— Кто? — выдержав паузу, смиренно, но весьма заинтересованно спросила Эрида, вся превратившись в слух.
— Кто… кто… Геракл, конечно, — продолжала бушевать всецарица бессмертных. — Надо же, отрядами наезжают знакомиться с ним эти мерзавки. Нет, убрать его следует оттуда.
— Может быть, я что-нибудь проверну? — оживилась Эрида.
— Как бы не так, — остановила ее всецарица, — хватит с меня твоего яблока раздора. На этот раз я сама что-нибудь проверну.
На земле же, когда царствующие сестры-амазонки остались одни с верховной жрицей, Орифия задумчиво произнесла:
— Надо настоящий пояс отдать Антиопе…
— Зачем? — недовольно откликнулась Меланиппа.
— Затем, чтобы действительно защитить ее.
Старуха Орифия… Мудрая жрица. Да, жизнь не стоит на месте. Но меняется ли она? Меняется, конечно. Даже людей меняет. Но лучше ли им от этого становится? Просто, по-человечески? Не похоже. Если какое-то сообщество не исчезает, не растворяется, для живущих все продолжается. А устройства настоящего как не было, так и нету. Единственно что — интерес к этой жизни не пропадает. Все хочется в ней нечто ухватить, поразгадывать. Закономерность открыть какую-то. Или найти причину. Вот древние амазонки. Отчего они все-таки исчезли? Не удержались на этой неровной поверхности жизни. И ушли внутрь — в ее историю. Почему? Закоснели в своей природной дикости? Нет, не думаю. Клочки дикости до сих пор и на цивилизованно ухоженных участках шкуры земного шара. Может быть, виной всему амазонки, способные рассуждать на посторонние темы? Это они погубили Фемискиру? Тоже — не думаю. Ведь в новейшие времена именно дамы, способные рассуждать на посторонние темы, заново возродили сообщества нынешних амазонок. Феминисток наших.
Что же тогда помешало сохраниться амазонкам? А вы не догадываетесь? Конечно же, чисто женские слабости, вспомните, в частности, бронзовые щипчики для бровей, которые они укладывали в мешочек вместе с точильным камнем.
Что же до греческих мужчин, то чем далее, тем более положение их у амазонок становилось бессмысленным. Совершенно нелепым. Ни земель амазонок, ни самой Фемискиры завоевывать они не собирались. С собой не увезешь. Имея в своих рядах такого как Геракл, попробовать и можно было, но разве таким образом отыщешь священный пояс воинственных наездниц. Плыть обратно с пустыми руками — а как же наша бесценная мужская гордость? Обида-то какая, прямо-таки про несправедливость говорить захочется. Опять же Гераклу без священного пояса отсюда — ни ногой, ни веслом. Богами указано ему совершить двенадцать подвигов. Всякий раз с результатом. И этот — в их числе.
Конечно, если богами указано, то стоит и на чудо поуповать.
А пока решено пригласить амазонок в ответ на их гостеприимство на корабли. Глядишь, из этого что-нибудь и получится. Чего сидеть сложа руки.
Посетить греческие суда разрешено было не всем амазонкам. А только из Фемискиры, и таким, какие попроще. Этот подарок получили самые обыкновенные воительницы.
Все шло, как шло…
Греческие корабли, взмахнув веслами, покинули узкую часть реки и вышли туда, где она больше походила на широкий залив. Такой почти морской прогулкой решили мужчины порадовать своих новых приятельниц.
Но прошло какое-то время, после того, как греческие суда скрылись за изгибом реки, и в Фемискире, грохоча копытами, появился неестественно большой конь. На нем восседала Лампадо, одна из храмовых танцовщиц, выступавшая в первый день прибытия греков на площади перед Каменным домом цариц вместе со своими подругами. Лампадо под стать коню преобразилась в могучего седока. Но на это и на богатырские размеры коня никто не обратил бы внимания, если бы грандиозность наездницы и ее лошади не символизировали тревогу, буквально разрывающую Лампадо.
— Все вооружайтесь! — ревела Лампадо. — Эти гады украли нашу царицу Антиопу!
И никому не пришло в голову, что в образе амазонки, скачущей по городу, носилась сама богиня Гера.
А на судне Тезея царило сдержанное оживление, предшествующее любому празднику или просто пирушке. Пирушка готовилась развернуться на корабле афинского царя. А на судне Геракла — явно намечалась гульба. Туда ведь старались проникнуть самые отчаянные амазонки. И в очень чувствительном количестве. Но среди возбужденных счастливиц, уже попавших на судно Геракла, и среди тех женщин, кто еще только прорывался туда, возник настоящий переполох, когда гостьи с берега узнали, что самого Геракла на его судне нет и не будет. Могучий греческий герой, можно сказать, попросту бежал оттуда, скрываясь от достающей его сверхпопулярности, обернувшейся коллективной охотой за этим неутомимым мужчиной. И предлог долго искать не пришлось: на корабле Тезея гостит одна из царствующих амазонок — Антиопа. Надо же при сем присутствовать.
Антиопа же никакого оживления не проявляла. Казалась даже угнетенной чем-то, подавленной. Статус царицы ограждал ее от лишних вопросов. И она явно держалась в стороне от шумноватого приготовления к пирушке. И не сразу заметила, что рядом с ней давно уже переминается с ноги на ногу молодой афинянин.
— Тебе что? — спросила она, наконец заметив его.
— Солоент просит передать тебе, царица, что он любит тебя больше своей жизни, — произнес молодой афинянин фразу, с которой уже несколько минут пытался к ней подступиться.
— Несчастный мальчик, — скорбно вздохнула Антиопа.
И это как будто сдвинуло ее с места. Поискав глазами Тезея, озабоченного приготовлением скорой веселой трапезы, она направилась прямо к нему. Тезей ее увидел и, предчувствуя важное, увел Антиопу в свою каюту на корме судна, выдворив оттуда движением руки всех, кто там находился.
— Ты пришла сказать что-то важное? — спросил он.
— Я отдаю тебе подлинный священный пояс амазонок.
— Почему?
— Потому, что так велела мне во сне какая-то ваша богиня… Геракл выиграл его у Ипполиты… И дело не только в этом…
— А в чем?
— В том, что этот пояс, и правда, связывает меня. Он угнетает мои чувства, образуя вокруг меня пустоту. Помнишь, я рассказывала, как наши души улетают путешествовать в ночные пространства. Так вот, он не дает душе моей взлететь. Она не свободна. У нее отнята любовь. Я отдаю этот проклятый пояс тебе. Я остаюсь с тобой.
— Ты отдаешь этот пояс Гераклу, — уточнил Тезей.
— Хорошо, — согласилась Антиопа, — идем к Гераклу, чтобы скорее избавиться от воздействия пояса.
На палубе они сразу же столкнулись с Гераклом, и Антиопа протянула ему подлинный священный пояс амазонок.
— Настоящий? — не поверил своим глазам Геракл.
— Настоящий, — подтвердила Антиопа.
— Конечно, настоящий, — раздался рядом голос Пилия. — Смотрите, на нас скоро нападет вся Амазония.
И теперь все увидели, что множество лодок, заполненных женщинами со щитами, пиками и луками, рядами движутся к ним, забивая залив. Стрелы амазонские тоже наготове. Остается лишь приблизиться к греческим судам.
— Чудесно! — обрадовался Геракл. — Девочек убивать не станем. Ни тех, ни этих. Уходим! — загремел он на всю округу. — Весла на воду!
С палуб тезеева и других кораблей мгновенно посыпались в воду амазонки и вплавь, быстро взмахивая руками, устремились к лодкам, приближающимся к греческим судам.
Весла первыми вскинулись и погрузились в воду на корабле Тезея. Вскоре они заработали и на других судах. И афиняне успели быстро подойти к кораблю Геракла, куда тот и переместился. И как только он взошел на свой корабль, сзади ударил мощный порыв ветра.
— Ставь паруса! — разнеслось повсюду.
Скоро напряглись паруса на всех судах. А кораблю Геракла ветра досталось больше других. Словно кто-то специально гнал его вперед. До тех пор, пока судно Геракла не возглавило весь отряд греческих кораблей.
Все это походило на настоящее бегство. Хотя ведь и победоносное. Бывает же такое.
Паруса эллинских мужчин надувала невидимая никому сама бессмертная Гера. А несколько сзади нее, пригнувшись, словно прячась, и сложив ладошки, подпускала ветерка и богиня раздора Эрида. Надо же и ей в интриге поучаствовать.
На судне Тезея вместе с Антиопой осталось еще несколько амазонок. С царицей все-таки…
Третья глава
Величье омывает суета.Вот вынырнешь хотя бы на мгновенье:Звучат сирены — колдовское пенье.Чей образ вспыхнет, яркий, как мечта?
И все прощает чья-то доброта…За что же, за дурное поведенье?Ты дразнишься, прекрасное виденье.Ах, это не последняя черта…
И что-то там еще поет в груди,И что-то ждет скитальца впереди.Довольно, остановимся на этом.
Душа замрет, но ей смешно самой,Хоть и взлетит незримою сумойИ смутою наполненной, как светом.
Ну вот, наконец-то, и в безмятежном мире богов произошло чрезвычайное происшествие. Собственно, что такое по-настоящему «чрезвычайное»? А это нечто такое, к чему не знаешь, как относиться. Даже если ты и древнегреческий бог. И способность предвидения твоя не сработала почему-то.
