— Тебе, Мустафар, конечно, в горах легче воевать, — услышал Степан голос Захара Суворова. — Родился в горах, вырос в горах. Ты с горами на «ты», запанибрата.
— Зачем на «ты»? — возмутился Мустафар. — С горами нельзя на «ты», горы уважать нада. Горы знать нада. Не будешь знать законы гор, пропадешь. Я вас буду учить уважать горы. Горы помогут, если будешь их уважать.
— Гляди, Мустафар, орлы! — перебил его Захар и мечтательно проговорил: — Эх, в орлов бы превратиться: взмахнул крыльями — и на вершине.
— Орлы тоже по этим тропам шли, — серьезно заметил Мустафар.
— Как шли? — удивился Суворов. — Они же птицы.
— Теперь стали птицы, а были люди. Не я сочинил — отец рассказывал.
Аршак Петросян, тоже прислушивающийся к разговору, посмотрел на Степана и улыбнулся, кивнув в сторону Мустафара:
— Помнишь?
Сколько раз альпинисты из уст старого Чокки Залиханова слышали эту древнюю горскую легенду!
…Гордо подымаются могучие горы, свои вершины высоко держат. А внизу торопливо бежит чистая, веселая река. По берегам — сады, тропки лесные. И чего только не дает земля людям! Весело глядят на человека круглые яблоки с красными щечками, желтые сладкие груши и — украшение земли — темные вишни. Весело!
Почему же люди не радуются? А чего им радоваться? Земля стонет под сапогами врагов. Земля, которой люди отдали столько сил!
Разве могли молчать горы, когда примчались в цветущие долины враги, как волки зимой, когда бешено рубили они в аулах и старого и малого?
И тогда горы в гневе затряслись, обрушили на головы захватчиков потоки камней. Угрюмо ворчал лес, грозно шумел вершинами сосен. Гневно бормотала неведомые слова река.
И люди поняли, о чем говорят камни, о чем шумит лес, о чем бормочет река. А когда поняли, гнев пришел в их сердца. Люди ушли в горы, чтобы воевать с врагом. И не было от них пощады захватчикам.
Но подлость за ними по пятам шла, грязной рукой путь иноземцам указывала. Вот-вот настигнут враги храбрецов…
И тогда решили люди не дать себя схватить. Лучше с родных камней вниз головой броситься.
Горы пожалели их, помогли. Только ринулись воины вниз, как почувствовали: не падают, а легко кружат над пропастями, крылья сильные у них, сердце крепкое, дух гордый. Орлами стали, клекотом орлиным друг друга сзывали. Свист могучих крыльев резал воздух. Месть пришла неумолимая. И не ушли от нее враги…
Степан слушал знакомую ему легенду, а перед глазами были будто уже и не горы, а песчаный берег Дона в станице Кочетовской. Он вспомнил, как впервые приехали они в станицу вместе с Ольгой. Ветхий пассажирский пароходик «Ермак» высадил их на пристани, если можно было назвать пристанью прогнивший дощатый причал, покрытый пятнами мазута и рыбьей чешуей. Пароходик отдал концы, издал оглушительный, не по своему рангу, гудок, и пошлепал спицами колес вверх по Дону.
Проводив пароход, Ольга и Степан огляделись, куда идти. Они оказались на причале не одни. С парохода вместе с ними высадили старушку. Матросы помогли ей сгрузить на причал множество узлов, корзин. И она тоже стояла в растерянности, видимо, не знала, что делать со своими многочисленными котомками.
Степан подошел к старушке, поинтересовался:
— Приехала, мамаша? А что же никто не встречает?
— Та воны ж не знають, шо я прибыла. — Она так и сказала, по-военному: «прибыла». — Петро писав, шо на троицу возвертается, ось я и прибыла. То сын мой — Петро.
— Давайте мы вам поможем, — предложил Степан. — Далеко сын-то живет?
— Та ни, туточки по-над Доном.
Они с Ольгой взвалили на себя корзины и узлы и двинулись за старушкой по пыльной проселочной дороге к станице.
— А вы ж хиба станичные? Шось не припомню.
— Мы из Ростова. Квартиру думаем снять на месяц, отпуск у нас.
— Та шо ж, станица у нас гарна. Тики чуть погодя, як Дон разольется, о-о-о!.. На лодках по улицам от хаты до хаты треба. Як кажуть, плавучая станица. Ось, чуете, поють. Цэ у нас.
Под огромной грушей был накрыт стол, сколоченный из толстых неструганых досок. За столом сидели одни женщины в праздничных казачьих нарядах. И лишь в торце стола, опершись спиной о корявый ствол груши, чинно восседал мужчина лет тридцати пяти.
Все шумно и радостно встретили новых гостей, усадили за стол. А единственный мужчина с достоинством представился:
— Петр Дерибас, — и принялся благодарить Степана: — Выручил, браток, спасибо. А можа, по крепкой вдарим? — Перед ним стояла бутылка водки — одна на весь стол. Белая сургучная головка была не тронута. — А то одни бабы, прямо беда.
Увидев за столом статного командира, казачки, особенно молодые, оживились.
Застолье продолжалось до самого вечера. Степан прежде никогда не слышал таких песен. Большинство казачек были вдовы, мужья которых погибли в гражданскую войну, кто в рядах Первой Конной армии Семена Буденного, кто в белоказачьих частях атамана войска Донского генерала Краснова. Давно заросли могилы и тех, кто воевал за Советскую власть, и тех, кто против. А этих женщин объединила вдовья доля.
Грустные песни внезапно сменялись веселыми, озорными. Казачки встали на лавки и, обнявшись, пританцовывая, пели, игриво поглядывая на двух мужиков.
Свекор, батюшка-да,Пусти погулять.Мужа дома нет,Не-екому ревновать, —
затягивали высокие молодые голоса. Им отвечали низкие:
А я шкуру спущу-да,Гулять не пущу-да.
А молодые снова подхватывали:
Шкура волощится-да,Гулять хочется.
И все вместе залихватски:
Я украдуся-да,Нагуляюся-да,Уворуюся,Нацелуюся…
А вино все несли и несли, словно в погребе у Дерибаса была бездонная бочка.
Казачки разгулялись. Одна из них, красивая, чернобровая, лет сорока, которая чаще других носила из подвала вино, держа в одной руке пузатый чайник и подбоченясь другой, громко воскликнула:
— А шо, бабоньки, чи я нанялась вам таскать вино? Чи мужики совсем перевелись? Сидят точно на именинах. — И вызывающе глянула на Степана. — А ну, товарищ командир, подсоби-ка!
Степан взял из ее руки чайник и пошел следом. Казачка, приплясывая, двигалась к погребу и незаметно подмигивала своим подругам.
Когда стол с веселыми гостями скрылся за углом дома и ветвями черешен, казачка внезапно остановилась. Разгоряченно дыша, она посмотрела на Степана жгучими глазами и вдруг стиснула его в своих мощных объятиях. Степан опешил, попытался высвободиться — не тут-то было. Глаза женщины блестели в негустых еще сумерках.
— Соколик ты мой, — шептали ее полные, сочные губы. И в то же мгновение Степан ощутил на своих губах долгий, жадный поцелуй. — Какой же ты ладный да статный, — шептала казачка, все не отпуская Степана из своих объятий. Но вдруг сразу как-то сникла. — Вот такого же казака проводила я в девятнадцатом. — И, обернувшись, трезвым голосом сказала: — Иди к жене. Еще чего люди подумают… — В ее глазах блестели слезы…
…В то лето они остались жить у Дерибаса. И потом, вплоть до сорок первого, каждое лето приезжали в Кочетовку всей семьей к людям, которые стали им родными.
Станичники приглашали их на все семейные торжества, но Степану запомнился именно тот первый день, немудреный хлебосольный стол под огромной грушей и те веселые казачки… Всякий раз, бывая в Кочетовке, Степан думал о том, сколько вдов оставила далекая гражданская война.
А сколько вдов оставит эта, проклятая?..
— Товарищи альпинисты! — услыхал Степан голос лейтенанта Осокина. — Вас вызывает генерал.
— Пошли, ребята, — хлопнул Степан по плечу Аршака. — Мустафар, Хуссейн, пошли! Кажется, предстоит работа.
В штабе кроме командиров находилась хрупкая черноволосая девушка. Присмотревшись, Степан с трудом узнал в ней Лейлу Залиханову. Мустафар и Хуссейн подошли к сестре и, не веря своим глазам, уставились на нее.
— Так, товарищи, прошу внимания, — обратился генерал Севидов к присутствующим. — Лейла Чоккаевна пробралась к нам с той стороны хребта. Там, за перевалом Квиш, в ущелье Квантра, находится батальон капитана Сироты. С ними дети из армавирского детдома. Надеюсь, вы понимаете, в каком положении они находятся. Два дня назад на связь с нами ушел старший лейтенант Севидов.
— Борис?! — вскрикнул Рокотов.
— Да, Борис, — не поднимая головы, глухо ответил генерал. — Старшего лейтенанта Севидова до сих пор нет ни у нас, ни в батальоне. Судьба его неизвестна. Кстати, Степан, там же, за перевалом, в батальоне находится и Ольга. Батальон не в силах самостоятельно пробиться к нам. Прошу всех к карте. Вот, посмотрите, может ли противник проникнуть в ущелье реки Квантра и каким образом?
