— Что ж, пойду доложу главнокомандующему и посмотрим, что он скажет.
Адъютант ушел, оставив меня мерить шагами дорожку теперь уже в одиночестве. Отсутствовал он недолго.
— Сэр Уильям принял решение, — сказал он, вернувшись, — назначить вас дополнительным личным ординарцем. Приступайте к выполнению ваших обязанностей прямо сейчас, а мы свяжемся с индийским правительством и командованием вашего полка.
Так в один момент положение мое в корне переменилось — настороженность и неопределенность отступили перед дарованным мне внушительным преимуществом. Отвороты моего кителя украсились алыми петлицами. Генерал-адъютант поместил в «Газетт» приказ о моем назначении. Из далекого Бангалора мне были переправлены лошади и слуги, и я стал ближайшим помощником Вождя Рати. Вдобавок к приятному и интересному общению с этим очаровательным и достойнейшим человеком, знавшим каждый клочок земли в пограничье и принимавшим участие в каждой из разыгравшихся здесь за последние сорок лет войн, я получил возможность разъезжать по всему фронту, где меня встречали одни лишь радушные улыбки.
Первые две недели я вел себя как приличествовало моему возрасту и чину, и обращались со мной соответственно. За общим столом я помалкивал и лишь изредка отваживался на вежливый вопрос. Но один случай помог упрочить мое положение в свите сэра Уильяма Локхарта, совершенно изменив отношение ко мне офицеров. Капитан Холдейн взял в привычку ежедневно брать меня с собой на прогулку, и вскоре мы очень с ним сошлись. Он рассказывал много любопытного о генерале и его штабе, об армии и военных операциях, и этот взгляд изнутри открыл мне глаза на многое, о чем я и сторонняя публика понятия не имели. Как-то он упомянул о том, что один военный корреспондент, отправленный назад в Англию, напечатал в «Фортнайтли ревью» статью, в которой сурово и, как считал капитан, несправедливо раскритиковал весь ход Тирской кампании. Генерал и его приближенные были жестоко уязвлены этим коварным выпадом. Начальник штаба генерал Николсон — впоследствии вставший во главе всей британской армии, но уже и в то время широко известный как «старина Ник», написал если не хлесткий, то, по крайней мере, очень сердитый ответ. Ответ этот уже был отправлен в Англию с последней почтой.
Вот тут-то я и усмотрел возможность отплатить за проявленную ко мне доброту, дав незамедлительный и хороший совет. Я сказал, что, если офицер высокого ранга из штаба действующей армии вступит в газетную перепалку с отставным военным корреспондентом, это будет выглядеть недостойно и даже неприлично; что правительство, безусловно, придет в недоумение, а Военное министерство — в бешенство; что штаб армии вправе ожидать защиты от верховного командования или от политиков и что, какие бы справедливые доводы ни выдвигались в ответе, само стремление оправдываться будет расценено как проявление слабости. Капитан Холдейн сильно встревожился. Мы тут же развернулись и отправились назад. Весь вечер длились совещания главнокомандующего и его офицеров. На следующий день меня спросили, каким образом можно остановить уже отправленную по почте статью. Следует ли просить Военное министерство оказать давление на издателя «Фортнайтли ревью» и запретить ему печатать статью, когда он ее получит? Согласится ли он на такое требование? Я ответил, что издатель, будучи, надо полагать, джентльменом и получив телеграмму от автора статьи с просьбой отказаться от ее напечатания, несомненно, внемлет просьбе и по возможности скроет свое разочарование. В результате немедленно была отправлена телеграмма и получен благоприятный ответ. После этого случая я был принят в более узкий круг доверенных лиц и ко мне стали относиться как к вполне зрелому офицеру. Теперь я считал, что перед началом весенней кампании все складывается для меня наилучшим образом, и уже надеялся сыграть в ней не последнюю роль. Главнокомандующий, казалось, мне симпатизировал, и я чувствовал, что нахожусь «в струе». К несчастью для меня, везение пришло слишком поздно. Операции, возобновления которых, и даже в более широком масштабе, ожидали со дня на день, начали стопориться, затем увязли в длительных переговорах с туземцами и окончились заключением прочного мира, который я, как начинающий политик, вынужден был приветствовать, но который совершенно не увязывался с целью моего прибытия в Пешавар.
Так трудится, строя свою плотину, бобер, и, когда она завершена и уже можно приступать к рыбной ловле, вдруг прибывает вода, руша плотину и унося вместе с обломками ее и счастье, и рыбу. Бобру приходится все начинать сызнова.
Глава 13
Строптивый Китченер
Едва закончились бои в Индии, как слухи о новой кампании в Судане обрели реальность. Решительное намерение правительства лорда Солсбери двинуться на Хартум и, сокрушив дервишей, освободить обширные территории от их дряхлеющей тиранической власти, провозглашалось теперь открыто. Еще до окончательного роспуска Тирского экспедиционного корпуса начался первый этап операции, и сэр Герберт Китченер во главе британских и египетских отрядов, насчитывающих двадцать тысяч бойцов, уже достиг места впадения Атбары в Нил и в яростном бою разбил армию Махмуда, военачальника халифа, посланного оказать сопротивление захватчикам. Впереди был заключительный этап долгой суданской драмы — двухсотмильный бросок на юг к столице дервишей и решающая схватка со всей военной мощью империи дервишей.
Я сгорал от нетерпеливого желания поучаствовать в этом.
Но внезапно передо мной выросли новые и грозные препятствия. Поначалу, поступив на военную службу и стремясь в действующую армию, я встречал только дружеское сочувствие.
Мир добрым выглядит на свежий взгляд,О чем юнцу всегда не худо помнить.[25]
Свежесть взгляда я, разумеется, утратил. Я вдруг обнаружил вокруг себя массу мало меня знавших и мало расположенных ко мне людей, которым моя активность вовсе не нравилась. Воспринимали они меня настороженно и даже враждебно. До меня стали доноситься реплики вроде: «Да кто он такой, этот парень? Как это он ухитрился воевать и тут, и там? Каким образом удается ему и для газет пописывать, и в то же время нести службу офицера? Как смеет подобная мелюзга одобрять или же порицать действия командиров? С чего это к нему благоволят генералы? Как добился он столь продолжительного отпуска из полка? А кто-то день изо дня трубит, ни на шаг не выходя из круга тягостных и монотонных обязанностей. Нет, хватит, далее терпеть невмоготу! Он еще юн и зелен, и может быть, со временем из него получится толк, но пока что младшему лейтенанту Черчиллю нужно приучаться к дисциплине и рутине». Кое-кто позволял себе и попросту оскорбительные высказывания; характеристики вроде «охотник за медалями» или «бахвал и честолюбец» звучали все чаще как в высших, так и в низших кругах офицерства, при этом тон, которым это произносилось, наверняка удивил и огорчил бы читателей. Жаль, что приходится упоминать об этих неприятных проявлениях человеческой натуры, которые по странным и непонятным причинам начал наблюдать я еще с первых невинных моих шагов на жизненном поприще и которые нередко становились преградой моим устремлениям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
