Я смотрю на сэндвич, удивляясь тому, как аппетитно он выглядит. Не помню, когда я ела в последний раз — может, и не ела с тех пор, как оказалась тут. Желудок урчит согласно со мной. Я беспомощно падаю на кровать, беру сэндвич, соторожно откусываю. Ожидаю почувствовать известковый или горький вкус, который бы подтвердил, что там есть лекарства. Но не чувствую ничего, кроме вкуса индейки.
— Под этой тарелкой лежит бумага, — говорит сестра Келл, растряхнув салфетку и положив ее мне на колени. — доктор Беккетт подумал, что ты, может быть, захочешь записывать свои мысли для следующей сессии — это бы помогло двигаться дальше. И, видимо, это поможет тебе бороться со скукой.
Дерьмо все это. Он хочет получить информацию о Лекарстве. Или о Риэлме. Но этого он от меня не дождется.
— Может, я напишу родителям, — предлагаю я, чтобы посмотреть на реакцию Келл. Она тепло улыбается.
— Да, звучит чудесно, — искренне говорит она. — Уверена, что им уже сказали, что ты здесь, но, наверное, они будут рады узнать новости от тебя. Ты их ужасно напугала.
Неужели родителям сказали, что я здесь? Это было бы бессмысленно, ведь они все равно собираются сделать мне лоботомию. А если посмотреть на сестру Келл, и правдв веришь в то, что она рада, что я хочу написать родителям. Не уверена, знает ли она, что случается с теми, кто выписываются из этой больницы. И не думаю, что кто-то знает.
Родители. Если в Программе им не сказали, что они думают о том, где я? Сказал ли отец матери, что звонил Джеймс? Может, они думают, что он защитит меня, как и обещал? Если бы они знали, что в Программе собираются сделать мне лоботомию. Сделать меня послушной. Этого они от меня хотят?
Пока сестра Келл заканчивает убираться, я молчу, а она говорит, что через час вернется, чтобы забрать тарелки. Больше я не ем, а вместо этого беру бумагу и гибкую ручку, которую она оставила, чтобы я писала.
Я отодвигаю с подноса тарелки, чтобы использовать поднос, как стол. Но, пока я смотрю на чисто-белый, пустой лист, я никак не могу придумать, о чем писать. Если честно, я думаю о Джеймсе. О том, что очень вероятно, что я его больше не увижу — в качестве самой себя.
Закрыв глаза, я представляю, что напишу ему, но не осмеливаюсь перенести мысли на бумаге. Повзволяю себе забыться в хороших воспоминаниях — или в плохих. Вспоминаю наши обещания.
Я люблю тебя, — в мыслях я пишу Джеймсу. — В другой жизни мы могли бы остаться вместе, бороться вместе, вернуться домой вместе. И наше существование никого бы не волновало. Может, я бы научилась плавать. Может, у нас были бы дети.
Джеймс , мы не подвели друг друга . Ты принял Лекарство , и теперь ты всегда будешь помнить меня .
Мои слезы падают на белый лист.
Но я забуду тебя . Я забуду , как ты смешил меня или выводил из себя своим упрямством . Джеймс , я забуду тебя .
Но я всегда буду любить тебя .
Я ложусь на бок, а лист бумаги медленно падает к с кровати куда-то на пол. Я никогда не смогу сказать Джеймсу, что чувствую — если только не пойму, как отсюда выбраться. Но каждая секунда напоминает мне, как мало времени осталось. Никто за мной не придет. Только хирург.
Глава 5
— Расскажи мне о своем последнем воспоминании про дом у озера, до того, как за вами пришли обработчики, — говорит доктор Беккетт. Он снова сидит в кожаном кремле, а я сижу на стуле напротив него, и руки у меня не связаны. От лекарств, которые доктор дал мне, чтобы я успокоилась, в голове у меня тяжело, они разливаются по всему телу, и от них я чувствую спокойствие.
— Я была с Джеймсом, — говорю я, улыбнувшись, — мне снился сон про нас, и я рассказывала этот сон ему, а потом мы услышали, как внизу кричит Даллас. Потом побежали в лес.
Я закрываю глаза и рассказываю ему о погоне. О том, как Артура ударили шокером, а Даллас воткнула нож в Роджера. Он внимательно слушает и не перебивает… Но когда я замолкаю, облизывает губы, как будто ждал этого, чтобы задать вопрос.
— А где был Майкл Риэлм в это время? Казанова был там, но Майкла на ферме не было. Не знаешь, куда он пошел?
— Может, покончил с собой, — говорю я мрачно. Когда в ответ на эти слова я слышу тишину, сразу же жалею о том, что сказала. Я не хочу, чтобы Риэлм умер. Я хочу, чтобы он сказал, что доктор все это время обманывал меня. И привел меня к Джеймсу.
— Я полностью уверен, что Майкл до сих пор жив, — говорит доктор. — Но не волнуйся: как только мы найдем его, ты с ним сполна расплатишься. Ну, когда ты его видела в последний раз?
— В доме. Они с Касом поссорились и вышли наружу. Потом мы с Джеймсом пошли наверх, и…
Я смотрю на доктора Беккетта, вспомнив, что я не должна знать, что Джеймс на свободе.
— Как там Джеймс? — озабоченно спрашиваю я.
Доктор улыбается.
— С ним все в порядке, Слоан. Он находится в одной из больниц Программы и, насколько я знаю, охотно идет на сотрудничество. Тебе больше не нужно о нем волноваться. Лучше позаботься о себе.
— Не делайте ему больно.
Доктор Беккетт сам попался на лжи и даже этого не знает. Я быстро моргаю, как будто сдерживая слезы.
— Пожалуйста, не делайте ему больно.
Доктор сжимает губы, как будто его мучает совесть.
— Я сообщу, что ты просила за него. Хорошо?
Я киваю, притворившись, что благодарна. Откидываюсь на спинку стула и сосредотачиваюсь на последних днях в фермерском доме. На моем разговоре с Джеймсом про детей, на деталях, которые, скорее всего, не помогут Беккетту никогго найти, не говоря уж о моем парне.
Беккетт что-то записывает у себя, он явно взволнован. Я напоминаю себе, что мне осталось только шесть дней до того, как мне сделают лоботомию, если я не выиграю больше времени. Так мне сказал Аса.
— Может… — начинаю я говорить, не зная, что сказать, но понимая, что нужно что-то делать.
— Может, я о чем-то забыла, — говорю я, — что навело бы на мысль, где Риэлм. Может, он сказал мне что-то, а я не помню.
Доктор смотрит на меня, снимает очки и кладет их на стол.
— Существуют лекарства, которые могут сделать воспоминания более отчетливыми, — говорит он, — мы их попробуем в следующий раз.
Он не верит мне, и, наверное, раздумывает про себя, отчего я вдруг стала идеальным пациентом. Я быстро предлагаю объяснение.
— Если вы найдете его, — говорю я, кажется, храбрее, чем есть на самом деле, — я хочу поговорить с ним до того, как вы, — я машу рукой, — сделаете с ним то, что планируете сделать. А потом я хочу домой.
Доктор Беккетт снисходительно кивает.
— Конечно, дорогая. Тебе еще нужно будет пройти Программу, но после этого ты можешь идти.
— Договорились.
Доктор ничего не говорит о лоботомии, да я и не думала, что станет говорить. Но, может, я немного надеялась, что он хотя бы намекнет. Но опять же, если бы не было этой деликатности, каждый день стал бы настоящей пыткой. Я видела Лейси, Артура. И знаю, что будет. Может, лучше жить, отрицая все, пока есть возможность.
* * *
До того, как я выхожу из офиса, доктор Беккетт заставляет меня принять блестящую красную таблетку. Увидев, что Аса меня не ждет, я удивлена, но мне уже хочется спать, так что я быстро иду по коридору. У двери в маленькую комнату отдыха я останавливаюсь.
Лейси сидит там, смотрит в окно и медленно раскачивается. Кажется, ей немного лучше, чем в другие разы, когда я ее видела. До того, как зайти, я смотрю по сторонам, и когда вижу, что на горизонте нет Келл, вхожу внутрь.
— Мне нравятся твои волосы, — говорю я, и это — самое невинное и миролюбивое начало разговора в моей жизни. Лейси смотрит на меня, растягивает губы в улыбке.
— Спасибо.
Она не приглашает меня сесть, но поза ее тела говорит мне, что она не возражает. Я не помню, какой Лейси была до программы — видимо, плохой девчонкой. Интересно, вернется ли когда-нибудь к ней эта ее сторона.
Я сажусь на жесткие подушки дивана, лицом к ней, и она слегка поворачивается ко мне, как будто ей интересно, что я скажу дальше. Об этом я еще не думала.
— Я — Слоан, — говорю я.
Она едва заметно улыбается, смотрит на меня, широко открыв глаза. Я не вижу в них узнавания, но они не мертвы. Не совсем. Я наклоняюсь к ней и снова проверяю, не наблюдают ли за нами.
— Тебя зовут Лейси, — шепчу я, — Ты — Лейси Кламат, и ты из Орегона.
