Ну а если добавить к этому, что одинаковыми характеристиками наделяются Жираф («Все законы поправ»), Марк-патриций («Я нарушу все традиции») и главный герой песни «Про любовь в каменном веке» («Поправ законы — первый на земле»), то нетрудно будет сделать вывод: все эти персонажи являются авторскими масками (кроме того, черновой вариант реплики Марка-патриция напоминает слова героя в «Нинке-наводчице»: «А мне плевать — мне очень хочется!» /1; 103/ = «Наплевать мне на традиции» /2; 473/; оба героя «плюют» на общественное мнение, демонстрируя свою независимость, так же как и сам поэт в одном из интервью 1976 года: «А как Хрущев отреагировал на песню о Насере? — А никак. Я не знаю. И знать не хочу. Пишу, пою — и наплевать, кто, что, где и как..»46).
Марк-патриций говорит про свою жену и ее «сестру-мегерочку»: «Мне не справиться с обеими», — а в песне «Про любовь в каменном веке» герой признаётся: «Пять бы жен мне — наверное, / Разобрался бы с вами я, / Но дела мои — скверные, / Потому — моногамия».
Об этих же неполадках с женой говорится в «Лукоморье» (1967), но в более завуалированной форме: «.Леший запил, захандрил» (АР-8-124) = «Дую горькую с плебеями» /2; 191/, «Из печали скоро выйду я!» /2; 473/; «Ты ж жалеешь мне рубля — ах, ты, тля» = «Без души она, без сердца… И…» /2; 473/, «Ста ругать свою супружницу / Выраженьями плебейскими» (АР-7-10). Причем если Леший называет лешачиху тля, то Марк-патриций говорит: «В общем, злобствует, как фурия». И оба начинают поносить своих жен, приняв дозу алкоголя: «Леший как-то недопил» = «Кассий Лютий, выпив кружицу / Золотого мавританского…» (АР-7-10).
Можно проследить также буквальные совпадения между «Семейными делами в древнем Риме» и «Диалогом у телевизора», у которого имеется уникальный вариант исполнения: «Мои друзья — моя компания. / И если пьют — так на свои! / Всё время недопонимание, / Уйду я, Зина., из семъи»А.
Данное исполнение Высоцкий предварил таким комментарием: «Песня называется “Зарисовка”. Дело происходит в цирке». В таком свете становится понятным прозвучавший здесь вариант: «А на тебя, гляди-кось, Зин, / С галерки зыркает грузин. / Пойдешь, пойдешь ты в магазин?! / Подвинься, Зин!». А на одной из фонограмм автор объявил песню следующим образом: «Так она и называется — “Диалог у телевизора” или “Диалог в цирке” — кто как хочет, кому как удобней»[2469] [2470] [2471].
А что касается сетования Вани из «Диалога у телевизора»: «Всё время недопонимание, / Уйду я, Зина, из семъи», — то не напоминает ли оно жалобы Марка-патриция: «Эх, с почтенною Матреною /Разойдусь я скоро, братия!»? И дальше речь идет о том же «недопонимании»: «Она спуталась с поэтами, / Помешалась на театрах, / Так и шастает с билетами / На приезжих гладиаторов». Кстати, разойтись со своей женой на почве «недопонимания» хотел и главный герой песни «Про любовь в каменном веке»: «Клянусь, я прогоню тебя домой» (АР-7-5), «Не нравится — так можешь хоть сейчас / Обратно к своей матери идти» (АР-7-7).
Если Марк-патриций «пил нектар большими дозами / И ужасно нанектарился», то и Ваня тоже прилично выпивает: «“Или орешь, когда не пьян. / Ты что, Иван?” <.. > “А там — друзья, ведь я же, Зин, / Не пью один”». Причем его друзья пьют «хоть поутру, да на свои», и так же пьет лирический герой в других произведениях: «Я сам добыл и сам пропил» («Я в деле»), «Я один пропиваю получку / И плюс премию в каждый квартал» («Я был слесарь шестого разряда…»), «Вот я выпиваю, потом засыпаю…» («Приехал в Монако какой-то вояка…»), «Выпью бочку водки / За один присест» («И не пишется, и не поётся…»).
Ваня говорит о подругах своей жены: «От этих скучных образин / Дуреешь, Зин». А вот как Марк-патриций описывает свою жену и ее сестру: «В общем, злобствует, как фурия, / Поощряема сестричкою. <.. > Пусть берет сестру-мегерочку».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ваня говорит Зине, чтобы она не смела плохо отзываться о его пьяной родне: «Сама намазана, прокурена, / А всё туда же — обсуждать»4‘9 Похожим образом высказывался герой песни «Про любовь в каменном веке»: «Выгадывать не смей на мелочах, / Не опошляй семейный наш уклад!» (а в черновиках: «Не хнычь и прекрати ненужный спор»; АР-7-4). Поэтому оба хотят, чтобы их жены замолчали: «Молчи, не вижу я тебя в упор» = «Уж ты бы лучше помолчала бы»; и даже угрожают им: «Смотри, тебя я в жертву принесу» (АР-7-8) = «Гляди, дождешься у меня!», — в том числе избиением: «Ну что глядишь? Тебя пока не бьют» = «Кто мне писал на службу жалобы: дескать, пьет, бьет и не приходит, а?»[2472] (другие варианты исполнения: «Кто мне
писал на службу жалобы, а? Дескать, пьет, бьет и не приходит?»[2473], «Что, мол, пьет, мол, бьет?.. Не ты? Да я же их читал!»5[2474]).
Обращают на себя внимание и другие совпадения: «Послушай, где мой каменный топор?» (АР-7-4) = «Послушай, Зин, не трогай шурина»; «Куда уж мне — я грубый» (АР-7-6) = «Ты, Зин, на грубость нарываешься»; «Позоришь перед племенем меня» (АР-7-10) = «К тому же эту майку, Зин, / Тебе напяль — позор один»; «Ведь ты зубами щелкаешь, сидишь. / Нельзя из людоедок брать жену!» /5; 471/ = «А у тебя подруги, Зин, / Всё вяжут шапочки для зим, / От ихних страшных образин / Дуреешь, Зин!»5[2475] [2476]; «Ты даже не могла купить камней — / Сказала, что камней не привезли» (АР-7-10) = «Сгоняла б лучше в магазин»54
Наконец, если в ранней песне из-за поведения жены героя власти хотят вызвать его «на ковер», то в поздней его вызывает начальство из-за жалоб, которые писала на него жена: «Старейшины собрались на совет / И, вероятно, вызовут меня» (АР-7-10) = «Сама ж в профком писала жалобы. / Что нет? Когда я сам читал»[2477] (ср. этот же мотив в черновиках «Баньки по-черному», 1971: «Ты ж сама донос писала на меня»; АР-14-105).
В песне «Про любовь в каменном веке» герой говорит жене: «Разбаловалась ты в матриархат», — что напоминает комментарий, которым Высоцкий часто предварял исполнение песни «Она была в Париже»: «…она посвящена такой женщине, которая часто уезжает в заграничные командировки. А он — нет. Ну и, в общем, это направлено против излишней эмансипации женщин. Это остросоциально направленная песня,»[2478]. Да и сама жена героя признаёт, что она «разбаловалась»: «Мол, я ездой по миру / Избалована и изнежена» («Мы с мастером по велоспорту Галею…»).
Совпадает даже одинаково отрицательное отношение героев к родственникам своих жен в песнях «Семейные дела в древнем Риме» и «Про любовь в каменном веке»: «.. Я заведу себе гетерочку. <.. > У гетеры пусть безнравственней, / Зато родственники умерли» ~ «А всё — твоя проклятая родня!»[2479] (так же как и в «Красном, зеленом»: «А бог с тобой, с проклятою…»; причем в черновиках герой называет «проклятой» и маму своей возлюбленной, то есть речь идет о той же «проклятой родне»: «Да ну тебя, проклятую, тебя саму и мать твою!» /1; 346/). Поэтому и в стихотворении «С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм…» (1971) герой, устав от войны, которую ему объявили жена с тещей (с той самой «мамой»), говорит своей супруге: «Может, грубо сказал (так бывает со мной, / Когда я чрезвычайно отчаюсь): / “Я тебя как-нибудь обойду стороной, / Но за мамину жизнь не ручаюсь”». Сравним с черновиками песни «Про любовь в каменном веке»: «Куда уж мне, я грубый» (АР-7-7), «Я высеку тебя и буду прав. <…> Послушай, где мой каменный топор? / Оденься и в пещере пол домой. / И жаль, у нас день порки запрещен! / Клянусь, я прогоню тебя домой / Или отдам кому-нибудь еще» (АР-7-5) (точно так же он хотел избавиться от своей жены в стихотворении «Чем и как, с каких позиций…», 1966: «Помогите хоть немного, / Оторвите от жены»; а в песне «Грусть моя, тоска моя» он захочет избавиться от судьбы-тоски: «С кем-нибудь другим хотя бы ночь переночуй»; и здесь же он ее «высек»: «Поутру не пикнет — как бичами ни бичуй»).
