потом уступила: почему бы не взять? Я делала вид, что брать не хочу, и принимала подарки лишь после долгих уговоров. Это было удобно. Девочки приносили мне продукты: сахар, рыбу, лепешки, яблоки. Если у меня было плохое самочувствие, Зейнаб-ханым переносила урок, уводила к себе (она жила на верхнем этаже училища), поила чаем. Мы беседовали, играли в четыре руки на пианино. Часто к нам присоединялся муж Зейнаб-ханым, добродушный и приветливый человек. В их дом приходило много мужчин, которые были не прочь пофлиртовать с хозяйкой. И тогда дела в школе несколько послаблялись: ученицы становились менее усердными, а учительницы менее серьезными. Но и в этом была своя прелесть.
Однажды, придя утром в консерваторию, я застала Зейнаб-ханым очень взволнованной. Она суетливо бегала по коридорам. Оказалось, что к нам должны прийти гости из Народного Комиссариата Просвещения и еще какие-то официальные лица. Их интересовало умение, которое получили мусульманские девушки в области искусства и их музыкальное образование.
- Это большая честь! - волновалась Зейнаб-ханым. -Мы должны оправдать доверие! Надо хорошо подготовиться.
Мы поднялись к ней в квартиру, чтобы составить план мероприятий. Было просто необходимо завоевать симпатии комиссара.
Прежде всего было поручено рабочим устроить в зале небольшую сцену: голоса поющих и играющих учениц смешались с ударами молотков. Зейнаб-ханым прослушала девочек и выбрала из них наиболее достойных для выступления. Всю неделю ученицы готовились развлекать гостей. Готовили концертную программу. Ближе к концерту школу украсили, как подобает в праздник. Бюст Карла Маркса возвышался на постаменте. Вокруг него расположились бюсты Ленина, Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Все они были украшены бумажными цветами и гирляндами. На стенах висели флаги, в кадушках красовались пальмы. Пианино стояло на новой сцене, а на полу были расстелены конфискованные ковры. Мне было поручено исполнить «Интернационал», когда войдут гости.
Девушки-ученицы (многие в чадре) сгрудились в одной половине зала, глядя на улицу. А я сидела перед инструментом и ждала. Наконец, к зданию подъехал автомобиль. Взволнованная Зейнаб-ханым побежала их встречать. Вскоре гости вошли в зал, и я изо всех сил начала играть «Интернационал». Закончив, я встала и повернулась лицом к залу. У меня остановилось сердце: там, среди гостей, слева от комиссара, сидел он - «князь Андрей!» Я растерялась и побежала к ученицам. Концерт, посвященный почетным гостям, начался. Дети пели, играли и исполняли танцы на сцене, покрытой коврами. Но я никого не видела - только его, Андрея! Он сидел в кресле и строго смотрел на сцену. Иногда по его лицу пробегала тень недовольства. Я была рада видеть его, но к этому чувству примешивалась горечь: скоро мы вновь расстанемся! У меня был номер для выступления. Голова кружилась от волнения: как я его исполню?! Узнает ли меня Андрей? Мог ли он вспомнить девочку, с которой виделся всего два часа в тени виноградника? Посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась: нелепая и безнадежная девица! Обратит ли на меня внимание двадцатипятилетний герой революции, член Реввоенсовета? Надежд почти не было. Но я с грустью смотрела на своего рыцаря в черной военной форме. Он и сейчас, как тогда, был в ней. Потому и выделялся среди цивильно одетых гостей.
Концертная программа продолжалась. Время быстро проходило, приближался мой черед для выступления. У меня уже дрожали коленки, в глазах был туман, а в ушах стоял звон. Кое-как поднялась на сцену и села перед пианино. Я должна исполнять «Риголетто» - очень сложное произведение. Взяла первый аккорд, и музыка потекла. Казалось, она звучала непроизвольно, сама собой, и вовсе не я ее исполняла. Пальцы бежали по клавишам независимо от моей воли, они жили своей жизнью. Во время отрывка, требующего особого мастерства, Наркомпрос наклонился к Зейнаб-ханым:
- Замечательно играет! Как ловко бегают ее пальцы по клавишам! - выразил он восхищение своей комиссарской души.
Зазвучали последние аккорды, и я перевела дыхание. И консерватория, и комиссар остались довольны. Зейнаб-ханым взяла меня за руку и подвела к нему. Когда я подошла ближе, увидела, что он одноглазый. Он говорил, что я буду великой пианисткой и в будущем принесу славу родине. Его единственный глаз сверкал при этом от восторга. Но мое внимание было рассеянно: меня волновало присутствие Андрея.
- Здравствуйте, мадемуазель Наташа, - вдруг услышала я его голос.
- Как? Мадемуазель Наташа? - с удивлением переспросила Зейнаб-ханым.
- Мы поняли друг друга, не так ли мадемуазель? -смотрел на меня Андрей.
- Да ... - чуть не теряя сознания, произнесла я короткое слово, не в силах что-то вымолвить.
Я чувствовала себя глупой и счастливой. Он, Андрей, стал еще привлекательнее. Его жизнь была жизнью настоящего мужчины - умного, деятельного, ответственного и героического. Я вдруг подумала, что должна стать женой
Джамиля. Этого убожества. Андрей же будил во мне жизнь.
Зейнаб-ханым успокоилась, ее волнение отошло - мероприятие прошло успешно. Она пригласила комиссара и его товарищей в столовую. Ученицы нашей школы принесли чай. Искушенная в любовных вопросах, Зейнаб-ханым усадила меня рядом с Андреем.
- Так значит, вы уже вернулись из деревни? - начал разговор Андрей. - А где та красавица, Гюльнар? Григорий в письмах часто о ней вспоминает. Кажется, он здорово влюбился.
- Она вышла замуж за очень хорошего человека и счастлива.
- Хотелось бы и с ней увидеться. Смогли бы вы нарушить свой обычай и прийти на встречу со мной? Я был бы счастлив. - Андрей смотрел мне прямо в глаза. Я растерялась и стала путать слова. - Вы смутились? Конечно, Вы очень молоды. Наверное, еще играете в куклы.
Но тут-то я осмелела и ответила с уверенностью:
- Нет, Вы ошибаетесь! Я и прежде не любила играть в куклы. К тому же в этом году выхожу замуж.
- Вас это радует?..
Я промолчала, и Андрей продолжил.
- В любом случае, я буду рад видеть и Вас, и Гюльнар. Я живу по улице Пушкина, дом 14. Мой телефон 31-34. Вы запомните?..
- Неужели?... Неужели Вы живете в этом доме?..
- А что в этом удивительного?
- Все! Я выросла в этом доме.
Это мой родной дом. Здесь я научилась ходить, говорить, играть на пианино, читать книги.
- Вот оно что! Но я не верю в судьбу. Хотя это совпадение может ускорить Ваше согласие. Так придете? - он улыбнулся. На этот раз ласково. Как будто что-то изменилось в нем, в глазах промелькнуло некое чувство, интерес.
Но я боялась ошибиться в своих предположениях. Зато куда-то подевалась моя стеснительность,
