Он пожал плечами:
— Может, и так.
— Вас это беспокоит?
Он не знал, беспокоит ли его это. Было слишком рано; день только–только начинался.
— Вы можете рассчитывать на мою благодарность, — сказала Лидия. — Понимаю, что пока нельзя предвидеть, как все сложится, но, возможно, я смогу отплатить вам за то, что вы сделали.
На это он ничего не сказал.
— Держитесь веселее, — сказала она, похлопывая его по руке.
— Зачем? — сказал он.
— Только бог знает, зачем, — сказала Лидия и пошла по направлению к такси, которое ее дожидалось.
Теперь у меня нет работы, сказал он себе, когда, нетвердо держась на ногах, забирался в свой собственный автомобиль, «Шевроле», с «Распродажи машин Эла». Ничего. Старик умер, и меня нет в его завещании; не то чтобы я этого ждал или хотя бы думал об этом. Организация Хармана для меня закрыта. Со стоянкой, вне всякого сомнения, покончено, и не через два месяца, а уже. Пользование всей собственностью старика будет приостановлено в суде. А стоянка принадлежит ему, является частью его недвижимости. Конечно, когда в суде все это рассмотрят, то заключат, что она была законно продана. Но на это уйдет время.
Может, это я его убил, подумал он. Я достал его вчера, в доме у Хармана. Когда сказал, что его банковская книжка — фальшивка. Хотя это произошло не сразу. Слава богу, что он не грохнулся на пол прямо там и тогда. Слава богу, что его механизмы проработали немного дольше, наверное, больше по привычке, чем намеренно.
Он всегда ожидал, что его придавит машина в мастерской, подумал Эл. Вот как он это предчувствовал. Но на самом деле все произошло не так. Он погиб под грудой слов. Моих слов.
Заведя машину, он поехал искать кофейню, в которой мог бы позавтракать.
На авеню Сакраменто он нашел знакомую кофейню и заказал себе завтрак. Большинство посетителей были мужчины, они читали спортивный раздел утренней «Кроникл», пили кофе и ели яичницу с беконом и жареной картошкой. Там было тепло, все заливал желтый свет, и настроение у Эла улучшилось. Он почувствовал себя менее одиноким.
Пока он ел, к нему подошел посетитель–негр и уселся рядом.
— Вы не Эл Миллер? — спросил он.
Эл немного знал его — тот пару раз проходил мимо его стоянки. Так что он кивнул.
— Вас ищет доктор, — сказал негр.
— Какой доктор?
— Доктор Ду, — сказал негр, после чего соскользнул с табурета и бочком двинулся прочь из кофейни, на тротуар.
Едва покончив с едой, Эл подошел к будке таксофона и набрал номер Тути Дулитла.
— Эй, дядя, — сказал Тути, узнав голос Эла. — Тебя ищут.
— Кто?
— Какие–то типы. А это значит, что дела у тебя плохи.
— Щас усруся, — сказал Эл по–простецки.
— Ты лучше так не говори, — сказал Тути. — Ты лучше вбей в свою дурью башку, что ты попал в беду.
— Как зовут этих типов?
— Я не знаю, кто они такие. Просто слышал, что они тебя ищут, чтобы до тебя добраться. Что ты им сделал? Говори прямо. Просто так они бы тебя не искали.
— Ума не приложу, — сказал Эл.
— Я слышал, ты кого–то убил, — сказал Тути.
— Чушь, — сказал Эл.
— И это стоило им кучи денег. Кто–то, слышал я, говорит, что это стоило им около сотни тысяч долларов.
— Не было там ста тысяч долларов, — сердито сказал Эл, против своей воли поймавшись на безумный отчет Тути.
— Что собираешься делать? — спросил Тути.
— Ничего.
— Тебе бы лучше купить ствол и залечь на дно.
— Клал я на это.
— Как хочешь, я тебя предупредил, — сказал Тути. — Я слыхал о таких делах, и они всегда оказывались правдой. По–моему, знаешь ты это или нет, против тебя действуют какие–то крупные шишки.
— Ладно, — сказал Эл. Он начал вешать трубку.
— Я слышу, ты там скребешься, — сказал Тути. — Собираешься трубку повесить.
— Я поеду к окружному прокурору, — сказал Эл, — и расскажу ему все, что знаю. Они меня не тронут.
— Кого ты убил? — спросил Тути.
— Не знаю.
— Знаешь, конечно.
— Просто какого–то парня, попавшегося мне на пути.
— Ты болван, — сказал Тути. — Я сам положу трубку.
Телефон клацнул. Эл тут же повесил свою трубку и вышел из будки.
Хорошо, что он меня предупредил, сказал он себе.
Может, он и прав, подумал он. Мне надо купить пушку и залечь на дно. Но куда мне податься? В организации Хармана имеется мое полное досье, все факты обо мне: каждое место, в котором я жил, где я родился, где работает моя жена, чем я занимался, с тех пор как закончил начальную школу. Они, наверное, смогут обратиться к психологу, и тот точно предскажет, что я буду делать. Они будут точно знать, где меня найти, на какой улице, в каком доме, в какой именно комнате. Вот что может сделать эта современная промышленная технология.
Он купил «Кроникл» и, снова усевшись за прилавок, стал читать объявления «Требуются». Работ, заслуживающих обсуждения, там не было. Я могу быть продавцом, решил он. Или обслуживать автоматы по продаже жевательной резинки. После этого он стал читать частные объявления, а потом — объявления, связанные с частным бизнесом. Ты смотри, подумал он, как перебиваются некоторые. Лечу на дому гипнозом от пристрастия к курению. Или, если хотите, появлюсь на вечеринке в честь дня рождения вашего ребенка и развлеку кукольным представлением. Он вернулся к частным объявлениям. «Неофициальная информация о сумасшедшем доме, — прочел он. — Хвала Св. Иуде за сохранение моей фамильной мебели». Господи. Он спрятал газету.
Вскоре после полудня Джули появилась в их квартире. Эл дремал. Удивленный ее ранним приходом, он сел на кровати. Но, прежде чем он успел заговорить, Джули сказала:
— Меня уволили.
Она начала снимать туфли и чулки.
— Почему? — спросил он.
— Позвонил какой–то клиент и сказал менеджеру офиса, что я не верую в бога, — объяснила Джули. — Тот вызвал меня к себе и спросил, так ли это, и я сказала, что да, но это никак не касается «Западного угля и карбида». Но он заявил, что мораль работников очень даже касается «Западного угля и карбида». А еще сказал, что они никогда не понимали, какая, собственно, отдача от девушек из колледжа? Что они никогда не удовлетворены их работой. И что те всегда создают проблемы. — Она повесила свою куртку в шкаф.
Стало быть, Тути прав. Они решили его достать.
— Слушай, — сказал он. — Как насчет того, чтобы отсюда уехать?
— А куда?
— Ума не приложу, — сказал он. — Но мы что–нибудь придумаем.
— У Залива полно работы, — сказала Джули, проходя на кухню и принимаясь складывать тарелки в раковину. — У меня никаких проблем не будет. Я уже записалась в нескольких агентствах по трудоустройству. Надо быть готовым к такого рода вещам. Так или иначе, у тебя–то есть работа.
— Нет, — сказал он.
— Что — нет? Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что одного дня хватило, и ты больше не работаешь там, на того человека? — Она прекратила заниматься тарелками и вошла в спальню, чтобы смотреть ему в лицо. — Как это ты оказался дома? Почему не на работе?
— У нас неприятности, — сказал Эл.
— Так, значит, ты продержался на той работе всего один день? — сказала Джули. — На той хорошей работе?
Он кивнул.
— Ты ее бросил?
— Да, — сказал он наконец.
— Не скажешь ли почему?
— Я не знаю почему, — сказал он. — Я знаю, что случилось, но не знаю почему. Тебе придется поверить мне на слово. Мне больше ничего не оставалось.
Он смотрел ей в лицо, сунув руки в карманы. Его жена крепко сжимала руки перед собой, как будто ей было холодно. Лицо у нее стало увядшим, старым, и все черты, и нос, и глаза, и рот, стали значительно меньше. Сами кости, казалось, съежились. Как будто, подумал он, жизненная сила внутри нее истончалась. Обращалась в воздух. Испарялась. Убывала с каждым вдохом и выдохом. Может, это и все, чем была эта сила, — всего лишь воздухом. Воздухом в каждом из них, который давал им возможность оставаться в живых.
— Я с тобой разведусь, — сказала она.
Он двинулся к ней, чтобы как–то ее подбодрить. Чтобы согреть ее, вернуть в нее какое–то подобие жизни. Но она отпрянула. Она его избегала.
— Сейчас не время для этого, — сказал он. — Для такого рода вещей.
— Ты, наверное, собираешься меня побить, — сказала она. — Как того беднягу.
— Какого беднягу?
— Того пьяного, который зашел к тебе на стоянку, а ты его побил.
Он такого не помнил. Он понятия не имел, о чем таком она говорит.
— Мы оба без работы, — сказал он, — и нам придется начинать сначала, вероятно, совсем в другом месте. Но мы со всем этим справимся. Я теперь многому научился.
— Нет, — сказала она. — Нас больше нет.
Спустя некоторое время он проговорил:
— Вот что я тебе скажу. Я заключаю с тобой договор. Дай на это месяц. Если мы… — Он помедлил.
