— Я бы тогда выбрал маску без этого милого украшения, — он ткнул пальцем в шрам на щеке.
— Как вы его заработали? В драке? Или на лесопилке?
— От руки близкого человека.
Он спокойно перекатывал в зубах янтарный мундштук и смотрел на меня не мигая.
— Почему вы не любите Одаренных, Корнелиус? — тихо спросила я. — Одаренной была ваша жена?
Он ответил не сразу. Затянулся, постучал трубкой по каминной решетке и вытряхнул пепел.
— Да. Клэр была Одаренной. Очень слабой. Хроновидцем. Но очень гордилась своим даром и хотела достичь большего. И поэтому еще в юности пристрастилась к вытяжке из magicus boletus. Знаете, что это такое?
— Да, — ответила я робко. Я уже пожалела, что начала расспрашивать его. — Так называемые «волшебные» грибы. Экстракт из них временно усиливает способности Одаренных.
Он кашлянул, потер лоб и продолжил:
— Верно. И при этом губит их здоровье и разум. Поначалу Клэр достигла больших успехов. Занялась наукой, исследовала свойства эфирного поля, даже в Академии одно время преподавала. давно, еще до того, как вы там учились. Но постоянно принимала то зелье. Я ругался, уговаривал, запрещал, искал ее поставщика.., бродил по притонам. бесполезно. Последний год своей жизни Клэр сутками ходила не в себе. Зрачки расширенные, кожа белая, голова полна видений. Стала нервной, ревнивой. Все пыталась своим даром хроновидца увидеть, не изменяю ли я ей.
Он остро глянул на меня и глухо сказал:
— Если вам любопытно — нет, не изменял. Я любил жену. До момента, когда она взяла нож и распорола мне лицо. А потом с этим самым ножом пошла в комнату нашей дочери. Мозги у Клэр совсем размягчились. От помощи она отказывалась. Твердила, что я ей завидую. Тогда я определил ее в лечебницу святого Модеста…
Я не удержалась и охнула, но тут же крепко стиснула зубы.
— …Надеялся, что ей там помогут. Но она и там как-то достала зелья, приняла слишком большую дозу и умерла.
— Простите... — пролепетала я. — Я не хотела вас расстроить. Мне очень жаль... А Регина?
— Что Регина? Она плохо помнит мать. Та ей не занималась. Когда Регина родилась, я взял на себя все — поиск кормилицы, няньки. Клэр редко заглядывала в детскую. Но вы понимаете, чего я боюсь. Того, что Регина могла унаследовать склонности моей жены. И ее дар. Слишком много горя он нам принес. Говорят, все люди Одаренные в той или иной степени. Если дар не развивать с детства, он погаснет даже у самых талантливых сенситивов. Пока, конечно, рано говорить об одаренности моей дочери. Ей всего восемь. Как, кстати, она успевает на ваших дополнительных занятиях?
— Неплохо... как все остальные дети. Ей нравится заниматься. Вот кто из детей Одаренный, так это Ланзо. Никаких сомнений.
— Так я и думал. Непростой мальчик.
— Да, непростой… Но что вы собираетесь делать с Региной дальше? Если она окажется Одаренной?
— Я все еще размышляю.
Он повел плечами, как будто его знобило, убрал трубку в футляр, поставил локти на стол и сцепил пальцы. А потом глянул на меня в упор и сказал резко:
— Откровенность за откровенность. Какие тайны скрываете вы, Эрика? Ни за что не поверю, чтобы Одаренная добровольно выбрала карьеру уездной учительницы. Зачем вы сюда приехали? От чего или от кого скрываетесь?
Я молчала. После той истории, что он мне рассказал, мне было бы вдвойне тяжелее исповедоваться. У его жены и у меня было слишком много общего. Но в то же время мы были совершенно разными.
Молчание затянулось, Роберваль откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Ясно, — сказал он. — Ладно, не буду настаивать. Идемте. Провожу вас домой.
Он подозвал хозяйку и потребовал счет.
— Сколько вы заплатили за мой обед? Вот, возьмите… — я полезла в кошелек.
— Бросьте, — он нетерпеливо дернул головой и встал. Я пристыженно спрятала кошелек.
После моего отказа делиться секретами, его манеры изменились, стали подчеркнуто холодными, а глаза мертвыми и враждебными. Возможно, он сожалел о своей откровенности. Я недоумевала: зачем он рассказал о своей жене и ее пороке?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
До Кривого дома мы шли молча. У крыльца Роберваль остановился и критически осмотрел кривые стены и косые окна, потом усмехнулся.
— Да, дом неказист.
— Мне тут уютно.
— Ну что за желание вечно противоречить и показывать, что вы всем и всегда довольны? Ни за что не хотите признаться даже в маленькой слабости.
— Не люблю ныть и жаловаться. Да и жаловаться мне не на что.
Он еще раз оглядел дом, повернулся, изучил пустынные окрестности.
— Что ж, мне пора. Регина ждет. Не забудьте крепко запереть дверь, Эрика. И если что-то случится... знаете, где мой дом?
— Нет.
— В конце главной улицы. Впрочем, вряд ли вы прибежите за помощью. Не в вашем это духе, верно? Будете погибать гордой и несломленной.
— Не считайте меня идиоткой. В случае опасности я позову на помощь. И... я очень благодарна вам, что вы нашли меня в лесу. Спасибо, господин Роберваль.
— Корнелиус, — напомнил он неприязненно. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи… Корнелиус.
Глава 16
Дела хозяйственные и педагогические
Я зашла в дом и закрыла за собой дверь. Прислонилась к стене и сползла на корточки.
Ну что за день! Поверить не могу, что он закончился.
Посидев так минут десять, со стоном поднялась, разожгла печь и светильник. Осторожно выложила на стол фотоаппарат. Завтра отнесу его Анвилу и попрошу проявить фотографии. И сяду за статью! Она выйдет сенсационной.
Но что я напишу? Правду о том, что увидела? И постараюсь дать всему разумное объяснение? Или мистическое, чтобы угодить редактору «Вестника оккультизма»?
Голова была тяжелой, как чугун. Хотелось поскорей упасть на подушку и забыться. Но при мысли о том, что я опять осталась одна, и страшный лес совсем рядом, там, в темноте, становилось страшно закрывать глаза.
Морщась от боли в ладонях, я умылась; бинты промокли, кожу защипало по новой, но менять повязку не было сил. Расстелила кровать, плотно задернула занавески и, когда приготовилась отойти от окна, услышала странный шум.
Хрюканье, топот и шебуршание. Уже догадываясь, кого увижу, прильнула к стеклу носом.
Так и есть: Вельзевул. Свин бродил под окнами и чесал спину о доски. Ну какое сообразительное животное! Из всех домов в Крипвуде выбрал мой, когда решил вернуться к людям.
Делать нечего: я высыпала в таз сухари, залила водой, вышла на крыльцо и поставила таз на землю.
— Велли! — позвала я. — Кушать подано.
Свин с топотом вырвался из темноты и погрузил морду в месиво, но тут же недовольно заурчал.
— Лопай, что дают, — посоветовала я. — Вкусных объедков у меня не водится. Завтра тебя заберет хозяин.
Пошла к двери и в последний момент успела отпихнуть Вельзевула, который вознамерился прошмыгнуть в комнату вместе со мной.
— Кыш! — грозно сказала я. — Охраняй дом!
Кабан понурился и забился в яму у крыльца. Я тоже отправилась на боковую. Неожиданно стало легче от мысли о том, что я теперь не одна, за стеной спит двухсотфунтовый кабан с мощными клыками.
Кровать показалась такой теплой и уютной, что я свернулась калачиком и моментально заснула.
* * *
Старик Герхард вовсе не обрадовался возвращению кабана.
— Значит, к вам прибился, шельмец, — пробурчал он и надвинул на лохматые брови картуз. Пожевал морщинистыми губами и задумчиво посетовал:
— Вот ведь незадача. Вы его как, в сарайке заперли?
— У меня нет замка на сарайке. Утром Вельзевул ушел в лес, но вечером, думаю, прибежит. Вчера так было. Приходите и забирайте вашего кабана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да на кой он мне сдался? — воинственно вопросил Герхард. — Жилистый, сала на нем с шиш. Характер сволочной. Постоянно соседские огороды травил, а мне расхлебывай. Ну ладно, коль заплатите пару кронодоров, отвезу его на бойню.
— На бойню?
