Аверьянов знал, что главное сейчас не снижать давления, не упускать инициативу. Все время давить, давить, давить. Давить, заставляя противника реагировать на твои выходки, отрабатывать ситуацию, гадать, метаться, отвечать.
Водить его на поводке, пока у него не съедет крыша, не забуксует пароход, не сварятся подшипники на башне главного калибра!
* * *
Солнечный диск уже коснулся нижним краем кромки далеких лесов.
Шаим поднес ко рту кусок хорошо прожаренной конины и вдруг, услышав что-то, замер с открытым ртом.
Со стороны крепости дул легкий ветерок, который принес сюда, к костру, какие-то непонятные, тревожащие душу звуки… Отложив мясо на край каменной печурки-мангала, – чтоб оно не остыло, – Шаим бросился к опушке и напряженно начал вглядываться в темнеющий на фоне закатного солнца силуэт Берестихи.
Кругом уже бегали: что-то необычное заметили и часовые…
Через минуту все уже были в седлах, готовые к бою.
Звуки, идущие от крепостишки, стали громче, и Шаим понял, что это – какая-то странная музыка, песня… Пели несколько человек, пели хорошо: бодро, зажигательно. Что пели, понять было невозможно, слова неведомого языка наполняли бойкий мотив каким-то неведомым смыслом.
– Это не русский язык, – отрицательно качнул головой Бушер, отвечая на вопросительный взгляд Чунгулая.
– Шар! – испуганно крикнул вдруг кто-то.
– Шар! Шар! – подхватили вокруг.
– Много шаров!
Там, далеко, с крепостной стены Берестихи, вдруг стали плавно слетать большие белые округлые предметы, – величиной примерно с конскую голову… Некоторые из них были почти идеально круглые, некоторые продолговатые, похожие по форме на короткий сильно перезрелый огурец.
– Шар, – согласился Чунгулай, тревожно вглядывавшийся в даль.
Шары медленно, как в полусне, катились по земле, подчиняясь ветру… Было понятно, что эти шары, несмотря на свои значительные размеры, невообразимо легкие, умеющие безо всякого труда плавать в воздухе и взлетать на высоту головы всадника и выше…
– Ты знаешь, что это, Бушер?
– Нет, мой повелитель. Но это колдовство.
– Спасибо, – не без ехидства кивнул Чунгулай, однако тут же заметил, что зубы его стучат, – видимо, от вечерней холодной свежести, снизошедшей на уходившую в ночь землю.
Шары приближались, а песня, летевшая из Берестихи, становилась все громче и громче…
Чунгулаю на мгновение показалось, что там, за крепостными стенами, спрятались несколько великанов, которые без труда могут петь так громко, что их услышат даже там, на расстоянии многих дней пути отсюда, – в его родном улусе. Великаны пели оглушающе, но слаженно, бойко, ловко играя при этом на каких-то неведомых инструментах, – барабан и зурна звучат совсем иначе, не так гулко и низко.
Dschig…Чин…Dschig…Чин…Dschighis Khan! Чингисхан!
Колонки, по триста ватт каждая, извергали пупурри из наиболее известных песен немецкой группы «Чингисхан»:
…Wirf die Glaeser an die Wand, …Разбей стаканы об стену,Russland ist ein schoenes Land, Россия – чудесная страна,Jo-ho-ho-ho-ho, hey! Йо-хо-хо-хо-хо, хей!
– Лучников – на рубеж! – громко скомандовал Чунгулай, махнув рукой.
В ту же секунду на переднюю кромку лесной опушки стали выставляться лучники. Каждый, выбрав себе место, деловито обходил его, приспосабливаясь к возможным перемещениям вслепую, – когда взор будет прикован к цели, а обстоятельства потребуют небольшого маневра. Лучники скрупулезно изучали, – глазами и на ощупь, ногой, – каждую кочку, каждый корень, откидывая лежащие на земле старые высохшие сучья и ветви, об которые можно было зацепиться, при быстрых смещениях – на один-два скачка.
Dschig…Чин…Dschig…Чин…Dschighis Khan…Чингисхан…
Все больше и больше надутых презервативов, лениво шевелясь в пути, приближались к опушке…
…Komm, wir tanzen… Айда, попляшемauf dem Tisch, на столе,Bis der Tisch zusammenbricht, Пока стол не рухнет,Ja-ha-ha-ha-ha, hey! Йо-хо-хо-хо-хо, хей!
Некоторые презервативы перемещались не крутясь, как будто плыли по траве, некоторые катились ленивыми распухшими и окривевшими пинг-понговыми мячиками, а некоторые взлетали, – ненадолго, но довольно высоко, – после чего, плавно опускаясь, долго подпрыгивали.
Dschig…Чин…Dschig…Чин…Dschighis Khan…Чингисхан…
Кто-то из лучников взвизгнул от нервного напряжения, и весь лес тут же взорвался негодующими воинственными криками и улюлюканьем…
…Wodka trinkt man pur … Водку пьют чистой und kalt, и холодной,Dass macht hundert Jahre alt, Этим и живут до ста лет,Ja-ha-ha-ha-ha, hey! Йо-хо-хо-хо-хо, хей!
«Кто побежит сейчас, тот погибнет, – подумал Чунгулай. – Шары только того и ждут, чтобы кто-то выказал трусость».
Dschig…Чин…Dschig…Чин…Dschighis Khan…Чингисхан…
– Их больше сотни уже, – тихо сказал Бушер Чунгулаю.
– Они похожи на огромные муравьиные яйца… – задумчиво, сквозь зубы заметил Чунгулай.
– Муравьи – смелые воины, – кивнул Бушер. – Сто муравьев убивают лягушку. Но они очень легкие, эти яйца…
– В них могут таиться летающие муравьи.
– Не думаю, – покачал головой Бушер.
…Vaterchen dein Glas ist leer, …Батюшка, стакан твой пуст,Doch im Keller ist noch mehr В подвале есть еще много,Ja-ha-ha-ha-ha, hey! Йо-хо-хо-хо-хо, хей!
– В песне, которую я слышу, упоминается Великий Воитель. Слышишь ли ты это тоже, Бушер, или мне только хочется думать так?
– Я тоже слышу в песне упоминание Чингисхана, повелитель.
– Боюсь, они хотят усыпить нашу бдительность, родив у нас в памяти светлый образ величайшего из великих.
– Твое опасение пронизано мудростью.
– Не подпускать шары ближе, чем на половину полета стрелы! – приказал Чунгулай.
– Целься!
Dschig…Чин…Dschig…Чин…Dschighis Khan…Чингисхан…
Первым надвигался огромный, толстый баллон, имевший, в силу своего размера, наибольшую парусность. Судя по тому, как важно и степенно он, обгоняя всех, летел гигантскими плавными скачками, можно было решить, что он – главный командир белых пузырей.
Наконец-то шар-командир вошел в зону поражения…
На опушке прозвучала короткая гортанная команда, сотни стрел понеслись к шару.
Многие из них попали.
Презерватив лопнул.
* * *
Опушка разразилась восторженными, торжествующими криками.
– Да! – хищно и мстительно улыбнулся Чунгулай и удовлетворенно кивнул.
Музыка с гибелью первого шара оборвалась, а на стене крепостишки вдруг вспыхнула ярчайшая голубая звезда, испускавшая белый луч.
Белый луч, попадая в глаза, ослеплял на несколько мгновений. Потом глаза начинали видеть вновь, но в том месте, где была звезда, еще долго светилось багрово-красное пятно.
Это пятно, стоявшее в глазах, путалось в навалившихся сумерках с пурпурным диском садящегося за Берестихой солнца и очень мешало целиться в белые шары, дальность до которых с наступлением темноты становилось все труднее определить, – шары были не совсем одинаковых размеров, и шар поменьше казался более удаленным, а тот, что побольше, – расположенным ближе.
Но залпы следовали один за другим, и это вселяло надежду.
* * *
Через полчаса всем ордынцам стало понятно, что их духовная сила, меткость и мужество преодолели коварное колдовство: атака белых шаров захлебнулась.
Их, недобитых, оставалось не более десяти штук, когда ярчайшая звезда, бьющая со стены и посылающая в глаза ослепляющий луч, вдруг потухла.
Однако никто не успел испытать в полной мере радость победы и глубоко, облегченно вздохнуть: одна из кочек, находящаяся в поле недалеко от лучников – на расстоянии половины дальности полета стрелы, – вдруг вздрогнула и тут же начала стремительно и обильно извергать из себя густой, плотный грязно-желтый дым. Кочка дымила столь бурно, что Чунгулаю вдруг показалось, что в этом месте земля прорвалась и недра земли стали изрыгать подземных духов зла.
Почти сразу за ней на поле подпрыгнула еще одна кочка и тоже немедленно вышвырнула из себя неудержимый, бьющий со свистом и даже трясущийся от своей силы мощный дымовой фонтан…
Третья кочка… Четвертая… Пятая…
Лошади всадников, стоящих на опушке, начали быстро пятиться от дыма в лес, отрицательно тряся головами так, словно они, торопясь, решительно отвергали какое-то совершенно их не устраивавшее предложение.
– Шайтан?
– Нет, – ответил Бушер. – Джинны являются к людям иначе.
Дым стал плотным, густым, ядовитым. Даже тут, уже далеко от опушки, в лесной чаще было трудно разглядеть соседа.
– Надо отходить глубже в лес, – дрожащим от волнения голосом прошептал Шаим. – Если сейчас случится что-нибудь новое, воины могут начать поражать друг друга…
– Ты прав, – согласился Чунгулай. – Слепой друг хуже врага. …Отдай команду – пусть все уходят от дыма.
Голос его прозвучал в дыму как-то глухо, несмотря на то что они – Чунгулай, Шаим и Бушер – инстинктивно стремились держаться поближе друг к другу, чтобы не потеряться в этом вонючем дыму, не пропасть в одиночку в нем, не растаять без следа и воспоминаний.
