Он усмехнулся моему удивлению.
— Пора возвращаться в город. Потом расскажете, что с вами произошло. Будет интересно послушать и понять, что из этого правда, а что — фантазия.
* * *
— Идемте, — велел Роберваль, и я покорно поплелась за ним.
Он шел по лесу так уверенно и спокойно, что сразу становилось ясно: тут ему ничего не страшно. Оставалось надеяться, что он не обманет меня и выведет в город.
Я угрюмо смотрела в его спину и мучительно старалась понять, не дурит ли Роберваль мне голову. Каждое его слово, казалось, имело двойной смысл. Ох и непрост этот лесоруб-богатей, потомок разбойника, ох и непрост...
А лес кругом был тих и прекрасен. Куда делось мрачное царство, полное чудовищ? От тумана и следа не осталось, золотое вечернее солнце весело светит сквозь крону, трава и листья влажно поблескивают, воздух чист и свеж. Колдовство да и только.
Мы шли новой дорогой и уже через полчаса показались опушка леса и пустырь за ней. Но в город мы попали не со стороны кладбища, а через выгоны.
— Вы устали? — вдруг остановился Роберваль, когда мы достигли городской водокачки и низкого кирпичного здания прачечной.
— Ни капли, — гордо ответила я, хотя в боку кололо.
Роберваль взял быстрый темп, а я уже и без того и набегалась, и наползалась, и налазилась так, что теперь, наверное, неделю буду ходить скрючившись, как старуха Барток. Гимнастические занятия в академии плохо подготовили меня к приключениям. Надо написать письмо нашему инструктору по гимнастике и предложить ему новую программу. Выпускникам академии пригодятся прыжки на сарай, взбирание на холм, рытье подкопов и забеги по болотистой местности от монстров. Ах да, еще и навыки рукопашной схватки с разбойниками.
— Неправда, — заметил Роберваль. — Вы бледная и у вас дрожат руки и ноги. Мы рядом с трактиром. Давайте зайдем и выпьем чаю. Заодно побеседуем о ваших приключениях. Потом провожу вас до дому.
— Ладно, — сдалась я. — От чая не откажусь.
Роберваль галантно открыл дверь в «Хмельную корову» и пропустил меня вперед.
— Вы нашли ее, господин Роберваль! — обрадовалась хозяйка. — Я в вас не сомневалась.
— Вас не забрал к себе безглазый?! — Хеймо соскочил с высокого стула у барной стойки и ринулся ко мне.
— Как видишь, нет, — сердито ответила я.
Роберваль невозмутимо, почти без размаха, врезал Хеймо кулаком по лицу. Хеймо охнул, попятился и ударился спиной о стойку. Зазвенели бутылки, упали и покатились стаканы.
— Эй, парни, а ну тихо! — прикрикнула хозяйка, ловко поймав кружку. — На улице будете разбираться. Сейчас подам вам чай. И закусить, господин Роберваль?
— И закусить, — согласился он.
— За фто, госфодин Роберфаль? — обиженно сказал Хеймо, озабоченно ощупывая зубы.
— За твои услуги проводника. За глупость и трусость. Сколько задатка заплатила тебе госпожа Верден?
— Пять кронодоров.
— Давай сюда.
Хеймо, тяжко вздыхая, порылся в кармане и протянул Робервалю мятую банкноту. Тот бумажку взял и галантно передал ее мне.
— И еще компас Анвила, — напомнила я. Хеймо угрюмо полез во второй карман.
Роберваль проводил меня к столу, где через пять минут появилась тарелка с холодной говядиной, пирогами, и кружки с чаем, крепко сдобренным смородиновой настойкой.
Я взялась за кружку и ойкнула: ладони у меня были исцарапаны и стерты до мяса.
— Госпожа Лумм, принесите еще бинтов, воды и можжевеловой мази, — приказал Роберваль хозяйке.
Передо мной поставили миску с теплой водой, Роберваль сел рядом, жестом приказал опустить в воду руки и взялся промыть и забинтовать мои раны.
Работал он со сноровкой. Я морщилась и вздрагивала от его прикосновений, хотя Роберваль обращался с моими руками мягко, почти ласково. И вдруг мной овладело глубокое смущение — непривычное для меня чувство.
Но уж больно странно было все: я только что пережила дикое приключение, а теперь сижу в трактире с отцом своей ученицы, с человеком, который вызывал у меня тысячи опасений и которого я недавно от души поколотила. И вот его твердые пальцы перебирают мои пальцы, и проводят по ладоням, и трогают запястье, и он наклоняется ко мне так близко, что, когда рассматривает раны, почти касается подбородком моих волос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Готово, — он закончил втирать лечебную мазь и несколько раз обернул мои кисти полоской бинта. — Теперь будем есть, пить и разговаривать. Давайте, выкладывайте, как на духу. Где были в лесу, что видели, от кого убегали. Только без истерик и слез. Мне их и от дочери хватает.
— Истерик вы от меня не дождетесь, — пробормотала я, вздохнула, подумала и начала рассказывать.
* * *
Роберваль слушал меня внимательно, не перебивая, на его лице опять застыла маска. Но когда я дошла до описания болотного монстра, его брови взлетели чуть не до волос.
— Ну, и как вы все это объясните, господин Роберваль? — сурово потребовала я, завершив историю.
— Корнелиус. Зовите меня Корнелиус, Эрика, — сказал он и покрутил в руках кружку с чаем. Неторопливо отхлебнул, вздохнул и нахмурился. — Если честно, звучит неправдоподобно, — признался он. — С другой стороны, немало я слышал похожих рассказов от местных. О призраках, чудовищах. Но сам ничего подобного не встречал. И потому вот мой вывод: в болоте вы увидели дерево. Остальное дорисовала ваша фантазия. Которую хорошенько подпитали местные легенды. Вы устали, переволновались, да еще туман способен на разные фокусы...
— Дерево шевелилось!
— Почва могла просесть. В болотах бывают такие... шевеления. Или дерево могло подгнить и зашататься. И опять же, движение сгустков тумана…
— А череп на дереве?
— Оленя.
— Но кто запер меня в охотничьей сторожке?!
— Никто. Дверь захлопнулась от ветра и застряла. Вы же никого не видели!
— Но я слышала!
— ...Как кабан бродил и хрюкал.
— И ругался?
— Можете повторить хоть одно слово? Или было неразборчивое бормотание?
Я презрительно фыркнула и замолчала. Но рассуждения Роберваля зародили во мне сомнение. Уж очень хотелось услышать нормальное, логичное объяснение этой чертовщины... И я его услышала. И была готова поверить.
Я так и эдак повертела в голове доводы Роберваля. Да, толковое объяснение. Однако есть в нем и слабые места.
— Значит, вы тоже считаете, что заблудившиеся в лесу люди дурели от страха и потом сочиняли разные глупости?
— А кто еще так считает?
— Господин Анвил.
— Ясно. Я с ним согласен. Ведь так и рождаются сказки о леших и болотных духах, — заявил Роберваль, доставая трубку и кисет. При этом он небрежно дернул подбородком — в этом жесте читалась и снисходительность, и легкая насмешка.
— Слушайте, господин Роберваль…
— Корнелиус.
— Корнелиус. Но все же у вас в городе творятся странные дела.
— Да. Если вас это пугает, почему бы вам не вернуться в столицу? Или вы вознамерились вести расследование? Глупая затея. Оставьте нам самим решать наши странные дела. Если вам так приспичило стать журналисткой, в Сен-Лютерне куда больше сенсаций. Вот, взять этого преступного гения, как его, Химераса... человека со ста лицами. Писаки утверждают, он носит каучуковые маски и может оказаться кем угодно — рассыльным, министром или священником. И тоже охотится на Одаренных — использует их таланты, чтобы грабить и убивать. Сколько сногсшибательных репортажей можно сочинить! Для этого даже не нужно подвергать себя опасности. Достаточно подкупить пару полицейских, и они наболтают вам сто корзин вздора за ваши десять монет.
Он достал кусок проволоки, покрутил в мундштуке, растер в ладони немного табака и принялся не спеша набивать трубку. Затем вынул зажигалку и чиркнул колесиком. Я помахала ладонью, разгоняя смолистый табачный дым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вы что-то недоговариваете. Я вам не доверяю.
— Правильно делаете.
— А может, вы и есть Химерас? — усмехнулась я. — Человек в маске? Используете местные суеверия, чтобы запугивать горожан и проворачивать в глуши темные делишки.