Двадцать восьмого началась финальная стадия марша. Мы проходили в боевом порядке не более восьми-десяти миль в день, сберегая силы для возможного в любую минуту столкновения. При нас не было ничего, кроме амуниции — нашей и конской. Воду и пищу по вечерам давали нам Нил и наша армада. Жара в этой части Африки в эту пору стоит страшная. Несмотря на плотную форму, пробковый наспинник и тропический шлем, возникало ощущение, что солнце наваливается на тебя и пронизывает жгучими лучами твое тело. Брезентовые мешки с водой, притороченные к нашим седлам и покрытые приятной прохладной испариной, опустошались задолго до того, как спадало полуденное пекло. Как же благословенны были вечера, когда пехота, разбив наконец лагерь, располагалась на покой, прикрытие, которое обеспечивала кавалерия, снималось, и в золотисто-багровых сумерках мы цепочкой тянулись к берегу, чтобы пить, пить и еще раз пить из быстрого полноводного Нила!
Разумеется, к этому времени каждый британский кавалерист пришел к заключению, что никакого сражения не будет. Может, нас просто обманывали? Существуют ли и вправду эти дервиши, или же это просто выдумка, миф, сочиненный cap-даром и его англо-египетским окружением? Более информированные полагали, что, несмотря на несомненное скопление в Омдурмане большого числа дервишей, от битвы они решили уклониться и уже находятся сейчас за сотни миль от нас, на пути к далекому Кордофану.
«Мы можем так месяцами идти и идти чуть ли не до самого экватора». Что ж, плохого в этом не было: нескучная здоровая жизнь, движение на свежем воздухе, нехватки еды не наблюдается, а на рассвете и на закате и напиться можно вволю. Пока что нас радовала новизна пейзажа, а потом, может статься, мы увидим и что-нибудь поувлекательнее. Однако, ужиная вечером 31-го с британскими офицерами суданского батальона, я услышал и другое мнение. «Да здесь они все, — говорили бойцы, уже десять лет воевавшие с дервишами. — И уж конечно за столицу своей империи они встанут горой. Пускаться наутек — это не для них. Наверняка они выстроились где-нибудь на подступах, где мы их и обнаружим, а до города теперь всего восемнадцать миль».
Первого сентября наш марш начался как обычно — в полном спокойствии, но к девяти часам патрульные стали кое-что замечать. Потекли донесения о каких-то белых пятнах и световых вспышках в мерцающей пелене миража на южном горизонте. Наш эскадрон в тот день был лишь в запасе авангардного прикрытия, и потому мы медленно продвигались вперед, подавляя нетерпение и возбуждение. Примерно в половине одиннадцатого мы поднялись на широкий песчаный бугор, откуда увидели, что наши передовые и патрульные части встали шеренгой всего в какой-нибудь миле от нас и наблюдают что-то, по-видимому, находящееся прямо перед ними и преграждающее им путь. Вскоре и нам было приказано остановиться, вслед за чем прискакал патрульный — мой приятель-лейтенант — с очень важным известием.
— Неприятель в пределах видимости, — сообщил он, сияя.
— Где? — вскричали мы.
— Да вот, неужели не видите? Вглядитесь-ка в ту темную полоску! Это они. Они и не думали бежать! — И лейтенант умчался.
Все мы и раньше различали вдали что-то темное, но считали, что это лес или кусты. С того места, где мы стояли, даже в самые лучшие полевые бинокли ничего, кроме смутной массы, разглядеть было невозможно. И тут от аванпостов вернулся наш старшина.
— Сколько их там? — спросили мы.
— Достаточно, — ответил он. — Вполне порядочная армия. — И старшина тоже умчался.
Между тем в резерв поступил приказ послать кого-нибудь из лейтенантов, чья лошадь не слишком загнана, к полковнику на передовую.
— Мистер Черчилль, — распорядился командир эскадрона, и я сорвался с места.
Миновав небольшую лощину и новый взгорок, я наконец разыскал полковника Мартина в авангардном строю среди песчаных холмов.
— Доброе утро, — приветствовал он меня. — Неприятель только что начал наступление. Продвигаются они быстро. Вот, можете сами убедиться. А теперь возвращайтесь побыстрее, но так, чтобы лошадь не загнать, и доложите лично сардару. Он следует с пехотой.
Таким образом, мне все-таки предстояло встретиться с Китченером! Дивится ли он при виде меня? Или рассердится? Скажет: «Какого дьявола вы тут делаете? По-моему, я не велел вам приезжать». А может быть, он будет лишь презрительно-безразличен? Может, примет донесение, не дав себе труда узнать фамилию прибывшего с ним офицера? Так или иначе, новость о близости вражеской армии — наилучший повод обратиться к великому военачальнику. Перспектива эта возбуждала и увлекала меня так же, как предстоявшее сражение, а возможный поворот дел в тылу казался мне не менее интересным и по-своему не менее страшным, чем то, что ожидалось на передовой.
Внимательно понаблюдав за врагом и получив все разъяснения, какие можно было получить, я пустился, то рысью, то легким галопом, покрывать шесть миль пустыни, отделявшие наш авангард от основной армии. Стояла палящая жара, и, зная, что весь день мне предстоит быть в седле, я берег лошадь, насколько мне позволяла срочность моего поручения. В результате прошло почти сорок минут, прежде чем передо мной предстал корпус пехоты. На вершине почти черного утеса я сделал минутную остановку, давая лошади передохнуть и обозревая открывшуюся картину. Зрелище было поистине великолепное. Британо-египетская армия двигалась вперед в боевом порядке. Пять полных бригад по три-четыре батальона каждая шли колоннами, эшелонированными со стороны Нила. За этими людскими монолитами следовали длинные ряды артиллерии, а за ней тянулись цепочкой верблюды, груженные припасами. По реке вровень с передовой бригадой шли несколько колесных пароходов, тащивших за собой массу набитых доверху парусных лодок, и в этом столпотворении грозно поблескивали семь или восемь крупных канонерок, изготовившихся к бою. Фланг со стороны пустыни и неприятеля прикрывал десяток широко рассредоточенных эскадронов египетской кавалерии, а за ними, еще дальше от берега, завершая эту обширную панораму, виднелись серо-коричневые колонны верблюжьего корпуса.
Не желая производить впечатление заполошного, я дал лошади отдышаться и только потом направил ее к центру пехотного сонмища. Вскоре я заметил впереди кавалькаду, скачущую за ярким красным полотнищем. Подъехав ближе, я различил «Юнион Джек»[27], а сбоку от него — египетский флаг. Китченер ехал на две-три лошади впереди своей свиты. Непосредственно за ним картинно, как на параде, гарцевали два знаменосца, возглавляя вереницу избранных офицеров штаба англо-египетских войск.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
