Тарвин был так рад, что может спокойно, без приключений, доехать до Кейт, что мог бы сейчас швырнуть толпе все, что имел, - пожалуй, даже и саму Наулаку. Он раздал цыганам целую горсть меди и серебра, и снова поднялся шум и крик, к которому, однако, примешивался едкий смех; цыгане о чем-то перекрикивались, словно издеваясь над кем-то. И тут лицо махараджи Кунвара стало пунцовым. Он склонился вперед, прислушиваясь к крикам, а потом воскликнул:
- Клянусь Индрой, это они о нем кричали! А ну, чтобы духу их здесь не было!
По мановению его руки свита бросилась вперед, смешалась с цыганами и разбросала их костры, подняв пепел к небу; своими саблями они плашмя, наотмашь били ослов, пока те не обратились в бегство; а тупыми концами копий поддели легкие коричневые шатры кочевого народа и унесли их с собой.
Тарвин с удовольствием взирал на погром табора, который непременно помешал бы ему добраться до Кейт, если бы он был сейчас один.
Умр-Сингх закусил губу. Потом, повернувшись к махарадже Кунвару, улыбнулся и в знак преданности законному властелину выдвинул из ножен свою саблю.
- Это справедливо, брат мой, - сказал он на местном наречии. - Но не твоем месте, - голос его окреп и зазвучал громче, - я бы не стал прогонять цыган слишком далеко. Они всегда возвращаются.
- Да, - подхватил чей-то голос из толпы, мрачно взиравшей на гибель табора, и добавил значительно: - Цыгане всегда возвращаются, мой король.
- Совсем как собаки, - процедил сквозь зубы махараджа. - И те, и другие получают пинки. Поехали!
Столб пыли приблизился, наконец, к дому Эстесов, а в середине этого облака в полной безопасности приехал Тарвин.
Он велел мальчикам, чтобы они поиграли пока вдвоем, а сам, перепрыгивая через две ступеньки, вбежал в дом. Кейт сидела в темном углу гостиной с шитьем в руках. Когда она подняла голову, он увидел, что она плачет.
- Ник! - прошептала она почти беззвучно. - Ник!
Он в нерешительности остановился на пороге; она бросила работу и встала, задыхаясь от волнения.
- Вы вернулись! Это вы! Вы живы!
Тарвин улыбнулся и протянул к ней руки.
- Живой - можете убедиться в этом сами!
Она сделала шаг вперед.
- Ах, я так боялась...
- Ну идите же сюда!
Она несколько неуверенно приблизилась к нему. Он привлек ее к себе и обнял. И целую долгую минуту ее голова покоилась на его груди. Потом она посмотрела на него.
- Я совсем не то имела в виду... - запротестовала она.
- Ох, только не надо оправдываться! - поспешно произнес Тарвин.
- Она пыталась отравить меня. Я ничего не знала о вас и была уверена, что она вас убила. Я представляла себе всякие ужасы!
- Бедная девочка! И в больнице у вас плохи дела. Трудненько вам пришлось в последнее время. Но мы все это переменим. Мы должны уехать как можно скорее. Я подкоротил ей коготки, но ненадолго. У меня в руках заложник. Но долго мы на этом не продержимся. Нам надо побыстрее убраться отсюда!
- Нам! - повторила она слабым голосом.
- А что, вы хотите уехать одна, без меня?
Она улыбнулась, освобождаясь из его объятий.
- Но я хочу, чтобы вы уехали.
- А вы?
- Не надо думать обо мне - я того не стою. Я проиграла битву. Все, что я хотела сделать здесь, провалилось. У меня в душе все словно выгорело, Ник! Выгорело!
- Ну и хорошо! Мы затеем новое дело и пустим вас в новое плавание! Я именно этого-то и добиваюсь. И ничто не напомнит вам о том, что вы когда-то были в Раторе, моя дорогая.
- Это была ошибка, - сказала она.
- О чем вы?
- Все-все было ошибкой. Мой приезд сюда. И то, что я думала, что смогу осилить это дело. Это работа не для девушки. Может быть, это мое призвание, но эта работа мне не по силам. Я сдаюсь, Ник. Отвезите меня домой.
Тарвин издал совершенно неприличный крик радости и снова заключил ее в свои объятия. Он сказал ей, что они должны немедленно обвенчаться и отправиться сегодня же ночью, если она успеет собраться, и Кейт в ужасе от того, что грозило ему, колеблясь, согласилась. Она заговорила о сборах в дорогу, но Тарвин отвечал, что они начнут думать об этом после того, как дело будет сделано. Они смогут купить все, что нужно, в Бомбее пожалуйста, целые торы вещей. Он не давал ей опомниться, буквально забрасывая ее своими родившимися экспромтом планами и идеями, когда вдруг она перебила его:
- А что же будет с плотиной, Ник? Нельзя же бросить ее.
- Ерунда! - закричал Тарвин взволнованно. - И вы могли подумать, что в этой речушке есть золото?
Она вырвалась из его объятий и уставилась на него взглядом, исполненным порицания.
- Вы что, Ник, хотите сказать, что вы всегда знали, что там нет золота? - спросила она.
Тарвин быстро нашелся с ответом, и все же не настолько быстро, чтобы она не успела прочесть правду в его глазах.
- Я вижу, вы знали это, - сказала она холодно.
Тарвин понял размеры бедствия, которое грянуло, как гром среди ясного неба, и сразу же изменил линию поведения: он взглянул на Кейт с улыбкой.
- Конечно, знал, - сказал он. - Но мне нужны были эти работы в качестве прикрытия.
- Прикрытия? - переспросила она. - Что же вам надо было прикрывать?
- Вас.
- Что вы имеете в виду? - спросила она, и от ее взгляда у него мурашки побежали по коже.
- Индийское правительство не позволяет никому из иностранных граждан проживать в этом государстве без определенной цели. Не мог же я сказать полковнику Нолану, что я приехал сюда, чтобы ухаживать за вами!
- Не знаю. Но вы могли постараться не тратить деньги махараджи на осуществление этого... с позволения сказать, плана. Честный человек сумел бы избежать этого.
- О, полноте! - воскликнул Тарвин.
- Как вы могли обмануть махараджу, уверив его, что в вашей работе был смысл! Как вы могли позволить ему выделить вам тысячу человек на ваши бессмысленные занятия! Как вы могли брать у него деньги! О, Ник!..
Он смотрел на нее, и предчувствие поражения закрадывалось в его сердце - поражения, которое лишало его жизнь смысла.
- Послушайте, Кейт, - заговорил он, - знаете ли вы, что вы говорите о самом грандиозном розыгрыше, свидетелем которого была Индийская империя с момента сотворения мира?
Это был, конечно, изящный довод, но недостаточно убедительный. Он почувствовал, что ему придется искать более весомое оправдание, когда она ответила ему:
- Что ж, тем хуже, - ив голосе ее звучали опасные холодные нотки.
- Да, Кейт, согласитесь, что с чувством юмора у вас всегда было плохо. - Он сел рядом, наклонился к ней и, взяв ее за руку, продолжал: - И все-таки, разве вам не кажется забавным, что я разрыл полгосударства только для того, чтобы быть рядом с одной маленькой девочкой - очень милой, прелестной, но очень-очень маленькой, просто крошечной по сравнению с долиной Амета? Ну говорите же - не кажется, да?
- Это все, что вы хотите сказать мне? - спросила она. Тарвин побледнел. Ему был знаком этот тон непреклонной решимости, которая сейчас слышалась в ее голосе. Обычно этот тон сопровождался презрительным взглядом, когда она говорила о чьей-то моральной нечистоплотности, волновавшей и возмущавшей ее. Он услышал в нем свой приговор и содрогнулся. И в следующее мгновение понял, что настала критическая минута в его жизни. Он взял себя в руки и проговорил нарочито спокойно, с деланной легкостью и беззаботностью:
- Я надеюсь, вы не думаете, что я не заплачу махарадже по счету, правда? Не могли же вы подумать, что я не заплачу за подобное представление?
Но в глубине души у него билась одна мысль: "Ей это отвратительно. Она это ненавидит. Почему я раньше об этом не подумал? Ну почему?" А вслух он произнес:
- Я получил изрядное удовольствие, а теперь приобрел вас. За то и за другое мне придется заплатить недорого, и потому я сейчас пойду и заплачу по счету, как человек мелочный и честный. И вы должны об этом знать.
Но она не ответила на его улыбку. Он вытер пот со лба и с тревогой посмотрел на нее. При всей своей легкости и внешней непринужденности он никогда не знал наверняка, что она скажет в следующую минуту. А она не сказала ничего, и он вынужден был продолжать, чувствуя, как холодный ужас сжимает ему сердце.
- Не правда ли, Кейт, все это очень в моем духе - я говорю об этом проекте перекрытия реки? Очень похоже на человека, которому принадлежит шахта, приносящая 2000 долларов в месяц, - такому человеку и карты в руки, пусть, дескать, затевает в этой пустыне странные игры, чтобы заставить доверчивого индийского князя раскошелиться и заплатить несколько тысяч рупий.
Он произнес этот экспромт, объяснявший причины его поведения, фамильярным и развязным тоном, который был вызван отчаянием.
- О какой шахте вы говорите? - спросила она.
- О "Долгожданной", конечно. Разве я не говорил вам о ней?
- Да, говорили, но я не знала...
- Что она приносит мне столько дохода? Да, но дела обстоят именно так. Хотите прочитать об этом в газете?
- Нет-нет, - ответила она. - Но вы же становитесь... Послушайте, Ник, вы же становитесь...
