один, единолично принял решение обратиться к доктору Кумару и его сомнительной сети. Это значило, что только от него одного Пол мог получить подтверждение своим подозрениям. Следовало нарушить стену молчания, за которой долгие годы скрывался Пэр. Пол с особой нежностью прижал к себе мать и покинул ее, сказав, что не хочет отрывать ее от столь важного дела, как написание ее бесчисленных писем и призывов.
В самой глубине парка Пэр, соорудив стенки из больших камней, сделал небольшую терраску, на которой развел экспериментальный сад. Тут он высадил старинные сорта персиковых, сливовых, абрикосовых деревьев и бережно ухаживал за ними. В этот день он прогуливался между саженцами, собирал с веток вредных насекомых и помещал их в банку, как это делал в детстве Пол с цикадами. Приближаясь к нему, Пол заметил, что все действия свои отец вел размеренно, с умом и здравым смыслом. Ничто в его жестах и способе, с которым он выполнял свою задачу, не позволяло подозревать, что он поражен неким душевным недугом. Впрочем, и все его поведение было, с точки зрения общества, нормальным, не считая упорного пристрастия к постоянному молчанию. Так что только наскок, застающий врасплох, мог сломить его сопротивление и обрушить стену. Пол ускорил шаг и возник перед ним так неожиданно, что отец почти подпрыгнул, увидев его.
– Я знаю, как ты получил мое сердце, – без вступления начал Пол.
Инстинктивно Пэр откинул голову назад, как от удара, но ничего не ответил.
– А теперь, папа, перестань притворяться, что ничего не слышишь. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
Старик вновь принялся играть роль озабоченного садовника, он поднял руку к ветвям раскидистого абрикосового дерева, под кроной которого стоял, и стал неспешно собирать насекомых. Пол крепко схватил его за руку и вынудил остановиться. У Пэра перехватило дыхание, он с изумлением смотрел на сына. Впервые Пол говорил с ним таким тоном и обращался с такой дерзостью.
– Послушай, – закричал Пол, – я был в твоем кабинете и нашел все досье по поводу моей трансплантации. Я хорошо понимаю, что ты прибег к сети торговцев органами.
Пэр внимательно посмотрел на него, но взгляд этот был осмысленным. Однако он по-прежнему молчал, никак не реагируя на упреки сына и не давая никаких объяснений. Пол решил идти до конца,
