склад и обратно, кто с усердием резал сырокопчёную колбасу, кто вскрывал банки со всевозможными консервами. Никитин бережно распеленал заветные бутылки с портвейном. Петров, устроившись в углу, колдовал над флягой со спиртом, разводя его клюквенным экстрактом. Шум, суета, смех царили в кают-компании, придавая обстановке особую праздничность. Стол, застеленный белоснежной скатертью, заполнялся всё новыми яствами. До встречи Нового года оставалось всего полчаса, и все разбежались по палаткам прихорашиваться. Когда стрелка часов подошла к десяти и репродуктор донёс до нас гулкие удары часов на Спасской башне, все, умытые, побритые, пахнущие одеколонами (разных сортов), подняли железные кружки со спиртом.
– Дорогие друзья, – говорит Сомов, – поздравляю вас с наступившим 1951 годом! Желаю всем здоровья, счастья и успеха в нашей нелёгкой работе!
Одиннадцать кружек поднимаются над столом и сталкиваются с глухим стуком. Здравствуй, Новый год!
Саша разбудил меня чуть свет. Я открыл глаза и увидел его радостное лицо.
– Виталий, просыпайся. Нас поздравили! – крикнул он, потрясая листочком бумаги. – Вот только что расшифровал правительственную. За подписью самого Ворошилова. Поднимайся, а я побежал к Сомову.
Новость немедленно разнеслась по лагерю, и уже через полчаса мы как один снова собрались в кают-компании. Уныния как не бывало. Я тоже развеселился и объявил, что сейчас будет исполнена новогодняя песня (её я сочинил несколько дней назад, но вчера не было никакого настроения её исполнять). Она была написана в подражание известной «Песне военных корреспондентов» К. Симонова и на ту же мелодию.
– Давай, доктор, не стесняйся, – поддержал нестройный хор голосов.
Я прокашлялся и, аккомпанируя себе ударами ложки по столу, затянул:
Далеко от юга,
Где бушует вьюга
И трещат морозы круглый год,
Трудится на льдине
В северной пустыне
Наш неунывающий народ.
А если иногда
Не брита борода,
Мы друзьям ответим на упрёк:
«С наше покантуйте,
С наше позимуйте,
С наше подрейфуйте хоть денёк!»
Ледяные скалы,
Пурги и авралы,
С ними мы встречалися не раз,
Но сильней металла
Дружба нас спаяла,
И они не страшны нам сейчас!
Скажете, одной
Дружною семьёй
Стали мы в такой короткий срок:
С наше позимуйте,
С наше покантуйте,
С наше подрейфуйте хоть денёк.
И т. д.
Последние две строчки припева все подхватывали хором. Когда я пропел песню до конца, слушатели наградили меня аплодисментами, чем ублажили моё авторское самолюбие. В разгар веселья из-за стола поднялся Коля Миляев и торжественно заявил:
– Судари и сударыни, должен официально заявить, что мы есть первые люди на планете, которые встречают Новый год на 80-м градусе северной широты.
– Что ты заливаешь, Алексеич, – сказал обычно сдержанный Никитин, – а как же папанинцы?
– Опять же заявляю: мы первые, поскольку у папанинцев широта была 79 градусов 54 минуты.
– Да что вы всё: папанинцы да папанинцы! Наверное, наша станция для науки побольше сделала, – вдруг взвился Костя Курко. – Что они там вдвоём, Ширшов с Фёдоровым, могли…
Сомов укоризненно покачал головой:
– Экспедиция папанинцев ценна не только результатами их работ в области геофизики и океанографии. Её значение в том, как именно нужно исследовать труднодоступные части Арктики. Несомненно, опыт, приобретённый во время экспедиции, в ближайшее время будет использован для исследования громадных пространств Арктики. Эти слова принадлежат моему учителю Николаю Николаевичу Зубову – признанному авторитету в арктической науке. А мы, кстати, своей работой полностью подтвердили высказанную Зубовым мысль.
Дела житейские
До чего же холодно и неуютно стало в нашей новой кают-компании!
– Я тут обмозговал одну идею, – сказал Комаров. – Можно со- орудить камелёк из газового баллона. Он прекрасно будет работать на этилированном бензине.
– А ну, Комар, выкладывай свою идею, – встрепенулся Яковлев.
– Да делов всего ничего. Вот посмотрите, я тут чертёжик нарисовал. – Комаров достал из кармана лист бумаги с изображением странного устройства. – Вот здесь, – он ткнул карандашом в основание баллона, – вырубим отверстие для топки, приделаем к нему дверцу, а сбоку приклепаем вытяжную трубу и выведем её через дырку в стенке фюзеляжа.
– А горелки из чего сделаешь? – спросил Дмитриев.
– Да никакой горелки не потребуется! Просто поставим на улице бочку с бензином на высокую подставку, пустим в неё трубочку от самолётного бензопровода, я его уже подготовил, а другой конец вставим в баллон. Вот и пойдёт бензин самотёком. Зажигай – и грейся на здоровье.
– Пожалуй, это дельная идея, – сказал Сомов.
Сорокалитровый газовый баллон притащили в кают-компанию, и работа закипела. Нарисовав на стенке баллона прямоугольник, Комаров вооружился дрелью и принялся сверлить дырки. Перемычки между ними он перерубил зубилом. Получилось отверстие размером 20 на 15 сантиметров. Из вырубленного куска металла он соорудил дверцу. Тем временем Сомов с Петровым разделали две жестяные банки из-под пельменей и соорудили вытяжную трубу, которую Комаров приклепал к верхушке баллона и вывел наружу. Гудкович и Петров, захватив нарты, отправились на аэродром, приволокли три бочки этилированного бензина и водрузили одну из них на подставку из ящиков. Комаров отвинтил крышку, опустил в бочку один конец тонкой медной трубки, а второй протолкнул сквозь отверстие в головке баллона.
Наступил волнующий момент. Заработает камелёк или не заработает? Комаров открыл краник и поджёг струйку бензина факелком. Раздалось громкое «у-у-ф-ф». Кверху взметнулось оранжевое пламя, и камелёк загудел приятным низким баском. Запахло горелой краской. Стенки баллона покраснели, и от них повеяло живительным теплом. Не прошло и пары часов, как на отсыревшем пологе появились светлые пятна высохшего брезента.
Языки наледи, украшавшие стенки, срубили топором. Кают-компания на глазах преображалась, приобретая жилой вид.
Давно уже мы не испытывали блаженного чувства тепла. Все поснимали верхнюю одежду, оставшись в одних свитерах.
Я тут же, проконсультировавшись с Михаилом Семёновичем, сочинил инструкцию и вывесил её на стенку.
Несколько дней все наслаждались теплом, по поводу и без повода заглядывая в кают-компанию, чтобы посидеть у гудящего камелька. Но особенно доволен был я свалившимся на мою голову счастьем. На радостях я даже решил поставить приготовление пищи на научную основу. Обложившись справочниками и руководствами по гигиене питания, я углубился в подсчёты нашего рациона.
– Ты это чего там мараракуешь? – полюбопытствовал Курко, заглянувший на огонёк. – Стихи пишешь или пасквиль какой сочиняешь?
– Голую прозу, Костя. Всего-навсего подсчитываю, сколько в нашем рационе содержится калорий, белков, жиров и углеводов.
– И что ты там насчитал?
– По калорийности наш паёк не очень отличается от папанинского.
– Ты мне своей калорийностью, доктор, мозги не засирай. Я,
