К тому же она становилась темной. Мне нужно было поднажать и перестать валять дурака. Она должна была держаться, должна была бороться, иначе этот мир будет разрушен.
***
Мастер Лонгвей вызвал меня к себе в кабинет в понедельник.
— Сядь, Блейк, — приказал он, и я сел напротив него.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня.
— Еще одно задание? — спросил я.
— Это имеет отношение к Елене.
Это привлекло мое внимание, но я не мог показать, что мне интересно.
Мастер Лонгвей пронзил меня пристальным взглядом.
— Мне нужно выяснить, мертв ли Пол, Блейк.
У меня отвисла челюсть.
— Возможно, он все еще жив?
— Мы не знаем. Елена была не в курсе. Она говорит, что Люциан убил его, но мы все знаем, что существуют зелья, которые могли бы сохранить его сущность.
— Вы имеете в виду зелье Калупсо?
Мастер Лонгвей торжественно кивнул.
— Думаете, виверны знают об этом?
Он пожал плечами и развел руками.
— Они могли бы. Мы не так уж много о них знаем.
Я потер виски и кивнул.
— Я посмотрю, что смогу выяснить.
Мастер Лонгвей вздохнул.
— Спасибо. Как у нее дела?
— Хорошо. — Я улыбнулся — первая искренняя улыбка, которую я когда-либо делал в его кабинете. — В ближайшее время она ничего не будет уничтожать.
Он рассмеялся.
— Были какие-нибудь побуждения убить ее?
— Предполагаю, что древние размышляли, когда выдвигали эту теорию. Я не чувствую необходимости доминировать над ней или устранять ее.
— Понимаю, — сказал он, будто все имело для него абсолютный смысл. Мне хотелось, чтобы он просветил меня, потому что я все еще изо всех сил пытался понять что-либо из этого.
— Есть что-нибудь еще? — спросил я.
— Нет, ты свободен, — сказал мастер Лонгвей, кивнув на дверь.
Я встал и ушел.
Если Пол все еще жив, король Хельмут устроит очередную резню. Я хотел пойти и выследить задницу Пола и заставить страдать за то, что он сделал с Люцианом, но если он все еще жив, если принял зелье Калупсо, мы не знаем, как он выглядел.
***
Я изо всех сил старался сдержать свое раздражение и иррациональный гнев. Я не мог дождаться сегодняшней Варбельской тренировки, чтобы избавиться от этих нежелательных чувств.
Я просто надеялся, что не откушу Елене голову.
Как только она приземлилась на горе, я почувствовал, что что-то не так.
Она едва заметила мое присутствие.
Что бы ни случилось в эти выходные, я чувствовал, что Елене все еще было стыдно за это.
Большую часть разговора вел я. Ее стены снова поднялись, и мне казалось, что она собирается снова погрузиться в ту темную дыру страданий, в которой она была до того, как я начал ее тренировать.
Я уговорил ее полетать со мной и перелетел на другую сторону горы.
Когда мы приземлились, она направилась прямо к деревьям, чтобы переодеться и накинуть халат. Ей все еще было неуютно обнаженной. Я накинул халат, пока ждал ее.
Она, шаркая, пробралась между деревьями, по-прежнему молча, пока мы шли к валунам.
Я не мог с этим справиться.
— Ты сегодня действительно тихая. Табита была груба с тобой? — пошутил я, пытаясь разрядить напряжение, повисшее в воздухе.
— Нет, она просто оставила меня с кучей дерьмовых бумаг, которые нужно было просмотреть. Мне понадобится вечность, чтобы найти его, — сказала Елена со вздохом.
— Она найдет его. Это обещание.
Она теребила выбившуюся нитку на халате.
— Да, надеюсь на это.
Я подождал несколько секунд, прежде чем заговорить снова.
— Я забыл тебя кое о чем спросить.
— Конечно, в чем дело?
— В тот день, когда умер Пол. Ты видела, как его тело превратилось в пепел?
— Мастер Лонгвей подговорил тебя?
Я одарил ее мягкой улыбкой.
— Нам нужно знать.
— Я не знаю, что я видела в тот день.
Я остановился как вкопанный. Возможно, в глубине ее сознания что-то есть…
Елена оглянулась через плечо и остановилась, когда поняла, что я не двигаюсь.
— Я могу помочь, если хочешь, — сказал я.
— Как? Читая мои мысли?
Весело. Она была единственной, кто смог заглянуть в мои мысли, а не наоборот.
— Я не умею читать мысли.
— Это была шутка.
— Мое убеждение может успокоить твой разум, и ты, возможно, сможешь вспомнить больше.
— Я не хочу больше ничего вспоминать. Поверь мне, я уже борюсь с тем, с чем застряла.
Я вздохнул. Мы вернулись к исходной точке. Но, с другой стороны, я просил ее изучить тот день, когда умер Люциан.
— Знаю, это тяжело. В тот день мы все потеряли удивительного человека.
— Блейк…
— Он был моим лучшим другом. Если Пол все еще где-то там…
— Если он все еще где-то там? Как он мог все еще быть там? — Ее голос звучал почти истерично.
— Что ты видела?
— Ты не ответил на мой вопрос! Люциан вонзил железный клинок ему в сердце. Железо убивает виверн.
— Елена, пожалуйста, просто скажи мне, что ты помнишь.
Она посмотрела в землю. У меня было подозрение, что мастер Лонгвей не все ясно объяснил.
Благодаря странной связи, которую я разделял с ней, я чувствовал, как она концентрируется. Эта связь, казалось, крепла с каждым днем, и это немного пугало меня.
Я чувствовал ее гнев. Интенсивный и непоколебимый.
Потом она посмотрела на меня, и это было так, словно она сбросила с себя гнев.
— Я не знаю, что видела в тот день, но я слышала, как она заставляла его что-то выпить.
Я прикрыл рот ладонями, а затем провел одной рукой по лицу и волосам.
— Что? — требовательно спросила она.
Черт! Как я мог объяснить ей это так, чтобы она не взбесилась?
— Блейк. — Она потянула меня за руку, пока я не посмотрел на нее.
— Что? Пол все еще жив?
Я посмотрел вниз.
— Может, и так, — выпалил я.
— Может быть, но как?
Я опустился на ближайший валун.
— Просто сядь.
На мгновение я подумал, что она собирается поспорить со мной, но она села рядом со мной и наклонилась вперед.
Мне приходилось тщательно подбирать слова, потому что интенсивность ее чувств передавалась и мне.
— Есть такое зелье; это два разных вида, которые составляют единое целое.
— Перестань говорить со мной загадками. Что ты имеешь в виду под двумя разными?
— Два зелья, но вместе они могут сотворить нечто непростительное.
Она нахмурилась.
— Например, что?
— Оно называется Калупсо. Одно зелье выпивает человек, который становится хозяином, второе — тот, кому нужен хозяин. Его тело исчезает, а сущность впитывается в носителя.
— Это не имеет смысла!
— Если ты слышала, как она сказала, что ему нужно выпить, то это могло быть только так. Ты видела, как она что-то пила?
— Я была занята превращением в дракона. Я не знаю, что видела. — Она погладила свои колени. — Как это работает?
— Она гиппогриф или оборотень. Гиппогрифы не имеют человеческого облика. Если бы она была Виверной, она могла бы пожертвовать собой, и он занял бы ее место в теле, но поскольку они не были одинаковыми, ей понадобился другой хозяин, Виверна, чтобы спасти его жизнь.
— Так ты хочешь сказать мне, что Пол все еще жив?
Я кивнул.
— Но мы не знаем, кто он такой, поскольку его человеческий облик — не облик Пола. Он хозяина, чью жизнь он забрал.
Елена глубоко вздохнула. Я старался сохранять спокойствие.
— Ты же знаешь, она любила его. Как это могло сработать хотя бы отдаленно? Гиппогриф и виверна?
— Точно так же это работает между драконом и человеком. — В ее глазах появилось еще больше вопросов, и я пожалел ее за то, что она ничего не знала о нас.
Она закрыла глаза и отвернулась, теребя волосы.
— Мне так жаль. Я знаю, что ты чувствовала к Люциану.
Она посмотрела на меня в замешательстве.
— Что? — спросила она.
— Тебе, должно быть, трудно смириться с тем, что Пол все еще где-то там.
