— Ну и голова! — как обычно, восхитился Перифой сообразительностью своего друга. — Правильно! Твои идеи — моя работа. Мы с ребятами станем объяснять про зло от этого пояса на каждом углу. Теперь есть, что им говорить. Мы их так раскрутим! Ну и голова! Ну и голова! — повторял Перифой.
В это утро стало известно и о том, что Солоент вызвался вернуться на корабль, когда оставшихся на воде греков решено было сменить, чтобы и они поучаствовали в празднестве.
…И все-таки странно, совершенно неожиданно, но усилия Перифоя, казалось, несусветно бесплодные здесь, начали давать плоды, что очень вдохновило мужчин, приплывших сюда из Греции. Не только спутники и друзья самого Перифоя, но и мужчины из иных эллинских мест, отправившиеся к амазонкам по призыву Геракла, научились успешно разобъяснять не очень сообразительным хозяйкам, что любовь к представителю иного пола — это особое чудо, что лишая себя любви с помощью охранительного пояса, пусть и созданного некими могущественными силами, женщина поступает неразумно. Кто-то, мол, нехорошо подшутил над беспечными и доверчивыми амазонками. Лишать себя такого чувства — это ж надо! О боги, какие бедные девочки!..
Бедные девочки, эти дикие кобылицы, слушая подобные речи, в основном принимались грубо ржать и фыркать, прямо в глаза тебе. Никакой приятной женской хитрости за общим столом. Однако, и среди диких кобылиц встречались натуры изначально и безоглядно добрые от природы. Редко, конечно, но попадались. И тут обнаружились. И слушали возбужденные речи мужчин не без сочувствия. И даже подруг своих перебивали: мол, дайте людям договорить. Но наибольшее понимание слова и рассуждения мужчин о любви находили у амазонок, способных вести разговоры на темы посторонние и даже отвлеченные. Конечно, обольщаться не следовало. Тем не менее, через какое-то время в столице воинственных наездниц начало происходить небывалое. Некоторые из амазонок стали сажать здешних мужчин на лошадей. А эти редкие тут мужчины находились в основном при воинственных наездницах, склонных к беседам на посторонние темы. Так вот, некоторые из таких амазонок и сажали мужчин на коней. И взявшись за уздечку, водили коней по кругу. А кое-кто позволил и самостоятельно мужчинам покататься.
Ничего подобного никто никогда здесь не видел. Возникли даже споры: нет ли тут нарушения священных запретов. Однако, споры вскоре утихли. Мужчина и священный запрет. Никак не соединяется. Если тебе мужчина не нравится или надоел — возьми и убей его. При чем тут священные запреты. Смешно даже.
Эхом все происходящее отозвалось и в Каменном доме цариц. Сюда днем, а не на вечернюю трапезу, были приглашены для разъяснений влиятельные мореходы: Геракл, Тезей, Пелий, Перифой и другие. Геракл пришел с Адметой, а Тезей с Мусеем и Пилием.
— Они приплыли к нам, чтобы украсть наш священный пояс, — сразу же разгорячилась Меланиппа, опередив Ипполиту, которая сама хотела начать этот разговор.
— Помолчи! — оборвала ее Ипполита. — А вы все-таки ответьте, — обратилась она к мужчинам, — это правда?
— Что такое правда? Правда изменчива, словно сама жизнь, — дипломатично ответил Тезей. — Теперь, когда мы здесь, нам стало ясно, что вас надо выручать, освобождать от этого наваждения, от этого пояса.
— Спасать! — ядовито вставила свое Меланиппа.
— Он вам мешает, — поддержала Тезея Адмета.
— А вам станет помогать, — насмешливо повернулась к ней Ипполита.
— Наши женщины совершенно иные, совсем не похожи на вас, здешних женщин, — подключилась к растолковыванию греческого взгляда на ситуацию Адмета. — Им, действительно, нужна защита. И между прочим, это ваши сестры. Только мирные.
— Вот именно мирные, — громко фыркнула Меланиппа.
— Ответь мне, сестра, а как наш пояс сможет их защитить? — серьезно спросила Адмету Ипполита.
— Он их освободит, они смогут осознать, что добровольно предпочитают мирный мир и по собственной воле преданы ему. Вас же он сковывает в вашей более чем мужской воинственности. Думаю, что это особое какое-то наваждение. Недаром у нас считают, что это пояс бога войны. То есть мужское изделие.
— Это у вас так считают, — спокойно возразила ей Орифия.
— Да, у нас, — продолжала свое Адмета. — Вы думаете, что я чего-то не понимаю. Или мужчины на меня сильно действуют. В основном ведь они большие хвастуны. И за что ни возьмутся — все превращают в игру. Чаще кровавую. Я дочь одного из греческих царей. Не из последних. И никак не могу выбрать кого-нибудь из них в мужья. В них редко встречается внутреннее единство. И ветры влекут их по жизни в разные стороны. Если бы не существовало кухонь, к которым каждый из них привязан пищей, так и носились бы по свету… Тем не менее, мир сотворен из двух начал: мужского и женского. И ожесточаться в одном из них — неразумно, неправильно.
Все, что говорила Адмета, практически перекрывало мужчинам возможность принять участие в развернувшейся беседе. Даже Мусею с Пилием, которых Тезей привел с собой для поддержки. Поэтому после недолгого молчания, воцарившегося в зале, подала голос старуха Орифия.
— Нам не нужна правда, изменчивая, словно жизнь. Мы хотим просто жить по своей правде. А как изменится жизнь и когда… Да и разве так, как мы считаем. Разве она никогда не менялась. И что от перемены все имеют?..
— Эй, Геракл, а ты что молчишь? — окликнула Ипполита своего могучего гостя.
— А чего разговоры разговаривать, — отмахнулся он.
— Так начинай действовать, — не отпускала его старшая царица амазонок.
— Это пожалуйста, — оживился Геракл.
— Сразись со мной за священный пояс.
— Э-э, — разочарованно насупилась гора мускулов, — с тобой не буду.
— Боишься?
— Боюсь, — расхохоталась громадина.
И все вокруг рассмеялись.
— Нет, я серьезно. Сразись со мной. Если победишь — пояс твой.
— Ипполита, — кинулась к ней Адмета, во время этой части беседы не произнесшая ни слова.
— Меня защитит великая наша мать, — громким голосом остановила ее старшая царица.
— Ну, ты сама этого хотела, — все еще насупленный произнес Геракл.
— Дать тебе коня? — спросила его Ипполита.
— Это уж совсем лишнее, — отмахнулся Геракл.
Вскоре все они оказались на площади перед Каменным домом цариц. Ипполита на коне, с копьем наперевес. Геракл — на своих двоих и без оружия. Отскакав несколько от Геракла, Ипполита развернулась и, выставив копье, понеслась в его сторону. И, конечно, он сын великого бога. Иначе откуда в такой громадине столько ловкости. За его движениями никто и не уследил. Увидели только, что одной рукой Геракл отстранил копье, а другой просто снял Ипполиту с коня. Конь промчался дальше и остановился, ничего, надо полагать, не понимая. Ипполита билась в руках Геракла.
— Отпусти меня, грубиян! Отпусти! — повторяла она.
Геракл поставил царицу на ноги. Отдышавшись, она обратилась к Меланиппе.
— Отдай ему пояс.
— Ну…, — неопределенно возразила Меланиппа.
— Отдай!
Меланиппа неведомо откуда, из множества складок своих одежд, извлекла пояс, вспыхнувший под солнцем, и протянула его победителю. Пояс был сплетен из металлических блях, на которых выступали женские лица. Насмешливое сменялось воинственным, воинственное — насмешливым. Геракл с живым любопытством разглядывал каждую бляху по очереди.
— Гляди, гляди, — рассмеялась Меланиппа, — он такой же, как главный пояс, но только копия.
— Не простая копия, — поправила ее старуха Орифия, — а намоленная и действующая…
— У нас таких несколько, — заулыбалась Ипполита. — Но главный вам не найти никогда, — твердо заявила она.
Но нечто менялось.
— Смотрите, на нас гонят вооруженных амазонок, — первым заметил Пилий.
Со стороны дороги к ним действительно несся отряд вооруженных воительниц. Все верхом. И с ними — еще один конь без седока.
— Ты их вызвала? — сердито спросила Меланиппу Ипполита.
— К сожалению, не я, — ответила та.
Отряд подскакал к ним и остановился.
— Царица, — обратилась одна из всадниц к Ипполите, — из самых разных поселков собрали лучших. Сестры их шлют сюда, чтобы и они познакомились с Гераклом. Мы рядом с Фимискирой разбили лагерь. А вот — конь для Геракла.
— А ну вас всех, — ворчливо произнес Геракл, отдавая только что выигранный пояс Адмете.
И он направился к коню, приготовленному для него амазонками.
Выше описанное происшествие в Фемискире отозвалось и в мире богов. Там Эрида как раз возникла в хоромах Геры, желая сообщить своей повелительнице о готовности ее небесной повозки для очередной прогулки по ближайшему мирозданию.
— Сумасшедший кобель! — вопила Гера. — Просто бешеный какой-то…
— Кто? — выдержав паузу, смиренно, но весьма заинтересованно спросила Эрида, вся превратившись в слух.
