Боярин медленно повернулся к Гнеде, глядя так, словно она, по меньшей мере, плеснула в него помоями.
— Ты.… Да ты… — Язык не слушался его.
Девушка быстро облизнула губы. Она почувствовала потребность оправдаться перед Бьярки за всё разом. За то, что в чужой личине проникла в его дом, за то, что ему пришлось драться с девкой вместо парня, за то, что его отец отчего-то проявил к ней участие и теперь она смеет жить здесь гостьей, а не служкой.
— Я не знала… Я не нарочно. Прости меня, Бьярки.
Гнеда запнулась, видя, как голубые глаза юноши расширились, словно его ударили под дых. Она прикусила кончик языка, но, очевидно, слишком поздно. Домашнее имя, которым девушка в уме величала сына Судимира, выскочило вперёд мысли.
— Как ты сказала? — спросил юноша совсем тихо.
Гнеда молчала, поперхнувшись непроизнесёнными словами.
— Только посмей назвать меня так ещё раз, — сквозь сжатые зубы процедил боярин.
— Я, правда, не хотела, чтобы так вышло, — еле слышно пробормотала девушка, не решаясь смотреть на него и желая провалиться сквозь землю.
По-прежнему прижимаясь к стене, она сделала шаг в горницу, но Бьярки остановил её.
— Вот что, — власть над голосом и лицом вернулась к нему, — мне доложили, ты околачивалась на конюшне.
— Я ходила к Пламеню, — быстро возразила Гнеда, тут же возненавидев себя за то, что отчитывалась перед ним.
— Я видел вороного, — кивнул Бьярки, прищурившись, — и этот конь не знал ни плуга, ни бороны. Откуда у тебя, дворомыжки, такая лошадь?
Гнеда вдруг задохнулась от возмущения. Какой-то тайный сосуд терпения в ней, наконец, переполнился, и девушка почти выкрикнула:
— Ты почто меня бесчестишь, боярин? Никакая я не дворомыжка и твоего не брала! Конь мой, и в стойла мне ходить не воспрещали!
— Увижу тебя возле своих лошадей, пеняй на себя, — отрезал Бьярки с холодным предостережением. — Я ещё тогда подумал, что ты ведьма. Держись от меня подальше.
Он развернулся и быстро пошёл прочь, а Гнеда стояла, бессильно опустив руки и чувствуя, будто её ни за что, ни про что окатили ушатом ледяной воды.
Боярыня исполнила свою угрозу, и вечером Гнеда сидела за большим дубовым столом в трапезной в окружении семьи Судимира. Ожесточившись после стычки с Бьярки, девушка приготовилась давать отпор и остальным домочадцам, но, против ожидания, этого не потребовалось. Судислав оказался рослым, крепким мужем, очень похожим на отца. Уверенный и спокойный, он сразу пришёлся девушке по душе, как и его миловидная жена Славута, приветливо и ободряюще улыбавшаяся Гнеде. Тут же сидели их трое детей, мальчики-одногодки и девочка с ворохом пушистых кудряшек и сверкающими глазами в пол-лица. Бьярки тоже был здесь, но, к облегчению девушки, он ни разу не взглянул на неё.
Ели как в простой семье, чинно и тихо, и лишь когда подали благоуханную медвяную сыту, Судимир вполголоса завёл разговор со старшим сыном. Малышам разрешили встать из-за стола, и те, к удивлению Гнеды, сразу же кинулись к своему дяде. Хмурый и молчаливый Бьярки не смог сдержать улыбки, когда маленькая Негашка с заправским видом забралась к нему на колени, а близнецы деловито принялись обшаривать его в поисках сладостей. Ощущая себя так, словно она подглядывала за чем-то слишком сокровенным, Гнеда поспешила убраться к себе.
Ночью она долго не могла уснуть. Как быть? Стоило ли оставаться у Судимира? Разве не сама судьба вмешалась и помогла девушке попасть в дом одного из ближайших к князю людей? Не таилось ли здесь подвоха? Уж слишком гладко всё складывалось, и даже Бьярки, отравлявшего ей жизнь, можно было потерпеть ради главного дела.
Гнеда вспоминала лицо юноши, когда он играл с племянниками, и не верила, что это был тот же самый человек, что смотрел на неё с ненавистью и омерзением, что говорил ей злые оскорбительные слова.
Она вздохнула и плотнее укуталась в плащ. Где были сейчас Фиргалл и Айфэ? Думали ли о ней? И суждено ли им было когда-нибудь встретиться вновь?
24. Посиделки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Следующий день принёс добрые вести. Судимир отвёл Гнеду в книжницу, забитую свитками и рукописями. Здесь же на пыльном столе лежала увесистая книга, а рядом — принадлежности для письма, стопка пергаменных листов, запас гусиных перьев, пузырьки с чернилами. Сердце девушки радостно подпрыгнуло, будто она встретилась со старинными друзьями.
Боярин рассказал, что книга позаимствована у одного свенна, но на переписку не хватает ни времени, ни рук, поэтому, если она желает, то может заняться этим трудом. Гнеда, не веря собственному счастью, сразу же согласилась. По крайней мере, так она не будет чувствовать себя нахлебницей.
С этой поры Гнеда проводила большую часть дня за работой, спрятавшись от недоброжелателей и собственных невесёлых дум. Она останавливалась передохнуть только когда буквы перед глазами начинали расплываться, а натёртые пальцы немели. Девушка уходила посидеть к реке или в укромный уголок усадьбы, откуда могла наблюдать, как боярские дети играли в бабки с дворовыми сверстниками.
Неожиданной отдушиной для Гнеды стала Славута, которая с первых дней не скрывала своего расположения к ней. Всякий раз, когда они встречались, молодая боярыня старалась заговорить с девушкой, и хотя это поначалу были пустячные, ничего не значащие слова, Гнеда была благодарна. Славута, кажется, тоже страдала от одиночества, не имея кроме служанок подходящего по возрасту общества. Она разделяла со свекровью хлопоты в усадьбе, но ей явно не хватало наперсницы. Со временем Гнеда узнала, что Славуту, принадлежавшую к старинному залесскому роду, взяли издалека, и в Стародубе близких подруг она так и не завела.
Славута помогала Гнеде осваиваться, и в свободные часы они вместе присматривали за детьми, рукодельничали и сновали по хозяйству. Девушка понемногу приживалась, и лишь Бьярки продолжал держать себя с гостьей враждебно. Он подчёркнуто не замечал Гнеду, а при встрече с ней не упускал случая бросить что-то обидное. Однажды молодая боярыня рассказала девушке, как попотчевала Бьярки калинником, который накануне испекла Гнеда. Не в силах сдержать смеха, Славута по всех подробностях поведала, что «братец» с удовольствием ел угощение ровно до тех пор, пока не узнал имени стряпухи. Тогда он едва не подавился и заявил, будто «в жизни не едал такой горлопятины», после чего кинул остатки псу. Гнеда сокрушённо вздыхала, не понимая, что забавного в происходящем находила Славута, но та лишь хитро улыбалась, называя подругу глупышкой.
Осень незаметно пришла в усадьбу вместе с телегами, наполненными доверху житом, репой и яблоками, бочками рыбы, мёда, туесами с ягодой и грибами. Всё сгружалось, пересчитывалось, расходилось по закромам или снова взваливалось на возы и отправлялось дальше, на мельницу, торг или в нижние деревни. Челядь сбивалась с ног, мужчины пропадали на княжеском подворье, Судимир принимал купцов и давал распоряжения Жуку, Вышеслава с огромной связкой ключей на поясе мелькала по усадьбе, и дети и собаки путались у неё под ногами. Ничего не ускользало от хозяйского глаза, на всё находилось время, и боярыня сама закормила всю оставшуюся на зиму скотину пожильным снопом, не забыв выделить по горсти и курам, и уткам.
Скрип телег и стук цепов не останавливались ни днём, ни ночью, и в воздухе висел тёплый запах подсушивающегося хлеба из овина и сладкого овсяного деженя, копчёной рыбы и намокшей шерсти.
Судимир должен был вскорости отбыть с князем в полюдье, поэтому работы старались закончить до его отъезда. Гнеда жадно прислушивалась к обрывкам разговоров и шепоткам, из которых поняла, что Войгнев и вправду был нездоров. И хотя Судимир всячески отговаривал его от долгой поездки, князь решил разогнать сгущающуюся смуту и показать, что пока сам способен править Залесьем.
***
Темнеть стало рано, и Гнеда склонилась над книгой при свете маленького чадящего жировика. Она не слышала, как вошёл Судимир, и его рука, мягко лёгшая на плечо, испугала её.
