— Есть шанс, что это выход? — спрашиваю я, пытаясь прогнать тяжесть в груди. Аса смотрит прямо вперед, не глядя на меня.
— Не совсем.
Сердце у меня опускается, и я снова смотрю вперед. Мое спокойствие начинает улетучиваться, его сменяет тревога. Когда мы подходим к еще одним дверям, Аса идет медленнее.
— Вот где их держат, — шепчет он.
— Кого — их?
Очевидно, что это больничное отделение используют нерегулярно. Тут тихо, как в гробнице, и слегка пахнет мочой. Страх вот-вот овладеет мной, и я натягиваю ремно — сначала слабо, но потом все с большей силой. Я не знаю, куда он везет меня. Не знаю, что происходит!
И вдруг мы останавливаемся. Мы находимся в большом помещении, похожем на комнату отдыха — но вместо столов с развлечениями и играми в карты я вижу несколько инвалидных кресел и людей в серых одеждах. Они все смотрят в окно, а кто-то — на черно-белую картину на стене. У некоторых под глазом приклеен белый пластырь.
— Что происходит? — спрашиваю я, заикаясь.
— Доктора обнаружили, что сразу же после операции яркие цвета раздражают их, — шепчет Аса. — Как и шум. Они держат их в изоляциии, пока их ум слегка не окрепнет.
Я так и подпрыгиваю на стуле, и ремни так сильно впиваются в кожу, что я морщусь от боли.
— Ты хочешь сказать, что всем этим людям сделали лоюотомию?
Аса кивает и смотрит на меня.
— Именно это я и хочу сказать, Слоан. Именно это и делают в этой больнице. Ты — одна из неизлечимых. Это случится и с тобой.
У меня земля начинает уходить из-под ног. Я снова окидываю взглядом помещение, пытаясь понять. Хотя угроза лоботомии всегда маячила поблизости, я не думала, что это так реально. Никогда не представляла ее такой. И не думаю, что верила, что это может и со мной случиться.
— Но я же сотрудничаю, — говорю я слабым голосом, — я же рассказываю им…
— Они получают от тебя ту информацию, которая им необходима, а потом ты все равно окажешься здесь. Как и все остальные.
Я моргаю, чувствую, как слезинка стекает с щеки, капает на ногу. Я в ужасе, в шоке, мне больно от того, что Аса показал мне. Я не знаю, что так делать. И мне так страшно, что я даже думать не могу.
— У тебя есть неделя, — говорит Аса, — до того, как они привезут тебя сюда. Чем дольше ты сможешь придерживать информацию, тем больше времени ты купишь для себя. Я просто хотел, чтобы ты знала, что стоит на кону, Слоан.
Неделя. Жить мне осталось неделю. Как можно осознать это и не скатиться в совершенное безумие? И что он хочет, чтобы я сделала? Я просто не смогу выбраться отсюда. Это как будто еще одна форма пытки.
— Зачем ты привез меня сюда? — шепчу я, глядя на затылки, на опущенные плечи, на пустые души.
— Тут есть кое-кто, кого, я думал, ты захочешь увидеть.
Джеймс. Я подскакиваю в кресле, ищу его глазами, но мне в кожу ту же впиваются ремни. Пожалуйста, нет. Пожалуйста.
Аса наклоняется ко мне — его щека совсем рядом с моей — и показывает на один из стульев в другом конце помещения. Судя по профилю человека, я вижу, что это старик, и не могу сдержать вздох облегчения, потому что это не Джеймс. Обработчик отворачивается, а его щетина колет меня.
— Они подавили восстание, — шепчет он. — Но Джеймс и Майкл Риэлм бежали, и теперь вся надежда на то, чтобы покончить с Программой, находится в твоих руках и руках твоих друзей. Я просто хотел, чтобы ты знала, как мало вам времени осталось, чтобы придумать, как это сделать.
Джеймс в порядке. О, Боже, Джеймс бежал. Но мое облегчение тут же сменяется ужасом — я смотрю на того человека на стуле. И узнаю его.
— Артур? — зову я его, а голос у меня садится от страха.
Аса встает и толкает мое кресло ближе к нему. Не веря своим глазам, я смотрю на него, на его седую бороду, морщинистую кожу. Под глазом у него пластырь, а по щеке, по седой щетине, на грудь стекает тонкая струйка слюны.
Я плачу.
— Артур? — снова зову я его и надеюсь, что он выйдет из этого состояния, посмотрит на меня. Но он не реагирует. Он смотрит в никуда и ничего не видит. Ничего не понимает. Артур Притчард мертв, в его тело осталось тут, чтобы сгнить.
— Простите, что не верила вам, — плачу я. — Мне жаль, что они сделали это с вами.
Я вытягиваю пальцы, как будто могу дотянуться до него, но Аса откатывает кресло.
— Нам нужно идти, — мрачно говорит он. Пока мы идем к двери, я не отрываю гляз от Артура, и мне жаль, что тогда я не повела себя по-другому. Теперь-то на что мне надеяться? На что мне надеяться, если в Программе подвергли лоботомии своего создателя?
Глава 3
Аса молча закатывает мое кресло в офис доктора Беккетта, ставит его в центр и уходит, оставив меня одну. Я вся трясусь — у меня перед глазами до сих пор стоит бессмысленное выражение лица Артура Притчарда. Для нас он больше ничего не значит. От него ничего не осталось. Через неделю, если только я не придумаю, что делать, это случится и со мной.
А с Лейси тоже так было? Была ли она похожа на Артура? Так же пуста? Я чувствую, что вот-вот заплачу, но, всхлипнув, моргаю, стараясь прогнать слезы. Руки у меня все еще связаны, так что я не смогу вытереть лицо до прихода доктора Беккетта. Мне нужен план. И нужен быстро.
Позади открывается дверь, и я, глубоко вздохнув, жду, пока доктор не усядется за стол, напротив меня — пока он идет, он изучает меня взглядом. Выглядит он так же, как и раньше, только теперь, когда я знаю, на что способны в Программе, я его по-настоящему боюсь.
— Здравствуй, Слоан, — добродушно говорит он. — Как ты поговорила с Даллас?
Даллас. У нее, скорее всего, осталось еще меньше времени, чем у меня. Кто знает, может, сегодня утром ей уже сделали лоботомию.
— Хорошо, — говорю я, улыбаясь и плотно сжав губы. — Она больна, но вы еще можете помочь ей.
Доктор Беккетт кивает сам себе и садится в кресло, раздумывая над моими словами.
— Это — твое мнение как эксперта?
Мне не нравится его сарказм, но я сдерживаю себя.
— Я не эксперт, но я видела депрессию. И знаю, что в глубине души Даллас хочет жить. Думаю, вы сможете спасти ее.
— Интересно, — доктор снова открывает папку с моим делом и что-то быстро записывает на листах белой бумаги, сложенных там.
— Похоже, что со вчерашнего дня у тебя сильно изменилось настроение. Кто в ответе за эту чудесую перемену?
— Сестра Келл, — отвечаю я. — Она рассказала мне, почему попросила ухаживать за мной и почему работает в Программе. Что я могу сказать? Это произвело впечатление.
Беккетт смеется и отодвигает от себя бумаги.
— Так, значит? — говорит он. — Ну, Слоан, извини, но сейчас я на это не куплюсь. Правда это или нет, но к лечению мы подходим очень серьезно и не можем просто положиться на твое слово. Мы должны продолжать, и, как мне представляется, у тебя есть два варианта: либо ты добровольно отдаешь свои воспоминания, либо мы их забираем. Знаю, конечно, что ни один вариант не кажется привлекательным, но поверь, первый — лучше.
Он прав. Я могла бы посчитать его угрозу пустой или хотя бы думать, что я смогу перехитрить его, но ведь я сама все видела.
— Я сделаю все, чтобы выйти отсюда, — я говорю доктору. — Это я вам обещаю.
Я очень рад это слышать. Ведь нам нужна твоя помощь, чтобы найти Майкла Риэлма.
— Ч-ч-что? — восклицаю я. Он же не рассчитывает, что я сдам ему Риэлма — даже если бы я и знала, где он, с ним Джеймс. Я должна защитить их.
— Да, вы дружили с Майклом с тех пор, как ты проходила лечение. Вообще-то, — улыбается он, — тут говорится, что речь идет не просто о дружбе. И, похоже, что с тех пор Майкл Риэлм исчез из поля нашего зрения, но, видишь ли, ему запрещено так поступать. У него контракт.
У меня по спине пробегают мурашки.
— То есть — контракт?
Доктор Беккетт, кажется, по-настоящему удивлен.
— А ты разве не знала? Он не рассказал тебе, пока вы были в бегах?
Я не отвечаю — отчасти из-за того, что не хочу признаваться, что была с Риэлмом, отчасти — думаю, потому, что знаю, что хочет сказать доктор. Почему-то знаю.
— Майкл Риэлм — обработчик, Слоан. Внедренный обработчик, которого назначили, чтобы помочь стереть твои воспоминания, а потом — чтобы помочь найти тебя и мятежников. Вот только он, наверное, проникся вашими идеями или, скорее всего, заболел. Нам нужно найти его до того, как он причинит себе вред.
У меня шевелятся губы, но я не могу ничего сказать. Риэлм… обработчик? Я часто моргаю, едва не падаю в обморок, но ударяюсь плечом о металлическую ручку кресла. Риэлм помог стереть меня, а потом выследил меня, для Программы? Это что, правда? Как такое может быть?
Риэлм не обращает на Джеймса внимания , смотритна меня чуть ли не с восхищением .
— Так ты рада меня видеть ? — спрашивает он , как будто боится ответа .
