рада, что Лкетинга со мной, хотя он и в полном отчаянии. Вернувшись в постель, я просто хочу уснуть. Я даже не могу говорить. Засыпая, слышу голоса моих спутников, заглушаемые музыкой в баре.
Новый приступ неизбежен. Холод прокрадывается в тело, и вот я снова трясусь в ознобе. В панике изо всех сил цепляюсь за кровать. «Милый, помоги мне!» – умоляю я. Лкетинга обнимает меня, но я продолжаю дрожать. Наш спутник Джомо говорит, что у меня, вероятно, малярия и мне нужно в больницу. Голова сейчас лопнет: малярия, малярия, малярия! Дрожь накатывает горячими волнами, и вот я снова как в огне. Простыни насквозь. Жажда, жажда! Мне нужно пить. Хозяйка просовывает голову в комнату, смотрит меня и произносит: «Mzungu, малярия, больница». Но я качаю головой. Я не хочу ехать в больницу здесь, в Найроби. Я слышала о ней много плохого. И Лкетинга. Один он здесь пропадет.
Хозяйка уходит и возвращается с порошком от малярии. Я пью его с водой и чувствую страшную усталость. Просыпаюсь среди тьмы. Голова словно разбита напополам. Зову Лкетингу, но он не отвечает. Через несколько минут, а может, часов, он наконец входит. Лкетинга был в баре, я чувствую запах пива, и мой желудок снова скручивает. Всю ночь я бьюсь в лихорадке.
Когда я просыпаюсь утром, слышу, как Лкетинга и Джомо что-то обсуждают. Речь идет о празднике. Джомо подходит к кровати и спрашивает, как у меня дела. Я отвечаю, что все плохо. Разве мы не вернемся сегодня? Для меня это невозможно. Мне нужно в туалет. Дрожь в ногах такая, что я не могу стоять. Мне приходит в голову, что нужно поесть.
Лкетинга спускается вниз и возвращается с тарелкой мяса. От запаха еды у меня сводит желудок, который теперь страшно болит. Меня снова рвет желчью. При такой рвоте ужасно больно. Потом – понос и удушье. Мне кажется, что мои часы сочтены. На второй день к вечеру я засыпаю. У меня сильный жар, я теряю счет времени. От любого звука плачу и затыкаю уши. Джомо больше не в силах видеть все это. Он собирается навестить родственников и говорит, что вернется через три часа. Лкетинга пересчитывает наши деньги, и мне кажется, что их слишком мало. Но мне все равно. Я начинаю понимать, что, если не предприму сейчас хоть что-то, из Найроби и из этой ужасной комнаты мне уже не выбраться.
Лкетинга отправляется за витаминами и местным противомалярийным препаратом. Я давлюсь таблетками. Если меня вырвет, сразу проглочу еще одну. Уже полночь, а Джомо до сих пор нет. Мы обеспокоены, потому что этот район Найроби особенно опасен. Лкетинга почти не спит и ухаживает за мной.
Под действием препарата приступы немного утихли, но я так ослабла, что не могу даже поднять руки. Лкетинга в отчаянии. Он хочет пойти поискать нашего спутника, но это полное безумие: он совершенно не знает города. Я умоляю его остаться со мной. Мы должны покинуть Найроби как можно скорее. Я глотаю таблетки как конфеты. В голове немного проясняется. Если я не хочу здесь умереть, мне придется собрать последние силы. Я посылаю своего возлюбленного за фруктами и хлебом. Я не переношу запаха еды, но заставляю себя понемногу есть. Мои потрескавшиеся губы горят, когда я надкусываю фрукты, но мне нужны силы, чтобы отправиться в путь. Джомо здорово нас подвел. Бросил в беде.
Страх, что Лкетинга может сорваться, делает меня сильнее. Чтобы взбодриться, я собираюсь принять душ. Мой мужчина ведет меня в душевую, где я кое-как ополаскиваюсь. Затем прошу хозяйку поменять постельное белье. Пока она это делает, я решаю немного пройтись. На улице сразу начинается головокружение, но я верю, что справлюсь. Мы проходим метров пятьдесят, а мне кажется, что пятьсот. Нет, нужно вернуться, иначе уличная вонь угробит мой желудок. Тем не менее я горда своей маленькой победой. Я обещаю Лкетинге, что завтра мы уедем из Найроби. Снова лежа в постели, я думаю о том, как хорошо было дома с мамой в Швейцарии.
Утром такси везет нас на автовокзал. Лкетинга взволнован – он думает, что мы бросили нашего спутника. Я убеждаю его, что после двух дней ожидания мы можем отправиться в путь и без него, ведь праздник уже не за горами.
Поездка в Исиоло длится целую вечность. Лкетинге приходится поддерживать меня, чтобы на поворотах я не свалилась с сиденья. В Исиоло он предлагает переночевать, но я хочу скорее домой. Добраться хотя бы до Маралала, может быть, я увижу Ютту или Софию. Я доползаю до миссионеров и забираюсь в машину, а Лкетинга прощается с людьми, выручившими нас. Он хочет сам сесть за руль, но я не могу взять на себя такую ответственность. Мы в маленьком городке, и в нем полно контрольно-пропускных пунктов.
С трудом выжимаю сцепление. Первые несколько километров под колесами асфальт, затем начинается грунтовка. По пути мы подхватываем трех самбуру, направляющихся в Вамбу. За рулем я стараюсь ни о чем не думать и концентрируюсь на дороге. Я вижу выбоины издалека. Я не замечаю, что происходит в машине. Только когда кто-то закуривает сигарету, требую, чтобы ее немедленно потушили, иначе меня стошнит. Я чувствую, как в моем желудке продолжается революция. Только не остановиться сейчас и не выплеснуть все наружу, ведь на это уходит столько сил! Я чувствую бегущие по телу ручейки. Я постоянно вытираю лоб тыльной стороной ладони, чтобы пот не заливал глаза. И ни на секунду не отрываюсь от дороги.
Наступает вечер, и я вижу огни. Мы в Маралале! Я с трудом могу в это поверить, потому что ехала, не чувствуя времени. Не помню, как припарковалась у нашего отеля. Выключаю двигатель и смотрю на Лкетингу. И ощущаю, как тело становится невесомым, как все погружается в темноту.
В больнице
Открыв глаза, я думаю, что это какой-то дурной сон. Но оглядевшись, понимаю, что крики и стоны реальны. Я в больничной палате, кровати стоят близко друг к другу. Слева от меня лежит старая, истощенная женщина самбуру. Справа – розовая кроватка с перилами. Внутри кто-то стучит и кричит. Куда бы я ни посмотрела, вокруг ничего, кроме страданий. Почему я здесь? Я не понимаю, как сюда попала. Где Лкетинга? Меня снова охватывает паника. Как давно я здесь? На улице солнце. Моя кровать – железный каркас с тонким матрацем и грязными серыми простынями.
Мимо проходят два молодых врача в белых халатах. «Приветствую!» – машу я им. Но мой голос еле слышен. Стоны заглушают меня. Я не могу встать. Голова слишком тяжелая.
