их одна, стрелу извлекая из тела,
К брату своим побледневшим лицом, умирая, склонилась.
Вот, несчастливицу мать пытаясь утешить, другая
Смолкла внезапно и смерть приняла от невидимой раны,
Губы тогда лишь сомкнув, когда испустила дыханье.
295 Эта, пытаясь спастись, вдруг падает; та умирает,
Пав на сестру; та бежит, а эта стоит и трепещет.
Смерть шестерых отняла, — от разных погибли ранений,
Лишь оставалась одна: и мать, ее всем своим телом,
Всею одеждой прикрыв, — «Одну лишь оставь мне, меньшую!
300 Только меньшую из всех прошу! — восклицает. — Одну лишь!»
Молит она: а уж та, о ком она молит, — погибла…
Сирой сидит, между тел сыновей, дочерей и супруга,
Оцепенев от бед. Волос не шевелит ей ветер,
Нет ни кровинки в щеках; на лице ее скорбном недвижно
305 Очи стоят; ничего не осталось в Ниобе живого.
Вот у нее и язык с отвердевшим смерзается нёбом;
Вот уже в мышцах ее к напряженью пропала способность,
Шея не гнется уже, не в силах двинуться руки,
Ноги не могут ступить, и нутро ее все каменеет.
310 Плачет, однако, и вот, окутана вихрем могучим,
Унесена в свой отеческий край. На горной вершине
Плачет: поныне еще источаются мрамором слезы.
Тут устрашаются все очевидностью божьего гнева, —
Жены, равно и мужи; и все почитают, щедрее
315 Жертвы неся на алтарь разрешившейся двойней богини.
И, как всегда, о былом вспоминают в связи с настоящим.
Молвил один: «Полей плодородных ликийских насельцы
Тоже, Латону презрев, не остались когда-то без кары.
Мало известно о том, — они были незнатные люди, —
320 Но удивительно все ж. Я озеро видел и место,
Чудом известное тем. Меня мой отец престарелый, —
Сам уж ходить он не мог, — послал отвести туда стадо
Лучших отборных коров, в провожатые дав мне ликийца,
Местного жителя. С ним выбираем мы пастбище вместе;
325 Видим меж тем: посреди озерка, почерневший от угля
Жертв, выступает алтарь, тростником окруженный дрожащим.
Стал и шепотом: «Будь ко мне благосклонна!» — промолвил
Мой провожатый, и я: «Будь ко мне благосклонна!» — промолвил.
Спрашивал я между тем, чей жертвенник — Фавна, наяд ли,
330 Местного ль бога, — и вот что тамошний передал житель:
«Юноша, этот алтарь — не горного бога обитель.
Жертвенник той посвящен, которой царица супруга
Все заказала моря; лишь Делос блуждающий принял
Странницу, — в те времена сам плавал он, остров подвижный.
335 Там-то Латона легла под Палладиным древом260 и пальмой
И породила на свет неугодную мачехе двойню.
И побежала опять от Юноны родильница, молвят,
К груди прижавши, детей — бессмертных чету! — уносила.
В Ликию вскоре придя, — где явилась Химера261, — под тяжким
340 Зноем, палившим поля, трудом утомленная долгим,
Солнцем сожженная, пить захотела беглянка-богиня, —
Жадно меж тем молоко из грудей сосали младенцы.
Вдруг озерко с необильной водой в глубине увидала
Дола; жители сел ветвистую там добывали
345 Вербу и гибкий тростник с любезной болотам осокой.
Вот подошла и, колена согнув, опустилась Латона
Наземь, стремясь почерпнуть студеной струи и напиться.
Сельский народ не велит. К ним так обратилась богиня:
«Как же воды не давать? Достояние общее — воды.
350 В собственность воздух не дан никому от природы, ни солнце,
Ни водяные струи; у народного я достоянья!
Вcе же дать мне воды на коленях прошу; не пришла я
Этой водой омывать свое истомленное тело, —
Только напиться хочу. Нет влаги в устах говорящей,
355 И пересохла гортань, в ней голос; насилу проходит.
Нектаром будет глоток мне воды; я уверена, жизнь он
Мне возвратит: озерной струей вы мне жизнь даровали б.
Вы пожалейте и их, которые тянут ручонки
С груди моей!» И как раз тянулись ручонками дети.
360 Тронуть кого б не могли богинины кроткие речи?
Все же молящей они запрещать продолжают, к тому же —
Ежели прочь не уйдет — угрожают, ругаясь вдобавок.
Мало того: ногами они и руками взмутили
Озеро, с самого дна они подняли тину, нарочно
365 В воду туда и сюда с намереньем прыгая злостным.
Жажду гнев одолел: дочь Кея теперь уж не молит
Их, недостойных, и слов, для богини чрезмерно смиренных,
Не повторяет уже. Вот, к звездам руки подъемля,
Молвит: «Будете жить вы вечно в озере этом!»
370 Воля богини сбылась; им нравится быть под водою,
То в глубину озерка всем телом своим погружаться,
То выступать головой; то по водной поверхности плавать,
Или сидеть иногда на прибрежии озера, или
В омут студеный нырять. Доныне они упражняют
375 В брани свой гнусный язык и, всякую совесть откинув,
Хоть и сидят под водой, и там все тщатся злословить.
Хриплым голос их стал: надувается вспухшая шея;
Сроду широкие рты от брани еще растянулись;
Головы с телом слились, а шея как будто исчезла;
380 Спинка у них зелена, а живот — часть главная — белый.
В тинистом омуте, — род новоявленный, — скачут лягушки!»
Только один рассказал, как ликийского племени люди
Жизнь скончали, другой о Сатире262 припомнил, который,
Сыном Латоны в игре побежден на Палладиной флейте,
385 Был им наказан. «За что с меня ты меня же сдираешь?» —
Молвит. «Эх, правда, — кричит, — не стоило с флейтою знаться!»
Так он взывал, но уж с рук и с плеч его содрана кожа.
Раною стал он сплошной. Кровь льется по телу струями,
Мышцы открыты, видны; без всяких покровов трепещут
390 Жилы, биясь; сосчитать нутряные все части возможно,
И обнажились в груди перепонок прозрачные пленки.
Пролили слезы о нем деревенские жители, фавны —
Боги лесов, — и Олимп, знаменитый уже, и сатиры —
Братья, и нимфы, и все, кто тогда по соседним нагорьям
395 Пас рудоносных овец иль скотины стада круторогой,
Залили вовсе его, а земля увлажненная слезы
Тотчас в себя вобрала и впитала в глубинные жилы;
В воды потом превратив, на вольный их вывела воздух.
Вот он, в крутых берегах устремляясь к жадному морю,
500 Марсия имя хранит, из фригийских потоков светлейший.
После рассказов таких народ возвращается снова
К только что бывшему; все об Амфионе плачут и детях.
Все негодуют на мать. По преданью, один лишь оплакал
Пелоп263 ее, — и на левом плече, когда он одежды
505 С груди в печали совлек, слоновая кость показалась.
С правым плечом при рожденье оно одинаково было
Цветом, из плоти, как то; но руками отцовскими члены
Были разрублены; вновь, говорят, их составили боги.
Все их нашли, и лишь
