Жрец Пиас, архипастырь Церкви Джорсалира».
Позже состоялась инициация нового рекрута в Ночную Гвардию, событие, которое должно было вновь довести ее численность до двадцати – наименьшего возможного количества гвардейцев, с точки зрения Бринда. Избрание в элитный отряд являлось высочайшей честью, на которую только мог рассчитывать солдат. Это означало, что избранный обладает не только отличными навыками рукопашного боя, но и превосходной физической подготовкой, выдающимися тактическими способностями и умением переносить страдания, как духовные, так и физические. Однако настоящие испытания начинались для потенциального рекрута лишь тогда, когда его окончательно зачисляли в полк.
Все солдаты Ночной Гвардии должны были проходить процедуру физического усиления.
Тиенди разделась до кальсон и майки в холодной каменной камере на нижнем этаже цитадели. Ей предстояло первой за много лет вступить в Ночную Гвардию, поскольку во всей армии просто не находилось женщин, имевших достаточный уровень физической подготовки. Тиенди, которая всего за шесть лет дослужилась до сержанта, уже заждалась этого повышения: за четыре года службы на южных островах она продемонстрировала выдающееся владение мечом и усердие на поле боя, где спасла жизни немалого числа своих однополчан. А ведь ей было всего двадцать семь лет. В соответствии с традицией, вступая в Ночную Гвардию, она сохраняла свое прежнее звание, хотя здесь оно не имело смысла: все гвардейцы считались равными.
Блават, культистка, сопровождавшая солдат из самого Виллджамура, возилась в углу камеры с двумя-тремя стандартными реликвиями, необходимыми ей для процедуры. Бринд уже не раз видел, как она происходит, – прошел через нее и сам, разумеется, – но, не будучи культистом, не понимал, как действуют механизмы. Он принес несколько флаконов с драгоценными жидкостями для инъекций.
Предстоящий ритуал символически воскрешал древнюю традицию союза между адептами ордена Даунира и старшими офицерами, заключенного много сотен лет назад. Никто уже и не помнил, как и почему произошло событие, связавшее судьбу империи с судьбой главного ордена.
Тиенди было велено лечь на массивный каменный стол в центре камеры, вокруг которого собрались все ее будущие боевые товарищи, чтобы наблюдать за процедурой. На стенах горели светильники – света достаточно, чтобы рассеять тьму, но слишком мало, чтобы лишить все происходящее жутковатого оттенка. Ее привязали к крышке стола ремнями, отчего мускулы ее бледного худощавого тела заметно напряглись, а ее светлые, до подбородка длиною волосы собрали сбоку в пучок.
Сосредоточившись, Блават собрала вокруг новобранца фрагменты своего оборудования и поправила настройки, применив известную ей технологию. Две металлические пластины она поместила Тиенди на лоб, у основания шеи установила бронзовый шприц. Ловкими пальцами нащупала включатель на цилиндре, помещенном у Тиенди за головой.
Тут же последовал укол.
Тиенди завизжала, ее руки сами собой сжались в кулаки, тонкая струйка слюны потекла по щеке. Пурпурная сетка сосудов выступила по всему ее телу, точно его облепила светящаяся паутина, но это были ее настоящие артерии и вены. Женщина пыталась достать до лица руками, но они были крепко-накрепко прижаты к бокам, бицепсы вздулись, тело корчилось в судорогах, но Блават совершенно спокойно наблюдала за ее мучениями. Бринд волновался – процедура не всегда обходилась без последствий.
Едва крики Тиенди стали утихать, а боль ослабела, ее развязали. Скатившись со стола на пол, она уселась, обхватив руками колени и подняв голову, чтобы удержать слезы. Постепенно ей стало легче, и она начала озираться по сторонам так, словно видела эту камеру впервые.
Бринд знал, что с ней происходит: она привыкала к новому, усиленному зрению, которое позволяло более детально воспринимать свет и тени, различать цвета на границе спектра – одним словом, видеть мир куда четче.
Он улыбался, пока другие гвардейцы, обступив Тиенди, хлопали ее по плечу, приветствуя ее вступление в их братство.
Глава двадцать вторая
Рандур со стуком опустил кружку на стол возле кушетки. Мунио проснулся и тут же уставился в огонь, гудевший в чисто выметенном камине; запасные дрова аккуратной стопкой лежали сбоку, даже каминная полка была тщательно выскоблена. Стараниями Рандура часть заброшенного особняка стала вполне пригодной для обитания.
– Ага, – съязвил он, – вижу, наш спящий красавец просыпается?
– Какой сейчас, к дьяволу, час?
– Хорошо за полдень, самое время обедать.
Мунио оттолкнулся от сиденья, осторожно встал, точно испытывая ноги на прочность, и стоял, покачиваясь и свыкаясь с необходимостью прожить еще один день.
– Это что, хлебом, что ли, пахнет?
– Ага.
Мунио вряд ли помнил, когда он в последний раз обонял столь божественный аромат. Рандур, честно говоря, тоже.
Мунио протянул руку к столу, на котором стояла его кружка с чаем.
– Так не пойдет. День надо начинать с чего-нибудь покрепче.
– Ты настоящий засранец, вот почему твоя жизнь превратилась в полный бардак.
Рандур прошлепал в кухню, где застал Эйр, которая увлеченно повторяла движения витасси, орудуя черпаком вместо меча. Подыгрывая ей, он схватил второй черпак, и они с лязгом заскакали с ними по кухне.
– Нет, нет, – окликнул ее от дверей Мунио. – Эйр, подбери левую ногу.
Шепнув что-то Рандуру, девушка сделала вид, будто хочет выйти из кухни.
– Не надо уходить из-за меня! – крикнул ей вслед Мунио.
– Я просто хотела прогуляться с сестрой, Рикой. Вам двоим о многом надо поговорить.
– А она здесь – Рика? – Мунио с трудом сдерживал нетерпение.
– Позже, – сказал Рандур, кивнул Эйр, и она вышла.
Какое-то время оба молчали, а Мунио ходил по кухне с таким видом, точно что-то потерял.
– Выпивки ты больше не найдешь, – предупредил Рандур.
Мунио вытаращился на него:
– Что это еще за юный выскочка, который явился из прошлого и вот так вот ворвался в мой дом? – И плюхнулся на табурет у стола.
Рандур, не обращая внимания на эту вспышку гнева, отрезал несколько ломтей теплого хлеба, намазал их маслом и пододвинул тарелку к старику.
– Почему вы вообще здесь? – спросил Мунио.
– Потому что ты сам нас пригласил, жалкий пьяница, – ответил Рандур. Взял кружку с чем-то горячим и поставил ее перед хозяином.
– Ты все правильно сделал, паренек.
– Это что, комплимент?
Мунио фыркнул от смеха:
– Под этим глянцем прежний капризный малыш. Так как тебе удалось убраться с этого сраного острова и втереться в компанию к двум знатным девушкам?
– Я исхитрился украсть имя у мертвеца, который должен был стать учителем танцев и фехтования у леди Эйр. Вообще-то, я отправился туда для того, чтобы найти культиста, который сумел бы помочь моей бедной матери, но скоро обнаружил, что они помогают только себе. Тогда в моем мире произошли резкие и внезапные перемены, которые повлекли за собой переоценку ценностей. Сестра Эйр должна была стать императрицей. Но один тип, который сейчас, наверное, сам император, подставил их и обвинил в предательстве, а я помог обеим сбежать. Теперь мы направляемся в Виллирен. У Рики есть план, чего нельзя сказать ни о ком из нас.
– Бора ради, парень. Почему ты не рассказал мне все с самого начала?
Рандур пожал плечами.
– Нам-то, в нашей глуши, нет дела до того, кто бежит от империи, а кто нет. А как насчет груза ответственности – разъедает душу или нет?
– Люди могут меняться, – заметил Рандур. – И я уже не тот, кем был раньше. Я сам решаю, кем мне быть, когда захочу.
– Люди никогда не меняются по-настоящему, – провозгласил Мунио, имея, вероятно, в виду свой алкоголизм.
– Слушай, за наши головы наверняка назначена большая награда, а такой уровень щедрости способен сбить с толку кого угодно.
– Большая награда, за ваши головы? Неужто Совету больше не о чем беспокоиться, кроме как о трех беглых ребятишках?
– Для этого типа, Уртики, деньги не проблема, он легко может отправить на наши поиски полк-другой солдат. Не забудь, мы же беглецы. Мне то и дело приходится оглядываться через плечо, но я стараюсь, чтобы девушки не заметили этого, предпочитаю нести этот груз один. Так что сейчас мы держим путь на север, в Виллирен, где надеемся застать командующего, и покинем твой дом, как только отдохнем.
– А зачем? – спросил Мунио.
– Рика хочет очистить свое имя. Это странно, но она и впрямь хочет служить своему народу, помогать людям. И считает, что командующий армией – ну, альбинос, слышал? – может ей в этом помочь. Кажется, он и доставил ее в Виллджамур, когда все началось. Вот такова сейчас наша цель, к ней мы идем.