Иван Титор знал ответ. И понимал: завтрашний вечер станет началом сна — темного, мрачного кошмара, который продлится долгие, долгие годы.
* * *
— Почему не по плану действуешь? — Кривоногий мужик с соломенными усами, похожий на молодого комбайнера, в кепочке, грязноватой куртке и заправленных в сапоги черных штанах, выплюнул травинку. Он небрежно привалился спиной к подножке, ведущей в квадратную кабину грузовика-рефрижератора.
Дело шло к вечеру, со стороны украинско-белорусской таможни, куда тянулась вереница машин, доносились гудки и голоса. Рефрижератор стоял в стороне от дороги, на асфальтовой площадке у мотеля для водителей.
— Я же тебе все объяснил, — сказал Егерь. — Эстонцы погибли, как и четверо одержимых. Один выжил. Он не заметил меня рядом с эстонцами — мы ж ночью напали. Получил по голове, вырубился, я оттащил его в сторону от трупов. А когда он очухался — обманул. Наговорил всякого: что я хочу помочь, что я защищал их от эстонцев… много наговорил. А он не сильно умный, плюс перепуган был, пошел со мной, как пес на поводке. Здесь сняли комнату в мотеле, но вдруг он заартачился, подозревать стал… Ну, я и подлил ему кое-что в чай.
Егерь, по-свойски осклабившись, похлопал по портфелю на ремешке.
— У меня здесь много чего, на все случаи жизни. Одержимый — это Маг, слышал его кликуху? — вырубился, валяется сейчас там в номере. Скоро в себя придет. Пока что он безопасен, но надо его побыстрее переправить к Медузе.
Усатый во время этой речи моргал, сопел, сплевывал, тер рукавом нос и не делал попыток перебить или как-то ускорить рассказ — хотя Егерь повторял все это уже по второму разу.
— Так одержимых двое должны были сюда доставить.
Егерь крякнул и чуть по морде ему не дал — еще со времен КГБ не терпел тормозов.
— Ё-моё, я ж тебе сказал: все погибли! Эстонцы дурака сваляли, плохо разведку провели, из-за этого…
— А че за одержимый, какой у него?.. — Усатый вопросительно щелкнул пальцами.
— И это сказал: Маг. Интуит он, предвидеть умеет.
— А… то есть никаких молний там или еще чего такого?
— Никаких. Слушай, он сейчас очнется, надо спешить. Как вы с эстонцами собирались двух одержимых через границу переправлять?
— Так внутри ж. — Курьер показал на фуру.
— А эстонцы где?
— Так в кабине ж со мной…
— Ну, значит, теперь я в кабине поеду. Не через границу — у меня въездной визы в паспорте нет, значит, спрячусь вместе с одержимым и уже за таможней пересяду к тебе. Мага засунем туда, куда вы там хотели… Давай, пошли за ним, хватит зенками на меня лупать!
Усатый сплюнул и снова тяжко задумался. Егерь уже готов был убить его на месте. Наконец курьер кивнул, запер кабину и вздохнул:
— Ладно, че там, идем.
— Звать-то тебя как? — спросил Егерь.
— Васяней зови.
Все еще неуверенно качая головой, Васяня прошел за Егерем в полутемный холл мотеля, пропахший котлетами и тушеной капустой. Здесь было тихо, при каждом шаге под грязным линолеумом что-то потрескивало и скрипело. В углу бубнил телик, толстая дежурная, подперев кулаком щеку, пялилась в экран. По круглому лицу бродили голубоватые отсветы. На вошедших она едва глянула и снова уставилась в телевизор.
На втором этаже Егерь отпер дверь и первым вошел в комнату. Державшийся позади Васяня явно побаивался одержимого. Подойдя к кровати, Егерь склонился над лежащим там человеком. Маг был одетый, в обуви, глаза закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт. Егерь несколько раз несильно хлестнул его по щекам, приводя в сознание. Приблизившийся Васяня отшатнулся.
— Ты че, а если очнется?!
— Это нам и надо, — буркнул Егерь. — А как его еще отсюда вывести? Ты не бойся, то, что я в чай подлил, соображалку сильно гасит. Да и дар у пацана неопасный, так что все нормально.
Стас замычал, попытался сесть. С трудом разлепил веки и мутным взглядом скользнул по мужчинам у койки.
Курьер приободрился и даже помог поднять «клиента». Поддерживая Стаса с двух сторон, они сошли по лестнице. Аномал едва переставлял ноги, голова болталась, он сильно навалился на плечо Егеря.
В холле дежурная уставилась на них, и Егерь, подпустив в голос раздражения, буркнул:
— Ну ты нажрался! Молодой, не умеешь пить, а туда же…
Дежурная презрительно скривила губы, уткнулась в телевизор и больше в их сторону не глянула ни разу, даже когда они вывалились наружу и дверь со стуком захлопнулась.
Когда Васяня открыл заднюю дверь фуры, изнутри потянуло морозом. Он запрыгнул и протянул руку:
— Давай! Сможешь?
Егерь подхватил Стаса под мышки, приподнял — тот что-то невнятно проворчал. Пришлось покрепче сжать зубы, когда сквозь созданный таблетками заслон пробилась боль в левом плече. Васяня поднатужился, принимая живой груз, и удивленно сипнул:
— А тяжелый же, блин! Худой, а весит как… его знает что… Ну ты сила, дед, в натуре, как его поднял?
Наконец все трое оказались в кузове. Егерь огляделся — местечко было то еще. Вдоль стен тянулись облепленные инеем стеллажи, между ними на крюках висели освежеванные коровьи туши без голов и ног. Каждая крепилась двумя цепями, одна шла к крюку в потолке, другая — к полу, чтоб не раскачивались в дороге.
Васяня показал:
— Вон, ватники на крючках, один тебе, другой на этого колдуна наденем.
Голос в кузове звучал гулко. Курьер волновался, поэтому не умолкал, молол всякую ерунду, пока Егерь одевался и напяливал ватник на бесчувственного «колдуна».
— Егерь, да? — бормотал Васяня, когда они волокли Стаса между тушами. — Я про тебя слыхал, да че там — все слыхали. Силен ты, э? Охотник, мать твою, молодцом!
Туш было много, причем чем дальше — тем больше, целый лес мороженого красно-белого мяса, обтягивающего кривые ребра. Стоило отойти немного от дверей, и вход пропал из виду. Егерь неодобрительно оглядывался, ему здесь не нравилось. Мороз, темнота, задубевшее мясо на цепях… Дыхание вырывалось изо рта облачками пара, под сапогами поскрипывала колючая снежная пыльца. Стоило задеть тушу, и она начинала покачиваться. Цепи дребезжали за спиной, а спереди доносилось едва слышное гудение.
В конце контейнера из стенки выступал металлический короб метровой высоты и длиной в пару метров, накрытый задубевшим от мороза тряпьем. На стенке светила тусклая лампочка под проволочным каркасом.
— Держи колдуна покрепче. — Васяня, оставив аномала на попечение Егеря, обошел короб и опустился на корточки возле большой железной канистры. За ней была еще одна, пластиковая — с маслом, судя по надписи, а с другой стороны от короба к стенке контейнера прислонили огромную шину.
Васяня чем-то щелкнул. С хрустом лопнул ледяной налет, и торцевая стенка короба открылась, как квадратная дверь. Курьер на четвереньках полез внутрь, перед Егерем закачался оттопыренный зад, обтянутый грязными брюками. Еще щелчок — в коробе загорелся свет, гудение за стальной, покрытой изморозью стеной стало немного громче.
— Давай его сюда! — пропыхтел Васяня, выбираясь из ящика.
Егерь заглянул в проем. Внутренние поверхности короба, кроме одной, были обиты теплоизоляцией. Там валялись несколько продавленных подушек, скомканные одеяла, в углу стоял низенький табурет. Рядом с ним рефлектором кверху Васяня поставил фонарик, и на потолке четко обозначился световой круг.
Вдвоем они затащили безвольное тело внутрь.
— Клади, клади его! — командовал Васяня. — На вот подушку, подсунь.
Стаса уложили на расстеленное одеяло, накрыли другим. Егерь, усевшись на табурет, приложил ладонь к стенке без изоляции — она была прохладная, но не ледяная.
— Объясни, — потребовал он.
— А че объяснять… Когда движок врублю в кабине, печку — тут нагреется. Видишь решеточки выше? Через одну воздух пойдет внутрь, ну, не горячий, но тепловатый такой, через другую может выходить… не задохнетесь, короче. Да и не замерзнете, Васяня гарантирует. Возле фонарика пара наручников, а вон в стенке крюки. К ним, стало быть, колдуна прицепишь, чтоб не дергался если что. По плану, на таможне одержимые еще в беспамятстве должны быть, да к тому же я таможенникам пятьдесят евров суну — они внутрь только заглянут да документы полистают, ничего проверять не будут. Ну и все. Приемничек принести тебе, дед? Музыку слушать будешь?
— Нет, — сказал Егерь, осторожно положив ладонь на левое плечо, которое сильно ныло. — Когда проедем таможню — выпустишь меня.
— Ну, это само собой, не куковать же тебе всю дорогу с этим… — Васяня пнул Стаса носком сапога по ребрам, и тот застонал, не открывая глаз.
— Ну все тогда, я, значица, прямо сейчас к таможне рулю.
— В Москве мы прямо к Медузе?
Васяня, на четвереньках выбирающийся наружу, протянул:
— Не-е… Звиняй, дед, ты хоть и Егерь-охотник, а у меня приказа нет тебя прямиком в штаб. Завезу вас на такую, как ее назвать, явочную квартирку, сам доложусь, а начальство пусть решает.
