Она подошла к кровати и остановилась в паре шагов от меня.
— Ладно, оставим этот разговор, смысла в нем никакого. Теперь ты понял, почему я наговорила Эдуарду ерунды про тебя и заставила его выпить своей крови? Я будто чувствовала, что тут что-то не так! Но, если честно, не ожидала от Рианны такого хода конем.
Я поднял голову.
— Рианна? Так это Рианна тебя сюда послала?!
Дана вздохнула.
— Да. Сначала я подумала, что в этом нет ничего странного — подумаешь, нашла меня через Магистра и попросила помочь. Она знает о том, что… между нами было, так что просчитала все наперед, ведь я в любом случае не отказала бы ей. Когда я узнала о том, кто такая Анна, то решила, что это что-то вроде шанса для тебя. Искупить свою вину и, может, даже получить свободу. Ведь я получила свободу после того, как мы убили Пифона. Но когда выяснилась вся эта чушь с эльфами… помню, я удивилась, когда спросила у нее, человек ли Эдуард, и услышала утвердительный ответ. Она уверила меня в том, что он — человек, Винсент, ты понимаешь?
— Она еще и лбами нас попыталась столкнуть, когда сказала мне, что у тебя могущественный покровитель, и что она не может мне помочь. Что они опять задумали? Очередную Реформу, которая начнется с нас? Но тогда какой смысл избавляться еще и от тебя?
— Не знаю, но одно могу сказать точно: она чертова хитрая сучка.
Я пожал плечами.
— Не имею никакого понятия, что она задумала, Дана. Но с самого начала это выглядело очень странно — она назвала мне только имя Лорены, хотя обычно она дает мне целую груду информации, вплоть до имени Незнакомца и его адреса.
— Ох, еще эта Лорена. — Дана поморщилась. — Надеюсь, она не успела спутаться с Анной?
— Она хотела попробовать устроиться к ней на работу в качестве модельера-дизайнера и уже назначила дату собеседования, но Анна отменила его и сказала, что будет свободна только на следующей неделе.
Дана легла и устроилась на мягких подушках.
— В качестве модельера-дизайнера? Это здорово. Она отлично шьет. А как она рисует! Кстати, завтра я пойду к ней за платьем. Вечеринка уже через три дня! Кстати, Мара пригласила и Анну тоже.
— Не думаю, что нам стоит делать это при всех.
— Неужели ты думаешь, что мы не найдем укромное место в лесу? Тем более что здешний лес — отличное укрытие. Тут можно задушить десятерых смертных, а потом спокойно закопать их — и никто ничего не заметит.
Я сел и протер глаза, прогоняя остатки сна.
— Что же, пусть будет так. Нужно разделаться с этим побыстрее.
— Кстати, насчет Лорены. Ты не будешь против?
— Против чего? — не понял я.
На губах Даны появилась хитрая улыбка.
— Того, что я познакомлюсь с ней поближе? Или она твоя — и только твоя? Знаешь, иногда мне приходит в голову мысль, что в тебе больше от вампира, чем ты сам думаешь. Это «мое — и только мое»…
— Можешь знакомиться столько, сколько захочешь. Только помни о том, что у нее есть печать Прародительницы. Так что в каком-то смысле этих слов она — одна из нас.
Дана удивленно приоткрыла глаза.
— Печать? Так вот в чем дело. А я все думаю — что же в ней не так? У нее такой… знакомый запах. Она пахнет так, как что-то из детства, что я уже успела забыть. — Дана перевернулась на спину. — Интересно, сколько их, смертных с печатью?
— Немного. Большинство из них не доживает до тридцати — не всем под силу нести на себе груз способностей. Они называют это Дар.
— Дар. — Дана рассмеялась. — Послушай, Винсент. Если все закончится хорошо, я вернусь в Орден.
Я повернулся к ней и уже открыл рот для того, чтобы возразить, но она опередила меня.
— Клянусь кровью своего создателя, я вернусь в Орден.
— Какого черта? Ты просто… вернешь свою свободу Великой Тьме?
— Великая Тьма уже давно решила все. — Она посмотрела на меня. — И это простое решение: я хочу быть с тобой, Винсент. В Ордене, вне Ордена, свободной, развоплощенной — но я хочу быть с тобой.
— Надеюсь, ты просто перепила моей крови, и разум вернется к тебе. Если раньше тебе было тяжело, то теперь тебе будет еще тяжелее. Представь себе, как птица вырывается из клетки и узнает, что такое свобода, а потом решает вернуться в клетку. Как она будет себя чувствовать?
— Меня это не волнует, Винсент. Я хочу быть с тобой.
Я обнял ее.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Я люблю тебя, любил тогда, когда мы были вместе, и продолжал любить после того, как ты стала свободна, но я даже злейшему врагу я не пожелаю сделать то, что ты хочешь сделать. Мне тяжело думать о том, что тебя нет рядом, но мне будет вдвойне тяжелее смотреть на то, как ты страдаешь.
— Я не буду страдать, если ты будешь рядом. Если мы будем вместе, я вынесу все. Есть вещи, которые дороже миллиона свобод. Что бы с тобой ни случилось, я разделю твою судьбу. Когда-то я уже сказала это тебе, и теперь повторяю еще раз. Но с единственным отличием: в этот раз я не оступлюсь.
(3)
Когда я вернулся домой, Лорена готовила ужин, а Эмили занималась обычным для нее делом — рисовала. На этот раз она выбрала не карандаши, а краски, и разноцветные полосы и кляксы покрывали не только ее руки, но и щеки. Она умудрилась даже прикоснуться кистью к шее, и на ней остался темно-зеленый след.
— Всем добрый вечер, — сказал я. — Вчера я поздно освободился, решил не звонить, был уверен, что все уже спят. — Я кивнул повернувшейся ко мне Лорене. — Спасибо, ты меня выручила.
— Не за что, — улыбнулась она. — Мы не скучали, у нас было много дел. Да, моя хорошая?
— Да, — подтвердила Эмили, не отрываясь от своего занятия. — Лорена учила меня делать кукол. Больше мне не придется надоедать ей с просьбами о подарках, потому что я умею делать их сама!
— Никогда не видела, чтобы кто-то научился делать кукол за один вечер, — недоуменно пожала плечами Лорена.
— Наши дети быстро учатся. Мы осваиваем чтение и письмо за пару дней, новые языки — за неделю. Современная жизнь летит быстро, и мы приспосабливаемся к ее темпу. Что у нас на ужин?
Лорена приподняла крышку одной из кастрюль.
— Жаркое из баранины, два салата и пирог. К последнему я не притрагивалась — его делала Эмили, целиком и полностью.
— Полтергейст помог мне разбить яйца, — произнесла Эмили, положив кисти в стакан с водой.
— Вот как? То есть, пирог вы делали вместе с полтергейстом? Он тебя не подвел?
— Нет. Он решил, что нужно отвлечься от полок с чашками и заняться чем-то полезным.
Я отодвинул один из стульев и сел за стол.
— Ну что же, тогда сегодня полтергейсту полагается мороженое. Лорена, дорогая, оставь нас на минутку — нам нужно поговорить.
— Хорошо. Я буду ждать в гостиной.
Я проводил взглядом Лорену и снова повернулся к Эмили. Она, почувствовав мой взгляд, подняла глаза от рисунка и положила кисть на подставку.
— Милая, я должен рассказать тебе кое-что.
— Что случилось, папа? — Она взяла меня за руку. — Неужели ты заболел? Или… Эдуард заболел еще сильнее?
— Нет, — рассмеялся я. — С Эдуардом очень скоро все будет хорошо, а я здоров, и все остальные тоже здоровы. Это касается мамы.
В глазах Эмили появилась печаль.
— Мамы, — повторила она. — Ты хочешь рассказать мне о маме?
— Да. Мы ведь никогда не говорили с тобой о маме, так?
— Так, — кивнула она. — Но я думала, что ты не хочешь рассказывать, и не спрашивала.
— Сейчас мы о ней поговорим. Или ты хочешь поговорить в другой раз?
Эмили замотала головой, и я начал рассказ. Занял он не больше получаса, хотя мне казалось, что некоторые вещи объяснить ребенку будет сложно. Нужные слова нашлись сами собой — так, будто я до этого несколько раз проговаривал про себя то, что должен буду сказать. Когда я закончил, Эмили сидела, сложив руки перед собой, и смотрела на рисунок. Она размышляла.
— Так вот как все было, — сказала она, наконец. — Это очень грустно.
— Да.
Эмили подняла глаза и накрыла мою руку ладонями.
— Тебе ведь до сих пор грустно, правда? — спросила она.
— До сих пор, — кивнул я.
— А если я скажу, что люблю тебя, то тебе станет легче?
Я обнял ее и поцеловал в лоб.
— Я тоже люблю тебя, моя хорошая.
— А я люблю тебя сильно-сильно. И маму. Ведь неважно, что было, главное — что мы теперь с тобой вдвоем, так?
— Так.
— Когда я вырасту, я тоже буду убивать Незнакомцев. Как ты. Или нет — как Дана! — Она отстранилась и посмотрела на меня. — Ведь Дана тоже любит тебя. Так почему ты грустишь?
Я отпустил ее и вздохнул.
— Сейчас я тебе еще кое-что расскажу, Эмили.
— Про Дану? — подозрительно нахмурилась она.
