Если бы у Гнеды оставались силы, она бы изумилась, ведь перед ней стоял северянин из Зелёного Трилистника и тот самый темноволосый друг Бьярки.
22. Медвежья берлога.
Жук торопливо докладывал суть дела своему хозяину, пока тот, нахмурившись, переводил взгляд с Бьярки на Гнеду. Девушка всё ещё осмысливала, что знатный свенн с постоялого двора, оказывается и есть Судимир, а темноволосый юноша рядом с ним, тот самый, что сидел с ней у костра в ночь Солнцеворота, — сам княжич Стойгнев. Бьярки поднялся и с мрачным видом отряхивался, по-прежнему не произнося ни слова, и его молчание не сулило Гнеде ничего хорошего.
Судимир кивнул и что-то коротко и довольно резко сказал ключнику. Тот с поклоном попятился и тут же нашёл, на ком выместить злость.
— Шапку долой перед княжичем и боярином! – закричал он на Гнеду.
Она моргнула от неожиданности, но осталась стоять, не шелохнувшись, добела сжав губы. Жук подскочил и сам сорвал шапку, тут же отпрянув, будто ошпарившись чёрной как смоль косой, выпрыгнувшей из-под неё.
Люди не смогли сдержать изумления. Кто-то охнул, женщины вскрикнули, а иные стали делать знаки от нечистой силы.
— Девка! — послышалось со всех сторон. — Гляньте, девка!
Судимир, как и все пристально смотрел на девушку, и теперь было ясно как день, кем ему приходился Бьярки и почему Гнеде он показался знакомым. Глаза и брови сын явно унаследовал от отца. Прищурившись, боярин сделал еле заметное движение головой, словно не веря какой-то собственной мысли.
Княжич, нахмурившись, изучал девушку, и если и удивился, то не подал виду. Ропот среди дворовых людей усиливался, но Судимир по-прежнему молчал, спокойно поглядывая на Стойгнева.
— Кто ты такая и по какому праву нарядилась в мужскую одежду? — наконец спросил княжич, выражая всеобщий вопрос.
Девушка еле стояла на ногах от слабости, а во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу. С усилием размежив губы, она ответила чужим голосом:
— Моё имя Гнеда, княжич. Я пришла сюда издалека, дорогой, опасной для одинокой путницы, верхом, и хотела лишь обезопасить себя.
Стойгнев коротко хмыкнул.
— Нынче не колядки и рядиться никому не дозволено, — холодно возразил он. — Что заставило тебя в одиночку пуститься в путь? Откуда ты идёшь?
— Я сирота, княжич, и жила милостью одного доброго старого человека, принявшего меня под свой кров. Но мой опекун умер, а вместе с ним я лишилась дома. Я решила отправиться в город, чтобы наняться на службу. А иду я из Перебродов.
Стойгнев сложил руки на груди и ещё раз окинул её смурым взором с головы до ног. Гнеда почувствовала, что он не верит ей. Княжич полуобернулся, ища взглядом кого-то из слуг, и девушка замерла в тягостном предчувствии беды. Что он собирается сделать? Вышвырнуть из города? Бросить в поруб? Или что похуже? Девушка сжалась, и её пробрал озноб.
— Княжич, дозволь слово молвить, — неожиданно вмешался Судимир. Слегка поклонившись, он с мягкой улыбкой дотронулся до руки Стойгнева, и Гнеде подумалось, что это почти родственное прикосновение было невозможно без тесной близости между ними. — Не спеши казнить, княжич. Кажется, нашёлся мой скромный заступник-то. Разреши подойти к ней, — попросил он и, едва дождавшись скупого кивка Стойгнева, приблизился к Гнеде.
— Узнаёшь ли ты меня, девочка?
В его голосе слышалось столько участия, что у Гнеды перехватило дыхание. Боярин был первым человеком, от которого девушка слышала доброе слово. С трудом сдерживая подступившие слёзы, она лишь кивнула, не понимая, к чему Судимир клонит.
— Где же ты видела меня?
— В Зелёном Трилистнике.
— При каких обстоятельствах? Говори всё без утайки. — Он одобряюще улыбнулся ей.
Гнеда в растерянности огляделась. Княжич внимательно ждал, хотя с чела его так и не сошла подозрительность, а Бьярки взирал на них глазами, полными недоверия и тревоги.
— Вчера я видела тебя в харчевне, среди свеннов. — Она остановилась и с беспокойством обвела окружающих глазами, но кажется, дружба Судимира с северянами ни для кого не была новостью. — А потом, в конюшне… Я случайно приметила, как двое замышляли напасть на хозяина мерина, что стоял по соседству с моим Пламенем. Остальное ты знаешь, — закончила Гнеда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я-то знаю, а остальные нет. Досказывай. — Он уже не говорил с ней, словно с ребёнком. В голосе боярина проступила нетерпеливость и привычка повелевать.
— Когда я услышала, как ты подошёл — я не знала, что это ты, лишь потом увидела, — я крикнула, чтобы предупредить. Они ведь недоброе задумали. — Голос Гнеды звучал всё тише. Она опустила голову, чувствуя, что язык начал заплетаться, а тело перестаёт слушаться.
— А потом, как я и доложил князю нынче утром, мой неведомый спаситель помог отбиться от душегубов, — подхватил нить сбивчивого рассказа Гнеды Судимир. — Кабы не она, не стоять бы мне перед тобой.
Едва боярин успел договорить эти слова, как Гнеда начала оседать. Было очень холодно, а левая рука, по которой пришёлся удар, почти не чувствовалась.
— Помогите ей! — прикрикнул Судимир, подхватывая девушку, и сразу несколько слуг метнулось поддержать её.
— Ох, матушки мои, да у ней весь рукав набряк от крови! — раздалось рядом чьё-то причитание, но Гнеда не стала поворачивать головы. Она лишь лениво подметила, что это объясняло ощущение холода и сырости.
Поведя глазами, Гнеда вдруг споткнулась о взор Бьярки. Он смотрел на неё странно, одновременно виновато и яростно, и, встретившись с глазами девушки, с отвращением опустил голову.
— Княжич, разве твой батюшка не обмолвился, что спасший меня отрок достоин великой награды? — с горячностью и как-то нарочито воскликнул боярин. — Девушка эта провинилась, но видят небеса, у неё доброе и храброе сердце. Она сирота, как ты слышал, так позволь мне взять её под свою опеку? Я перед ней в неоплатном долгу.
Голова Бьярки взвилась, и широко раскрытые очи в неверии воззрились на отца.
— Что ж, воля твоя, Судимир Брячиславич, — безразлично пожал плечами Стойгнев и, не глядя больше ни на кого, знаком велел подать ему лошадь. Ещё несколько мгновений, и княжич вместе со своими людьми покинул усадьбу.
— Что столпились? Али все дела переделали? — сварливо прикрикнул Жук на челядь, и все тут же зашевелились, принимаясь за оставленные хлопоты.
Бьярки, проводив хмурым взором удаляющегося Стойгнева, разом поник. Плечи его опустились, словно на них навалилась непомерная тяжесть, и в полной тишине, не встречая ничей взгляд, юноша скрылся в хоромах.
Когда все разошлись, Судимир повернулся к Гнеде, которую бережно поддерживали две чернавки. От его воодушевлённости не осталось ни следа. Он выглядел измождённым и вмиг постаревшим.
— Слуги позаботятся о тебе. А потом нас ждёт обстоятельная беседа.
***
Рана оказалась лёгкой, но из-за волнений Гнеда ослабла и потеряла довольно много крови. Боярин даже прислал к девушке лекаря, и тот, тщательно осмотрев и омыв язву, наложил остро пахнущую мазь и замотал предплечье чистой повязкой, повелев лежать.
Служанки переодели девушку в простую небелёную сорочку. Гнеда заметила большие от страха глаза чернавок, снимавших с неё пропитанную кровью рубаху, и облегчение, когда они воочию убедились, что их подопечная оказалась всё-таки не парнем.
Девушки накрыли её одеялом и удалились, и Гнеда пробовала заснуть, но, взбудораженная чужими запахами и прислушиваясь к окружающим звукам, лишь болталась на границе неспокойной дремоты. Трудно сказать, сколько прошло времени, когда дверь в её горенку тихонько отворилась и на пороге возник Судимир.
— Лежи, — негромко сказал он Гнеде, которая испуганно дёрнулась, порываясь привстать. — Ты в моём доме. Тебя здесь никто не тронет.
Боярин сел на приставную скамью подле постели и некоторое время молча рассматривал лицо Гнеды, так что ей захотелось накрыться с головой, только бы спрятаться от пристального взгляда. Но вот Судимир удовлетворённо улыбнулся, словно убедившись в чём-то, и его глаза потеплели. Он покосился на её повязку.
