когда можно будет перейти и влиться в ряды РККА»[521].
Об участившихся в конце лета – начале осени «случаях подачи полицейскими заявлений о переходе их на сторону партизан» «в связи с успешным наступлением Красной армии и наметившимся в результате этого распадом блока фашистских стран» сообщала в НКГБ БССР оперативная группа Слепова, действующая в Полесской области[522].
Такие же процессы происходили в полицейских формированиях Витебской области. Разведка сообщала, что победы Красной армии «действуют на них угнетающе, … они теряют веру в непобедимость Германии»[523].
Оперативная группа «Бывалые», действовавшая на оккупированной территории Гомельской области, через агентуру установила, что добровольцы, направляемые из Гомельской области на фронт, в пути дезертируют[524]. Спецгруппа «Семенова» сообщала, что «среди полиции, добровольцев РОА и работников других оккупационных учреждений и организаций началось массовое разложение», в результате чего к 5 сентября 1943 г. на сторону партизан перешло 150 человек[525]. Чекистской агентурой также было выявлено, что 18 октября 1943 г. из г. Гомеля в г. Жлобин прибыло 7 вагонов с солдатами РОА, разоруженными и арестованными немецкими военными властями за попытку перейти на сторону Красной армии[526].
Представляется интересной информация из разведсводки от 1 декабря 1943 г., о том, что полицейские возмущены действиями немцев, последние, в свою очередь, предъявляют претензии полиции за службу на стороне Германии, и усугубляется ситуация недовольством поведением немцев чешских военнослужащих. В частности, сообщалось, что в Лидском гарнизоне (Барановичская область) и немецкие солдаты, и полицейские находятся в подавленном настроении. «Часто можно слышать упреки, а иногда и угрозы по адресу Гитлера. Большое недовольство среди полицейских вызвало сожжение дер. Докудово Лидского района, в которой сгорел часть полицейских семей. Жалобы полиции немцы встретили смехом, [говоря]: «Если бы вы меньше шли в полицию, то война давно бы закончилась». Некоторые немцы из полевой жандармерии высказываются так: «Партизаны с честью вернутся назад, немецкие солдаты, кто не глупый, тоже вернутся, а полиция потеряла все, ей места нет нигде». Чешские войска, расположенные между ж[елезной] д[орогой] и местечком Радошковичи, проявляют большое недовольство немцами, уезжающими на запад. Один из чешских офицеров в дер. Волки сбросил с себя снаряжение и в присутствии солдат заявил: «Немцев вывозят, а нас покидают держать фронт, мы им навоюем, что будут довольны»[527].
Подобные разведданные показывали, советскому командованию, что дезорганизация немецких войск, их союзников и подразделений коллаборационистов проявлялась, помимо прочего, во взаимном недовольстве и претензиях друг к другу в рядах противника, внося в них внутренний раскол.
Таким образом, разведывательные данные о том, что разложенческие процессы в армии противника, начавшись в 1942 г., к концу 1943 г. значительно ускорились, формируя у советского командования понимание того, что ее боеспособность снижается, учитывались при планировании войсковых операций. Кроме того, информация об ухудшении морального состояния личного состава вражеских подразделений, усиливала надежду на близкую победу и повышала боевой дух советских армейских и партизанских подразделений.
Складывающаяся на фронте ситуация способствовала переходу на сторону партизан, отдельных лиц, по различным причинам сотрудничавших с оккупантами, часть их которых обладала важной для советского командования информацией. В связи с этим, велась также разведывательная работа по обнаружению агентов противника в партизанских формированиях, собиралась и передавалась в Центр информация о пособниках нацистов[528].
Так, диверсионно-разведывательной группой «Родные» в августе 1943 г. был вывезен на базу группы, а затем в советский тыл сотрудник Борисовской разведшколы «Абверкоманды 103» И. И. Матюшин (псевдоним у немцев – «Фролов»), являвшийся руководителем подготовки агентов-радистов, направляемых в советский тыл. Командир группы Е. А. Фокин и его заместитель по разведке М. С. Калашников установили связь с жительницами Дзержинского района Н. Рославцевой и М. Маркевич. Девушки начертили схему расположения жандармерии и полиции Дзержинска, назвали предателей, а также людей, готовых сотрудничать с партизанами. Среди них была Р. З. Фридзон, в свою очередь, познакомившая чекистов с В. Гончаровой, с помощью которой была проведена операция в отношении сотрудника Борисовской разведшколы «Абверкоманды 103» «Сатурн» И. И. Матюшина. В результате длительной и кропотливой работы В. Гончаровой и ее брату А. Демьяновичу удалось убедить И. И. Матюшина перейти на сторону партизан. Чекисты получили от него схему нового секретного радиопередатчика немецкой разведки, а также подробную информацию о большом количестве агентов абвера в советском тылу. Также он предоставил важную информацию об их фамилиях и псевдонимах, документах прикрытия, особенностях почерка радистов, местах выброски и пребывания, передал метеошифры, использовавшиеся абвером и его агентами[529].
В мае 1943 г. оперативно-чекистской группой «Березина» был завербован сотрудник Бобруйского отделения немецкой контрразведки А. П. Никитин под псевдонимом «Степочкин». А. П. Никитин до войны служил в Красной армии, с 1941 г. находился в партизанах, в июле 1942 г. во время боя попал в плен к немцам. В июле 1943 г. вместе с переводчиком Бобруйского отделения контрразведки бывшим капитаном Красной армии Н. С. Веревкиным прибыл в расположение группы[530] (по другим сведениям Н. С. Веревкин был разоблачен и в августе 1943 г. задержан как агент немецкой разведки[531]).
Прибывшие сообщили представляющие оперативный интерес сведения, передали некоторые документы[532]. В частности, Н. С. Веревкин показал, что при подборе разведывательной агентуры «немцы обычно останавливаются на людях, у которых выявляется сильный характер (быстро не сдаются), держат себя спокойно, не проявляя, несмотря на угрозы и другие крайние меры воздействия, трусости. Согласия на работу обрабатываемых лиц добиваются шантажом, достигнув цели, завербованного освобождают из тюрьмы и через 10–15 дней дают так называемую «пробу», последняя заключается в том, что к завербованному «подводят группу «фауманов» (провокаторов) или же прикрепляют втемную к одному из «фауманов» и вместе с последним вводят в разработку реальной антифашистской группы»[533].
По вопросу разработки подпольных групп Н. С. Веревкин сообщил, что немцами практикуется создание «фауманом» антифашисткой группы из 3–5 человек, которой затем дается задание установить связь с партизанским отрядом, подпольным партийным комитетом или разведгруппой, войти к ним в доверие и собрать максимум сведений об этой организации. После установления не менее 50 % личного состава подпольщиков, они арестовываются, остальные выявляются в ходе следствия. «Фауманы» для конспирации, как правило, также арестовываются. Часть участников ликвидируемой организации оставляется на свободе, к ним подводят «фаумана», через которого продолжается разработка оставшейся части группы и их связей[534].
Помимо данных о методах работы контрразведывательных органов противника, были получены подробные сведения о структуре контрразведки центрального участка Восточного фронта, о немецкой агентуре на оккупированной территории и в советском тылу и др.[535]
Таким образом, одним из способов получения разведывательной информации являлось проведение спецгруппами и партизанскими отрядами операций по переводу на сторону партизан представителей оккупационной администрации. От них получались ценные сведения, которые давали возможность выявлять планы и намерения противника, его агентурный аппарат и своевременно принимать
